Открыв окно, я бесшумно скользнул в комнату. Ветерок от открывшегося окна достиг Дианы, но она, стиснув руки, не повернулась ко мне, боясь встретиться со мной взглядом. Я стоял у окна и молчал. Буря, бушевавшая во мне, не позволяла даже шелохнуться. Я боялся себя так, что даже не мог прочесть мысли Дианы. Я просто сгорал от тяги к ее телу, от желания, никогда не изведанного мной. Я не был готов говорить о чем-либо и был благодарен Диане за молчание.

– Вы пришли поговорить со мной, почему же вы молчите? – прошептала она в конце концов, не дождавшись, когда я заговорю сам.

– Диана, – прошептал я, – прошу вас, выслушайте меня. Со мной произошло несчастье, но я люблю вас по-прежнему, и даже сильней! Клятва, данная вам, никогда не будет нарушена мной! Но вы, … можете быть свободны от клятвы, данной мне. Я пришел, чтобы сказать вам об этом. Прошу вас, забудьте меня, будьте счастливы. Хотя бы вы!

Я замолчал. Слова душили меня.

Она поднялась со стула и подошла ко мне. Я окаменел! Еще один ее шаг, … и все! Я не выдержу! Я не смотрел на нее, боясь, что испугаю ее цветом своих глаз. Ее запах дурманил, сводя с ума.

– Мишель, – позвала она и… сделала этот шаг! Борясь сам с собой, я, чтобы не случилось беды, рухнул перед ней на колени, и, опустив голову, схватив ее за платье, удерживал на расстоянии вытянутых рук.

– Мишель, – повторила она, – прошу вас, расскажите мне все, умоляю. Я пойму и не брошу вас. Я так люблю вас, что мне ничего не страшно. Разве не такую клятву дают супруги в церкви? Я готова идти за вами, куда бы вы ни пошли, готова разделить с вами вашу судьбу до конца. Молю вас, не покидайте меня, я просто умру без вас.

Понимая, что, не открыв ей всей правды, я не смогу переубедить ее, и не видя другого выхода, я, сжав зубы, начал во второй раз свою исповедь.

Я рассказывал, а во мне бушевал ураган страсти и борьба с этой страстью! Две стихии, схватившись, ни на один миг не оставляли меня! Как в жерле вулкана плавился я от близости Дианы; разум, как ледяной ливень, топил мою страсть! Невыразимой мукой отдавалась эта битва в моей душе и теле, требуя подчинения. Победителя не было, истощив друг друга, они усмирились. Я понял, что отныне разум сможет держать в оковах сущность инкуба, но и он никогда не даст разуму поблажки, стараясь вырваться на свободу.

Теперь я мог следить за ходом мыслей Дианы. То, что я увидел в них, не обрадовало меня: она по-прежнему с любовью и нежностью относилась ко мне. Я, похоже, боялся себя больше, чем Тибо и Диана. Может, это потому, что они не видят всего, что творится у меня в душе, с каким монстром мне приходится сражаться внутри себя, не знали всей гнусной, отвратительной сущности, завладевшей мной. Диана, по-прежнему любящая и верящая мне, покорно стояла и слушала, готовая оправдать любое мое преступление. Я не мог с этим смириться.

– Диана, неужели вы не понимаете, что все это значит? Я порождение дьявола! Моя душа на веки погублена. Проклята! Вы даже не можете представить, какие чудовищные помыслы владеют мной в этот момент! Какой невыносимой физической муки мне стоит находиться рядом с вами и не причинить вам вред! – воскликнул я в отчаянии.

– Вы страдаете? – она посмотрела на меня, удивленная тем, что я страдаю от ее близости, не поняв причины моего страдания.

В ответ я поднял на нее свой взгляд. Увидев мои глаза, она тихо охнула и упала на мои руки. Я осторожно положил ее на кровать и, сев рядом, прижал ее ладонь к губам. Огонь ее запаха сжигал меня, но зная, что это последний раз, когда я смогу прикоснуться к ней, терпел, благодарный Богу за этот миг. Она медленно открыла глаза. Я, отпрянув, отпустил руку.

Не глядя на меня, Диана прошептала:

– Я не думала, что это так страшно, но в ваших глазах столько тьмы. Все эти легенды, … значит, вы никогда не сможете стать прежним? Не могу поверить, что ваша душа проклята, это неправильно, … и так несправедливо. Я буду молить Всевышнего помиловать вас. Я буду молиться о вас, и Он сжалится, Он не оставит вас, – ее голос звучал все тише и тише.

– Диана, нет! – вскричал я в отчаянии, – только не это!

