Даже когда романтизм исчерпал себя как направление, романтически-утопическое отношение к действительности продолжало определять поиски многих английских прозаиков. В Англии романтизм как отношение к жизни существовал столь долго, потому что его «питательной средой» было, кроме всего прочего, активное неприятие философии позитивизма, получившей столь бурное развитие в стране.
Социальный критицизм Дизраэли — одна из сторон его дарования. Но Дизраэли был также одним из членов «Молодой Англии», политической группировки, верившей в «золотой век» гармонических отношений, якобы существовавших в докапиталистической Англии. Сходная установка обнаруживается и у Булвера-Литтона в его романтических исторических романах. Утопия гуманных человеческих отношений есть у Диккенса, Гаскелл, христианского социалиста Рида. В сущности, можно сказать, что через увлечение утопией, за исключением Джейн Остен, Уильяма Теккерея, Эмили Бронте и писателей-чартистов, прошли практически все английские реалисты первой половины XIX в.
Бесспорное подтверждение сосуществования романтизма и реализма в английском романе первых двух третей XIX столетия — творчество Элизабет Гаскелл (1810—1865). Автор социальных и нравоописательных романов, множества рассказов и повестей, первой весьма компетентной биографии Шарлотты Бронте, Гаскелл по типу творчества и темпераменту — писательница школы Диккенса. Дело не только в том, что в течение ряда лет она была соратницей Диккенса по его журналу «Домашнее чтение» («Хаусхоулд ридинг»), главное, что сближает ее с Диккенсом, — художественный метод. Реалистически верные, документально точные картины положения рабочих в Англии, переживающей или уже пережившей промышленную революцию, сочетались у нее с романтическо-утопическим, «рождественским» восприятием действительности, особенно ощутимым в концовках ее произведений. Многое роднит повесть Гаскелл «Крэнфорд» (1853) с произведениями Диккенса: и добрый юмор, и сказочные рождественские мотивы. Мирок эксцентричных старых дев Крэнфорда — их чаепития, забавные, а часто просто невероятные истории, которые случаются с ними, — не просто трогателен и сентиментален. Как Дингли Делл в «Пиквикском клубе», как светлые персонажи зрелых романов Диккенса, он становится выражением продуманной и прочувствованной этической программы — добра и сострадания. Видимо, именно эту сторону произведения имела в виду Шарлотта Бронте, когда назвала «Крэнфорд» живой, выразительной, энергичной, мудрой и вместе с тем «доброй и снисходительной» книгой.
Маркс назвал Гаскелл в числе виднейших реалистов Англии первой половины XIX в. Давая писательнице столь высокую оценку, Маркс прежде всего имел в виду «Мэри Бартон» (1848). Роман посвящен трагической судьбе английского трудового народа в «голодные сороковые», его отчаянной, обреченной на поражение борьбе за политическую хартию. Можно сказать, что книга Гаскелл настоящее социологическое исследование промышленного города. Даже убийство, совершенное Бартоном и придающее произведению некоторый сенсационно мелодраматический оттенок, имеет под собой реальную социальную подоплеку.
Существует определенное сходство между работой Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» и книгой Гаскелл. Описания жизни пролетариев, которую Энгельс наблюдал в английских промышленных городах, и в первую очередь в Манчестере, сходны с некоторыми сценами из романа «Мэри Бартон».
Хотя объективно книга Гаскелл подводит к тем же выводам, что и работа Энгельса, писательница в соответствии со своей «религией сердца» переносит конфликт из сферы социальной в нравственную. Она верит во взаимопонимание между хозяевами и рабочими, искренне считает, что предприниматель может духовно переродиться и, думая о благе бедняков, пойти на реформы. В известной степени этот роман положил начало английскому социальному роману на рабочую тему; за ним последовали такие произведения, как «Шерли» (1849) Шарлотты Бронте, «Олтон Локк» (1850) Кингсли, «Тяжелые времена» (1854) Диккенса.
Гаскелл не создала ни одного исторического романа. Но, как и большинство писателей-реалистов этой эпохи, она обладала чувством историзма. Она изображала людей, порожденных новой буржуазной действительностью. Это нувориши, выскочки, дельцы. Историческое чувство привело их и к новому пониманию времени. Для Гаскелл важна категория памяти,
сохраняющей знания о прошлом, создающей дистанцию во времени. А потому и ее герои, особенно персонажи конца 50—60-х годов, показаны в психологическом развитии (например, образ Торнтона в «Севере и Юге», Сильвия и ее возлюбленные в одноименном романе).
