Так оно и оказалось. Вслед за ними, не спеша, словно выбирая, которого хватать, летел крупный тетеревятник. Зайцам оставалось до тополей метров двести, как вдруг один из них исчез, будто провалился средь чистого поля. Остальные продолжали бежать, но хищник постепенно отставал от них. И тут стало заметно, что у тетеревятника отвисает туго набитый зоб: ястреб летел с охоты. Уже сытый, направляясь к месту отдыха, пролетал он над бывшей бахчой и выпугнул из реденького бурьяна четверку отлеживавшихся там русаков. Не выдержали у зайчишек нервы, и припустили они к саду, к спасительным непроходимо-непролазным зарослям терна, не замечая того, что тетеревятник, наверное, и не смотрел на них. А один юркнул в присыпанную снегом бетонную трубу, которую оставили в поле. Когда я заглянул в дыру, просвет в трубе был закрыт сидевшим там зайцем. Он даже не пошевелился, когда, смахнув снег, я похлопал по гладкому бетону ладонью. Следов у обоих концов трубы было достаточно. Видно, зайцы в ней отсиживались не раз. И под вечер, возвращаясь домой, мы по свежему следу узнали, что спасавшийся от ястреба заяц был вторым, а первый сидел там с утра.

В феврале 1953 года, когда я начинал охотиться на зайцев, один русак показал, как можно уйти невредимым из лисьей пасти. Было это в Казахстане, в песках между Аральским морем и Мугоджарскими горами. Зима выдалась для тех мест на редкость снежной: уже в декабре заваленные снегом пески были почти непроходимыми для пешего человека. А зайцев там было не сосчитать! Попробовал охотиться верхом, но полудикие степные лошадки все как одна оказались настоящими союзницами зайцев. Они были послушны, пока ружье было за плечами или под коленом. Но стоило только немного приподнять стволы, как лошадь в испуге начинала крутиться на месте, и прицелиться и попасть в скачущего зайца было невозможно. Увидев мою «джигитовку», пастух-казах сказал: «Возьми верблюда. Верблюд ничего не боится. На него можно пушку ставить».

Охотничье утро выдалось без солнца, ветра и мороза. Рослый, с роскошной гривой-подвесом верблюд даже петь пробовал от хорошего настроения. Первую жировку — место, где кормился заяц, отыскали быстро. Русак истоптал почти круглую площадку метров пяти в диаметре. Но ни одного следа в сторону от этой площадки не было. Словно улетел заяц. Пока я гадал, куда девался заяц, верблюд стоял равнодушно, однако, когда я тронул его с места, он как-то неуверенно, с опаской чуть переступил вбок и стал снова. Такое непослушание не в верблюжьей натуре. Я посмотрел вниз: маленький зверек лежал прямо под огромным брюхом верблюда-великана. Видел его верблюд, когда шагнул через него? Конечно! Но сейчас не видел и не мог сделать нормальный шаг, чтобы не наступить ненароком на живое существо. Хотел я того смельчака кончиком нагайки пощекотать, да показалась мне в спокойном взгляде верблюда укоризна: «Оставь его!» У этого зайца, правда, выбора особого не было: бежать по глубокому, рыхлому снегу было не менее рискованно, чем оставаться на месте. И он позволил верблюду перешагнуть через себя, не уступил ему дорогу, не шевельнулся, чтобы не наступили ненароком на него, маленького и беззащитного. Такой имел право жить.

Верблюд шагал вдоль песчаной гряды уже, наверное, час, а нигде больше не было ни единого заячьего следа. Тоже загадка: ни одного зайца там, где были десятки. Ведь не мор же прошел среди них! Но тут в разрывы туч стало выглядывать солнце, появились тени, и стали заметны присыпанные снегом ямки. Значит, ходили, кормились русаки вечером и в первую половину ночи. Значит, где-то здесь и лежат под снегом. Уж очень не хотелось ехать обратно с пустыми руками, и, поднявшись на бугор повыше, стал я в бинокль искать следок посвежее.

