— Вот тебе раз! — огорчилась Настя и прижала дочку к себе. — Не одна ты остаёшься, тётя Даша с тобой.

— У-у-у! — гудела Нюрка, отталкивая мать.

— И Полкан тебя ждёт. Слышишь, зовёт?

— А-а-а! А-а-а! — разливалась Нюрка, захлёбываясь от слёз.

— Субботку будешь из стада встречать…

— У-у-у!

Нюрка так завелась, что не могла остановиться. Непонятно, откуда только слёзы брались.

— Ну, будет сырость разводить! — сказала мать. — Не маленькая!

В это время с улицы послышался автомобильный гудок.

— Сейчас! Иду, иду!

Настя чмокнула дочку в раскисший нос и убежала на улицу, где её поджидала машина. Нюрка сразу перестала плакать — чего слёзы лить, когда мамки нет! — подхватила однорукую Ляльку и побежала к тёте Даше есть сладкие пирожки. У калитки её встретил Полкан и увязался за нею в дом.

— А где пирожки? — спросила Нюрка с порога.

— Умоешься, тогда и садись.

— А Ляльке дашь пирожок?

— Обязательно.

— А какой? Большой или маленький?

— Маленького хватит.

— А Полкану дадим?

— Отчего же нет?

Так началась новая Нюркина жизнь — ела сытные кулеши, пила грушевые отвары, мариновала с тётей Дашей грибы и встречала Субботку из стада. Хорошая была жизнь, ничего не скажешь, но только на третий день Нюрка загрустила. До вечера ещё терпела кое-как, а когда солнце спряталось за лес, убежала к себе домой и до самой темноты сидела у дверей. Там её на крыльце и нашла тётя Даша.

— Большая ты, однако, а мать не жалеешь. Что ж ей, так и прыгать вокруг тебя на короткой привязке? Зачем же её, по-твоему, на тракторе учили? Могла бы войти в её положение.

Насчёт короткой привязки Нюрка была не согласна, а в положение сразу вошла: вспомнила, что мамка ватник забыла, а в поле ветер небось, и полезла в чулан.

В ту ночь Нюрка спала на печке, укрывшись мамкиным ватником, от которого вкусно пахло бензином. И снилось ей, что ни на минутку не расстаётся с мамкой, сидит с ней рядышком в кабине и без остановки сигналит гудком, распугивая ворон и грачей. И вдруг проснулась от лая Полкана. Кто-то приехал! Не мамка ли?

Нюрка кубарем скатилась с печки и в дверях столкнулась с Егором Ивановичем.

— Вот тебе от мамки письмо.

Нюрка схватила листок, посмотрела на свет и жалко вздохнула — читать она ещё не могла.

— Дай-ка мне, — сказала тётя Даша и нацепила на нос очки. — Что она тут пишет?

— «Дорогая доченька, родная моя, — читала она мамкины слова, от которых сердце у Нюрки стало кувыркаться, — как-то ты одна без меня? А я по тебе ой как соскучилась! Бригадир обещался отпустить меня на денёк, приеду в гости, посмотрю, как живёшь, как Субботка. И как тёте Даше помогаешь, тоже посмотрю. Ты слушайся её, а она, я так думаю, тебя не обижает…»

Тётя Даша нахмурилась.

— Эк, обижает. А то ещё и обижу! — проворчала она.

Нюрка слышала мамкин голос в словах и сопела. А как только тётя Даша кончила, не удержалась и расплакалась.

— Мамку жалко. Ей там скучно без меня. У-у-у!

— Ну, будет, будет! — успокаивала тётя Даша.

— К мамке хочу!

— Только детишек там не хватало, — усмехнулся дядя Егор.

— Горе-то какое, — расстроилась тётя Даша, — А ты чего улыбаешься? Разве дело это — мать у дитя отымать?

— Вот детсад скоро откроют…

Откроют! Который год слышим про детсад, а ей мамку сейчас подавай!

Чувствуя поддержку, Нюрка прибавила голосу. Полкан давно уже скрёбся в дверь, а тут распахнул её — и давай сочувствовать Нюрке.

— А-а-а! — надрывалась Нюрка, отпихивая пса. — К мамке хочу!

— На-ка съешь конфету, — сказала тётя Даша.

Нюрка выплюнула конфету и вылетела из дома вон. Полкан виновато огляделся, схамкнул конфету и выскочил за девочкой во двор.

Егор Иванович снял с себя пиджак и зачерпнул воды из ведра.

— Поесть бы чего, — сказал он, но тётя Даша не расслышала его.

