— После того как вы внимательно разглядели череп, мне трудно понять ваш интерес к тому, что его покрывает. Волосы как волосы. — Примостив сумку на раковине, она затолкала в одно из отделений свою щетку для волос и обернулась с улыбкой. — Я думаю, больше мне здесь делать нечего.

— Несколько минут назад вы так торопились к Стивену. Теперь я что-то не замечаю этого. И в самом деле, никто не просит вас это делать, если вам не хочется, Рейн. Я не буду хуже думать о вас, если вы отступите сейчас.

— Да, но я буду скверно думать о себе.

Рейн была рада, что в лифте к ним присоединились две студентки-медички. Их хихиканья и взгляды, бросаемые исподтишка на Кайла, отвлекли ее от жутких мыслей о том, что ей предстоит увидеть. Внезапная остановка кабины вновь вернула Рейн к ним, и она содрогнулась.

Они вошли в помещение с запахом антисептика, и с Рейн едва не сделалось дурно от этого запаха и недобрых предчувствии. Но вот они миновали его и вошли в детскую палату. Все увиденное здесь Рейн сразу вызвало у нее вздох облегчения. Ей показалось, будто она попала в большой солнечный парк. Везде была желтая керамическая облицовка, висели рисунки клоунов в рамках. Ее внимание привлекла и сценка из популярного стихотворения, нарисованная яркими красками. На окнах были занавески из бумажной материи желтого цвета. Благодаря им даже пасмурный день за окном казался солнечным. Еще Рейн увидела целый парад, выстроенный из стульев-качалок. Один из них еще качался. Улыбаясь, она посмотрела, как сестра в халате и маске кормила с ложечки ребенка, который, видимо, только что сидел на этом стульчике.

— Привет, доктор Бенедикт. — Маленькая блондинка, стоявшая за письменным столом, на котором было множество бумаг, с интересом наблюдала за вошедшими. — Вы сегодня рано делаете обход.

— А вы, как обычно, задерживаетесь после своей смены.

— Составляю график. — Медсестра состроила гримасу, желая показать, как ей не нравится эта работа, затем посмотрела своими зелеными глазами на Рейн.

— Рейн Джекобс, Андреа Каммингс, — познакомил их Кайл.

На живом лице Андреа появилось сочувствие. Рейн подумала, что малыши, наверное, любят ее. Все ее существо излучало тепло и энергию. Даже ее внешность была располагающей к себе. Белый брючный костюм она носила с розовым свитером. Рукава были чуть закатаны, и на руке Рейн заметила черно-красные часы с Микки-Маусом. Из нагрудного кармана высовывалась головка маленькой игрушечной коалы.

— Мы хотим увидеть Стивена Томпсона, — объяснил Кайл, и, к облегчению Рейн, Андреа не спросила о причинах ее личного интереса к мальчику. Кивнув, она вынула нужную карточку.

— Вот, пожалуйста. Мы перевели его в комнату 412, — доложила сестра, пока Кайл разглядывал карточку. — Его жизненно важные органы в порядке. — Андреа улыбнулась. — Он крепкий малыш. Я, вероятно, полюблю его.

— Вы любите их всех, Энди, без разбора.

— Нет, вы посмотрите, кто это говорит! — шутливо отпарировала сестра.

Их легкая дуэль не затянулась, и вот настала желанная минута свидания со Стивеном. Как теперь Рейн была благодарна Кайлу за то, что он показал ей тот рисунок в журнале, прежде чем она вошла в комнату малыша. Бросив свою сумку на стул, она подошла к железной кроватке, в которой спал ребенок, стараясь не замечать страшную штуковину, державшую его худенькие ножки в подвешенном состоянии. Посапывая, он вертел головкой на матрасе и сосал большой палец. Ссадина, о которой Рейн помнила со вчерашнего дня, распухла и опасно посинела. Она увидела пластырь, наклеенный вокруг ребер, пониже сбившейся больничной одежды. Одна его маленькая ручка была привязана к доске, защищавшей ее от случайного укола иглы для внутривенного вливания.

Внимательно наблюдая за мальчиком, как и она, Кайл, стоявший рядом, прижался к ней, и она почувствовала тепло его тела. На Рейн все это действовало успокаивающе, а он, понимая ее жуткое состояние, стал обеими руками массировать ее плечи. Нежность Кайла в эти минуты не показалась Рейн чем-то неуместным или дерзким. Не приди он ей сейчас на помощь — она, возможно, не устояла бы на ногах.