Но ее мысли были уже не здесь. В одно мгновение Диана приняла решение. Потрясенная моим отчаянием, увидев в моих глазах бесовскую тьму, решила, что только она, невинная и любящая, способна спасти мою душу, похищенную и растленную демоном. Она решила уйти в монастырь и вымолить у Господа спасение моей души.

Все, что угодно, только не это я мог ожидать от сегодняшней встречи! Все, что угодно, только не это я мог принять от Дианы! Ее страх, презрение, даже ее отчаянную безоглядную любовь! Пусть! Со временем, не видя меня, все эти чувства прошли бы, стерлись, и она бы жила дальше, иногда вспоминая меня с грустью или омерзением. Но я не мог принять этой жертвы! Ни за что на свете! Я не мог допустить, чтобы и она погибла от рук проклятой Дженессы Мур!

– Диана, послушай меня, – я схватил ее за руки и вынудил встать. Взяв ее лицо в ладони, заставил посмотреть себе в лицо, – ты не поступишь так со мной! Я один, понимаешь, один, должен за это платить, пусть своей душой, жизнью, страданием, но это мой путь! Господь определил его мне!

– Он свел нас, значит, Он знал, что так должно быть. Ничто на земле не делается без Его ведома, тебе суждено перенести эти страдания, а мне помочь тебе в этом, – тихо проговорила она, слезы катились по ее щекам.

– Диана, … – заговорил я снова, но она приложила палец к моим губам, заставляя замолчать.

– Вы больше не должны быть здесь. Идите, но никогда не забывайте меня, я буду молить о вашей душе. Прощайте, – и, потянувшись, прикоснулась губами к моему лбу.

Я летел с такой скоростью, что деревья сплошной стеной проносились мимо меня. Мне нужна была эта скорость! Мне нужна была сила, способная раздавить меня, расплющить, растереть в порошок! Я должен был бороться с кем-то или чем-то, лишь бы выплеснуть из себя весь гнев и отчаяние! С разбегу, не останавливаясь, я бросился в бушующий океан. Отлив и сильнейший шторм утащили меня в пучину. Несколько дней я болтался в океане, то сопротивляясь огромным волнам, то подчиняясь их воле. Когда я вернулся на берег, то был уже не тот, кем был раньше. Даже превращенный, я сохранял в себе жизнелюбие. Теперь же на берег выходил опустошенный, не верящий ни во что человек. Моя любовь, бушующая, как ураган, сметая на своем пути все преграды, порывами страсти сотрясая каменные глыбы препятствий, улеглась. Теперь она ласковым штилем покоилась на ледяном ложе моей души, шепча воспоминания. Никому не удастся вновь поднять бурю страстей в моей душе. Пусть я и вампир – искуситель.

Тибо сидел на самом краю обрыва и, ничего не говоря, подал мне бутылку кальвадос. Я выпил ее залпом, отбросил в сторону. Мысли Тибо были тихими. Беспокоившийся обо мне все эти дни, теперь он, храня молчание, радовался моему возвращению. Я был благодарен ему за это.

– Завтра она уедет в монастырь святой Тересы ордена Кармелитов, – сказал он и, поднявшись, пошел в замок.

Я остался. Ночью я вернулся к поместью Пти Дюбуа и, дождавшись, когда карета с Дианой промчалась по дороге, побежал следом. Проводив ее к самым монастырским воротам, я, прижавшись к древним стенам монастыря, словно стремясь раствориться в них, глухо застонал от тоски и боли. Ворота закрылись, отделяя от меня мою жизнь, смысл моего существования – Диану.

Тяжелые, темные облака низким сводом давили на землю. Безветрие. Последний мартовский снегопад крупными хлопьями с тихим, неслышным человеку шорохом ложился на землю пушистым одеялом. Снег падал медленно, сплошной стеной, приглушая звуки. Мыши, бегая под снегом, переговаривались тонким писком. Лиса, выйдя из кустов, прислушивалась к их возне. Птицы, забившись от непогоды в пушистые ветки сосен, трепетом своих маленьких сердец дополняли мелодию притихшего леса. Где-то далеко на юге волки, сбившись в стаи, играли свадьбы.

Я медленно брел по лесу, не имея цели, просто так. В замке царил хаос. Тибо подкупил крестьян из соседней провинции. Они принесли мои вещи, в которых я был в день исчезновения, в овечьей крови и заявили, что нашли их в лесу. Слуги, теперь прочно уверовавшие, что я призрак, бродящий по замку, бегали по нему с молитвами и святой водой, особенно стараясь в моей комнате. Родные готовились к тризне. В замке было полно приглашенных и священников. В подземельях сидеть неуютно, и я бродил по лесу.