— Как бы худа не было, — сказала она. — Ночь-то какая, ничего не видать.

— Остынет на воздухе и сама вернётся.

Но Нюрка не возвращалась. Тётя Даша накинула платок и вышла на крыльцо.

— Нюрынька, иди домой, будем чай вместе пить.

Никто не отозвался. Тётя Даша осторожно сошла со ступенек.

— Ты куда это спряталась?

С улицы вдруг донёсся лай.

— Батюшки, да ты что это надумала? В ночь-то холодную?

Тётя Даша заторопилась мимо спящих изб. Промелькнули магазин, весь освещённый изнутри, сельсовет, авторемонтные мастерские, а там уже кончалось село и в полном мраке начинался большак.

— Нюраточка, заблудишься, кому говорю! — кричала тётя Даша и уже не бежала, а ковыляла, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть, — Ой, что же делаешь со мной, негодница!

Потянуло сыростью. В зарослях булькал ручей. В камышах возилась утиная семейка, всплескивала рыба, бормотала вода, шлёпаясь о полузатопленную кладку. И никаких человеческих звуков.

— И не жалко тебе меня, старую? Как же я людям в глаза посмотрю, если что случится с тобой?

Тётя Даша уселась на кочку, запахнулась платком, решив переупрямить девчонку. Знала, что где-то прячется в кустах, да как её выманишь? Так бы, наверно, и сидела до утра, если бы вдруг не послышался грохот.

Заливая светом низину, осторожно спускался к броду грузовик.

— А я-то думаю, куда вы пропали, — сказал дядя Егор, вываливаясь из кабины.

— Тсс! Не гомони, поди-ка сюда…

Взрослые пошептались, вглядываясь в плавни.

— Да куда ты это в ночь такую собрался? — вдруг громко спросила тётя Даша.

— Нюрку вот хотел к Насте отвезти!

— Нюрку-то? Так её, может, волк давно уже съел, а то ещё и утонуть могла. Хоть и неглыбко здесь, а плавать-то она не умеет…

— Так что же делать тогда?

— Придётся в милицию заявить…

И тут из камышей раздался лай, выскочил Полкан, завертелся в ногах взрослых людей, забрызгивая их водой.

— Я здесь! — закричала Нюрка, выбралась из кустов и тут же полезла в кабину. — Куда поворачивать, дядя Егор?

— Ишь ты, прыткая!

Так вот Нюрка и нашлась. А вскоре, держась за руль в четыре руки, ехали они, Нюрка и дядя Егор, полевой дорогой в соседний район. Полкан бежал за ними до самого брода, постоял у кладки, где утиная стайка хлопотала в камышах, и потрусил обратно — досыпать. А машина всё мчалась, раздвигая светом дорогу, переваливаясь с боку на бок, то в небо ползла, то ухала вниз, и ветер свистел то с одной стороны, то с другой, а Нюрка всматривалась в тёмную ночь, пока не заснула. И снилось ей, что сидит она в кабине рядом с мамкой, а впереди скачет Полкан.

И вдруг — тишина. На светлой полянке сидят люди на кучках соломы и едят, и тени от них уползают в поле, как змеи, сливаясь с ночной тьмой. Нюрка долго не могла понять: где она? кто она? зачем она здесь? Но вот наконец вспомнила себя и нажала на гудок. И тотчас отделился от сверкающей полянки мотоциклист в комбинезоне, подошёл к машине и угрожающе приблизил к Нюрке своё чумазое лицо, белые зубы и голубые, в искорках глаза.

— Проснулась, полуночница?

— Ой! — испугалась Нюрка.

— Не узнала, что ли?

В следующую минуту Нюрка уже висела на шее у матери, вдыхала в себя дух бензина и обмирала от счастья. Люди улыбались, завидуя Насте и вспоминая своих малых детей, а Нюрка — хватит обниматься! — вылезла из мамкиных объятий и нетерпеливо спросила:

— А ты мне дашь покушать?

Она ещё никогда не ела борща в поле, да ещё ночью, да ещё при звёздах в небе, да ещё с мошкарой, звеневшей над миской. А поев, вспомнила про ватник, который привезла для мамки.

— Вот умница, дочка, а я и забыла про него.

— А кто к тебе ещё приехал, угадай!

Промучив мамку минутку-другую, Нюрка весело полезла в кабину, обшарила сиденье, вдруг опустилась на пол и затаилась.

— Ты чего там? — спросила Настя.

— Пропала!

Нюрка всхлипнула разок-другой, хотела уже дать хорошего рёву, но в это время из темноты вынырнул дядя Егор с куклой в руке.