По дальнему, пологому склону шла лиса. Вернее, не шла, а плыла по снеговой пелене, оставляя за собой голубоватую борозду. Красивое это зрелище, когда по сверкающей белизне идет красный зверь. Но шел этот зверь явно по невидимому мне следу: лиса искала зайца. А почему бы не посмотреть, что у нее получится? Тем более, что ей никто не мешал, а на нас она и не взглянула ни разу. Обшаривая в бинокль склон впереди лисы, увидел я желтоватое пятнышко на нем и чуть заметную тень от бугорка или валика снега. Ясно: там зарылся заяц, туда шла лиса. Еще шаг. Еще. Сейчас будет схвачен беспечный косой. Но как только лисий нос приблизился к желтоватому пятнышку, снег перед ним бесшумно взорвался. Заяц вырвался из своего убежища, перемахнул через лису и комком покатился по склону, чуть забирая кверху, к его гребню. И уже на последних перед гребнем буграх, там, где снег был не такой глубокий, разглядел я, что вместо пышного хвоста-цветка у зайца краснел голый прутик. Стало быть, лиса успела извернуться и на лету цапнуть выскочившего зайца. Но в ее пасти остался только клок густой шерсти вместе с кожей с хвоста. Куцый хвостишко спас хозяину жизнь. Лиса чуть замешкалась, выплевывая его, и безнадежно отстала от зайца.

Желтизна на том месте, где прятался русак, была песком. Заяц выкопал полунорку-полупещерку на склоне, засыпал вход изнутри снегом, оставив узенькую щелку для наблюдения за собственным следом, чтобы видеть, кто подойдет по нему. Ну, и песка немного выбросил. Лису он, конечно, видел, но рисковать не стал, потому что лежал головой в ее сторону. Тут был свой расчет: выскакивать навстречу нельзя, пробиваться сквозь заднюю стенку пещерки рискованно (потеряешь твердую опору под ногами). Заяц нашел единственно верный выход. Хвоста он лишился не навсегда: кожа на нем нарастает быстро. Бывает, так о колючку распорет спину, что, кажется, вся шкура с него свалится. Но через неделю уже затянет располосованную кожу, а потом и шерстка нарастет новая.

За четыре с лишним десятилетия моей зоологической практики было немало и других интересных встреч с заячьим племенем. Но не все записаны в дневники, многие мелочи безвозвратно просеялись сквозь редеющее сито памяти. Зато нынешние воспоминания о необычных, забавных, трагичных и самых будничных случаях с зайцами не вызывают у меня угрызений совести. Никто из них не поплатился за это жизнью. И все больше растет убеждение, что нет еще таких знатоков, которым до тонкости были бы известны все подробности заячьего поведения. Можно было бы порассуждать о том, что больше зайцу по душе: день или ночь, рассказать о жизни особого клана зайцев городских пустырей, о зайцах-подростках и их играх, о ночных огнях заячьих глаз в степи, о многом другом. Но я хочу закончить этот очерк вопросом: да, заячья жизнь полна опасностей, но труслив ли заяц?

Леонид Леонидович Семаго ПЕРО КОВЫЛЯ

Редактор Т. И. Баскакова Художник-редактор Л. А. Клочков Технический редактор О. В. Нагаева Корректоры Н. Н. Масленникова, Т. И. Кунаева

ИБ № 1301. Сдано в набор 21.01.86. Подп. в печ. 05.09.86. ЛЕ03963. Форм. бум. 70x108/32. Бумага типографская № 1 и мелованная. Литературная гарнитура. Высокая печать. Усл. п. л. 10,2. Усл. кр.-отт. 12,1. Уч.-изд. л. 10,2. Тираж 5000. Заказ 990. Цена 70 к.

Цветная вкладка отпечатана в типографии № 5 Союзглавполиграф-прома при Государственном Комитете Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, ул. Мало-Московская, 21.

Издательство Воронежского университета Воронеж, ул. Ф. Энгельса, 8 Типография издательства ВГУ Воронеж, ул. Пушкинская, 3