Такой взыскательный критик и изысканный стилист, как Генри Джеймс, весьма высоко ценил Гаскелл. Ей были неведомы размах Диккенса и неистовство страсти Ш. Бронте. Но там, где Диккенс иногда излишне сентиментален, Гаскелл убеждает спокойствием, правдой психологического рисунка, добрым юмором и иронией.
Не менее яркая страница в истории английского реализма XIX в. творчество Шарлотты Бронте (1816—1855). Социальный критицизм романов Шарлотты Бронте очевиден: резкая критика образования («Джейн Эйр», 1847), положения трудящихся («Шерли»). Но все же самой сильной стороной дарования Шарлотты Бронте было изображение внутреннего мира человека.
Романы Шарлотты Бронте — это вариации автобиографии. Уже в первом романе «Учитель», который не увидел свет при жизни автора, любовная история Уильяма Кримсворта, поехавшего искать счастья в Бельгию, очень напоминает эпизод из жизни самой Бронте. Она тоже, спасаясь от тягостной обстановки дома провинциального пастора в Йоркшире, уехала в Бельгию, училась в пансионе мсье Эгера, в которого страстно влюбилась. Именно эта глубоко личная «история любви» с некоторыми изменениями повторена во многих романах Бронте. Правда, по мере того как крепло мастерство Ш. Бронте, все убедительнее становился психологизм ее образов. В этом смысле вершиной является последнее из завершенных произведений Бронте — «Виллет» (1853).
Не всегда сюжетные линии у Бронте получают последовательное развитие, части бывают не соразмерны по отношению друг к другу, встречаются нелогичности, таинственные совпадения, она любит романтические контрасты, морализирует — во всяком случае, склонна каждый эпизод — важный или малозначительный — рассматривать с точки зрения борьбы греха и добродетели.
В историко-литературном плане творчество Шарлотты Бронте — еще одно доказательство близости романтической и реалистической эстетики в искусстве первой половины XIX столетия. Не случайно в переписке с Генри Льюисом, будущим теоретиком английского натурализма, она всячески отстаивала право писателя на преувеличения, необузданные эмоции. Своими учителями она одновременно считала Жорж Санд и Теккерея. Именно Теккерею, не слишком жаловавшему романтиков, в частности ту же Жорж Санд, она посвятила второе издание «Джейн Эйр», произведения, в котором без труда угадывается романтическая стихия. Может показаться парадоксом, но Шарлотту Бронте привлекли сдержанность Теккерея, его лаконизм.
Реалистический образ вырастал у Бронте из романтического. Весьма своеобразно идет у Бронте вытеснение романтической эстетики. Ее герои — выходцы из самых неромантических слоев общества: гувернантки, учительницы, священники, мелкие предприниматели. К «неромантичности» постепенно эволюционировал и сюжет. В «Виллет» нет уже таких патетических сцен, как встреча после долгой разлуки слепого Рочестера и Джейн («Джейн Эйр»), но есть психологически точная история любви молодой девушки.
И даже в такой романтической теме, как любовь, страсть, она если и не следовала нормам вполне реалистической эстетики, то, во всяком случае, наметила путь для будущих художников-реалистов. Джордж Элиот, которая, несомненно, многим обязана Ш. Бронте, писала: «Я только что вернулась к реальному миру, меня окружающему. Читала «Виллет» — еще более удивительную книгу, чем «Джейн Эйр». Сила ее почти сверхъестественная».
Особое место в истории английского романа, в частности романа психологического, принадлежит младшей сестре Шарлотты Бронте, Эмили (1819—1848), даровитой поэтессе, автору единственного романа «Грозовой перевал», вошедшего, однако, в золотой фонд национальной и мировой классики. Формально эта книга вписывается в традицию «готических романов» о роковой любви, происках злодеев, мистических событиях. Налицо все признаки жанра: месть, смерти, искалеченные судьбы, тайны и мистика — например, умершая героиня Кэтрин является после смерти Хитлиффу. Но главное — не это внешнее сходство, а отличие произведения Эмили Бронте от образцовой «готической прозы» и викторианского романа.