Впрочем, себя самого Мэтт жалел не меньше. Останься Ральф в живых – на него не лёг бы груз ответственности единственного наследника одного из самых уважаемых семейств Теннесси. Конечно, теперь у папаши с отцом нет простора для манёвра – если Мэтт приведёт в дом супруга, они вынуждены будут его принять. Вот только жить они спокойно им с Доном не дадут. Они с него не слезут, пока не вынудят либо развестись, либо свалить от них ко всем чертям куда подальше. Долгие размышления решительному по натуре Мэтту не понадобились. Они с Доном уедут, не дожидаясь всей этой возни. Решится вопрос с наследством от деда – и адью. Можно перебраться во Флориду, заняться там теми же инвестициями в строительство, а можно податься к предкам Донни в Бостон. Да много где можно устроиться. Деньги есть, любимый рядом – чего ещё не хватает-то?
В таких мыслях альфа добрался обратно к дому родителей – сейчас состоится ритуальный обед, а потом можно и смыться по-тихому. Но поминальная трапеза была обставлена с той же помпой, что и вся церемония, так что пришлось Мэтту сидеть ещё час между старым идиотом Тедом Дельфи и собственным папашей и любоваться на весь этот надоедливый спектакль. Допив наконец кофе – к счастью, вкусный, как и вся еда на столе, что хоть немного примирило альфу с ситуацией, - Мэтт поднялся со своего места и собрался прощаться. Отец, оторвавшись от увлечённого поедания куриной ножки, запечённой в слоёном тесте, махнул костью, как волшебной палочкой:
- Мэтью, на твоё имя пришло письмо. Твой папочка, по обыкновению, забыл тебе об этом сообщить.
- Ничего я не забыл, - тут же бранчливо, хотя и вполголоса, чтобы не слышали благонравные соседи, вставил Дейн. – Я вам не мальчик на побегушках. Оно там, на каминной полке. В следующий раз, Мэтью, будь так добр – сообщай своим корреспондентам, где ты сейчас проживаешь чаще всего. Мне делать больше нечего, как гонять Фреда через весь город в конуру твоего этого янки.
- Умерь пыл, папа. Ты так психуешь, будто не Фреда гоняешь, а сам ездишь.
Радуясь, что сейчас наконец-то уберётся отсюда, Мэтт прошёл к камину. Взял плотный конверт, сунул в карман пиджака и, вежливо – под пристальным взглядом папы – попрощавшись с гостями, вышел из дома. Когда он вдохнул свежего воздуха, напоенного ароматом зацветающих магнолий и энергией просыпающейся от зимней полудрёмы субтропической природы, альфа почувствовал себя узником, вышедшим из тюрьмы после многолетнего заключения. Несправедливого и безвинного, притом.
Донована ещё не было дома – точнее, уже не было, он снова убежал, на этот раз помогать приятелю строить вольер для собаки. Об этом альфу извещала записка на кухонном столе. Кроме того, в ней говорилось, что буде ненасытный обжора мистер Деверо захочет есть, то он сможет перекусить оставленными в духовке запечёнными с мясом цуккини, а также о том, что, несмотря на все его очевидные и скрытые недостатки, Донни его очень любит.
Мэтт прочёл записку, посмеялся и сбросил пиджак на пол. Пока он снимал галстук, заметил вывалившийся из кармана конверт – альфа совсем забыл про него. Тяжёлый, плотная бумага. Адрес дома Деверо - 2241, Уэст-Тайн-драйв, Бель Мид, Нэшвилл, Теннесси - впечатан на компьютере. Имя отправителя – Паоло Мастрантонио – ни о чём Мэтту не говорило. Должно быть, опять пачка документов от нотариуса из Мемфиса. Как же они все надоели, эти долбанные бюрократы. Чертыхаясь, альфа отбросил вконец запутавшийся галстук в сторону – тот улетел в ванную и приземлился там на полке с зубной пастой, - взял конверт, разорвал край и вытряхнул содержимое на кухонный стол.