Ребенок во сне брыкался и, вероятно, старался освободить ножки. Оба взрослых тихо искали на маленьком личике какие-нибудь следы сознания. Маленький ротик энергично сосал палец, а потом ребенок вынул его изо рта. Мягкая нижняя губка задрожала, как бывает перед началом плача.

— Тсс, малыш. — Рейн, что-то нежно напевая, нагнулась над перилами и вернула маленький кулачок на место. Стивен опять стал жадно сосать, потом, неожиданно для обоих взрослых, его глаза открылись, остановились на Рейн и заблестели.

— Мама, — прошептал он.

Сердце Рейн пронзила боль.

— Ничего не говорите! — немедленно предупредил ее Кайл. — Все. Все. Пошли.

Она опиралась на Кайла, пока он провожал ее в пустой конференц-зал. Здесь на смену невыносимой боли, пронзившей ее, пришел вдруг беспричинный гнев, который у женщин ее типа иногда становится защитной реакцией на стресс. В глазах вспыхнули сердитые огоньки.

— Вы смотрите в будущее, правда? Тогда не прикасайтесь ко мне и не говорите ничего, ведь я и так не знаю, что делать.

— Рейн, подойдите сюда. — Он сам подошел к ней, но она отпрянула прочь. — Послушайте, это не было испытанием, которое вам предстояло пройти. Вы вели себя прекрасно. Вы были великолепны. Теперь вы потрясены, вам тяжело и, конечно, вы правы, если ищете способ разрядки. Может, хотите ударить меня? Ударьте, сделайте милость.

Она сжала руку в кулак и ткнула его в грудь.

— Я чувствую себя… такой… беспомощной! Кайл, а что мы скажем ему о его матери?

Она уставилась на него, а он, тяжело вздохнув, притянул ее к себе.

— Постойте так, совсем близко. Пожалуйста. Зря вы думаете, что это вам не нужно. Это вам необходимо.

Рейн уткнулась головой ему в плечо, слишком слабая для борьбы и возражений. Она слышала ровный стук его сердца, прильнув к его крепкому телу. Ей хотелось заплакать, но она сдержалась и смазнула непрошеную слезу, понимая, что он может запретить ей снова войти в комнату Стивена Томпсона. Все-таки она решила туда вернуться. Кайл понял ее намерение.

— Мне необходимо. — Рейн произнесла эти слова с каким-то новым для него выражением лица. — Вы здесь главный, не так ли? Мне кажется что ваше сопереживание — это не лучший вариант поведения врача в данных обстоятельствах.

— Откуда же, по-вашему, оно у меня берется? — Голос его был мягким, но Рейн знала, что рассердила его своими словами. Она это чувствовала по его глазам, по тому, как он весь напрягся. — Если вам нужна моя благожелательность, будьте со мной честны. Не старайтесь казаться такой хладнокровной.

Рейн кивнула головой, чувствуя, что раскрыла себя этому человеку за 24 часа больше, чем Гавину Рейнолдзу за год. Она не была очень увлечена физической стороной их отношений, но в Кайле было что-то безотказно воздействующее на ее дух и тело. А не было ли в этом чего-то опасного? Рейн не могла сказать ему, что она испытывала в его присутствии, чтобы, не дай бог, он не возомнил, что может управлять ее реакцией.

Покорившись его доводам, она тихо спросила:

— Мне позволят прийти завтра?

Кайл смотрел в ее глаза, как ей показалось, целый век, но его красивое лицо было непроницаемо.

— Рейн…

— Кайл, я знаю, что вы думаете, и я хотела, чтобы вы не думали так.

— Рейн, вы знаете, чем это может кончиться, если вы будете приходить? — Он взял ее за плечи и сжал, будто хотел встряхнуть. — Больной ребенок — это тяжко. Вы уже почувствовали сильнейший стресс, а это было только начало. А что, если малыш через два дня проснется, вспомнит, что видел здесь «маму», и встревожится? Ему будет обидно, скучно, одиноко! Он начнет и дальше все вспоминать, плакать. А когда вы узнаете истинное положение вещей, вы быстренько сообразите, что у вас нет ни моральных, ни каких-либо других обязанностей быть вовлеченной в эту страшную драму.

— У меня есть обязанность перед собой, — страстно вырвалось у Рейн. — Я хотела бы объяснить вам причины, почему я должна это сделать! Но я не могу, а если бы и смогла объяснить, я уверена, что вы бы меня не поняли.