Бумаг в конверте не было. Там были фотоснимки – шесть штук. «Что ещё за ерунда» - недовольно подумал альфа, беря один из них и рассматривая. Он не сразу понял, что именно ему прислали, что изображено на фотографиях – так разум вначале отказывается принять известие о смерти кого-то очень дорогого. Но глаза не обманывали альфу – на фото был Донни. В своей постели, в той самой, что стояла сейчас в спальне у окна, в той самой, на которой они ещё вчера вечером занимались любовью. Голый, с блестящим от испарины телом, зажмуренными от удовольствия глазами и приоткрытыми в громком стоне губками – именно так он выглядит, когда кончает, этого ли Мэтту не знать. Он сам сколько раз заставлял его так зажмуриваться… Вот только на снимках вторым в постели был не он. Какой-то парень, молодой, чернявый, гораздо полнее Мэтта, и с волосатой грудью. Он нависал над омегой, устроившись между его широко раздвинутых ног – любимая поза Донни, с подушкой под поясницей. И трахал его. Чужой мужик, противный и губастый, трахал его омегу. И тому, судя по его реакции, это нравилось.
Альфа бросил снимок на стол, словно тот был ядовит. Ноги его вдруг в один момент налились свинцом, руки затряслись, сердце заколотилось, как взбесившийся дизель. Не может быть. Да что же это, чёрт возьми, такое?! Как это понимать?! В безумной стихии эмоций, в одну секунду хлынувших в душу и мозг альфы, - так цунами смывает всё живое с маленьких островков, - чётко выделялась лишь одна мысль – за что?! Почему Донни с ним так обошёлся?.. Значит, не зря, не зря он почувствовал чужой запах, он был, и Дон врал ему – зачем?! Как так вообще может быть?!
Ну а собственно, почему нет?.. Кто сказал, что Донни Холден – безгрешный ангел? Он и раньше не был особенно строгого нрава, просто Мэтт полюбил его, вот и вообразил себе идеального омегу. А некто взял и открыл ему глаза – интересно, кто он, этот Мастрантонио, и зачем ему это нужно?.. А уж не он ли на этих мерзких снимках – внешность подходящая… Мысли альфы побежали наконец по единому, но крайне неприятному руслу. Вот они, фото. Вот он, чужой запах. Какие ещё нужны доказательства? Омега ему лгал, нахально и умышленно лгал прямо в глаза. Трахаясь за его спиной с этим итальянским жеребцом.
Альфа почувствовал себя отвратительно. Даже не будучи официальным мужем омеги, он уже примерил рога. И они ему явно не идут. Как же противно на душе… Ревность, обида, злость, боль, всё разом. Да он просто издевался. А сам, должно быть, посмеивался над наивным старозаветным южанином. Да, Мэтти, я так люблю тебя… Мне тебя-то много… Уж конечно, много, после такого-то ёбаря. Шлюха. Шлюха янки.
Мэтт вскочил со стула, на котором сидел. Схватил снимки, затолкал их обратно в конверт. Так, всё, пора отсюда уходить. Объясняться с этой лживой тварью он не намерен. Хватит с него унижений, ещё недоставало опять выслушивать враньё и оправдания. Альфа молниеносно собрал свои вещи – их оказалось довольно много, они с Доном встречались уже месяцев десять. Интересно, сколько из них он путался с этом козлом? Должно быть, это началось недавно, иначе Мэтт бы уже раньше что-то почувствовал.
Ну вот и прекрасно. Пусть этот лживый мерзавец с его чистыми красивыми глазками трахается с кем хочет, пусть кому-нибудь другому наставляет рога. Как же чертовски больно… Ведь ещё несколько часов назад Мэтт планировал уехать с ним подальше от родителей, завести детей и жить душа в душу, как жили они до этого… А теперь выходит – правы были родители-то. А дураком оказался он. Вместе со своими планами, мечтами и такими уже любимыми и желанными шестерыми детишками… Мэтт сдавленно застонал, изо всех сил ударив кулаком по дверному косяку. Он даже не заметил, как распорол ладонь торчащим из неё гвоздем – так сильна была душевная боль, что физическая совершенно не ощущалась. Пнув стену ногой, он вышел из домика омеги, не трудясь запирать его, забросил в багажник пакеты с вещами и сел в машину, хлопнув дверью ни в чём не повинной «Феррари». Спорткар сорвался с места и исчез за поворотом на Шелби-авеню.
Глава 4
Маленький «Фольксваген Битл», с трудом маневрируя, объехал по встречной полосе занявший собой половину проезжей части Лиллиан-стрит старый, ободранный «Форд Мустанг», с помятой дверью и ржавыми колпаками на колёсах, обутых в разнокалиберную резину. «Жук» припарковался сразу за «Мустангом», и выскочившая из него миниатюрная девушка громко сказала: