Галилео Галилей (1564—1642) — один из основоположников современной физики — был писателем на редкость разносторонним. Изобразительное искусство, музыка и поэзия не просто интересовали его — они настолько органически вошли в его сознание, что эстетические критерии в некоторых случаях существенно влияли на его естественнонаучные концепции.
Франческо Вилламена. Портрет Г. Галилея
Гравюра на меди из «Сочинений» Г. Галилея. Болонья, 1656 г.
Особенно велик вклад Галилея в создание языка итальянской прозы.
Отстаивание объективного значения научных истин привело Галилея к открытому конфликту с инквизицией. Даже после того как католическая церковь официально объявила космологическую теорию Коперника ересью, великий итальянский ученый продолжал защищать гелиоцентризм и высмеивать травивших его иезуитов с блеском, превращавшим научные памфлеты в факт первоклассной художественной литературы («Пробирные весы», 1623). После опубликования «Диалога о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой» (1632) Галилей был вызван в Рим, и по прямому указанию папы Урбана VIII против него был возбужден процесс. Под угрозой пыток инквизиторы вынудили семидесятилетнего ученого отречься от идей Коперника и публично заявить, что ему якобы ненавистны «вообще все и всякие противные святой церкви заблуждения, ереси и сектантские учения». Но отречение Галилея опозорило только церковь. Под надежным надзором инквизиции больной и полуслепой ученый создал «Диалоги о новых науках», углублявшие его естественнонаучные концепции и делающие понятным, почему народная легенда упорно приписывала Галилею знаменитую фразу: «А все-таки она вертится».
Тесно связанный с культурой и идеологической борьбой своего времени, Галилео Галилей не остался в стороне от процессов, происходивших в итальянской литературе Сеиченто. Великий итальянский естествоиспытатель XVII в. был артистом в понимании эпохи Возрождения, которая еще не отчуждала искусство от физического труда. Галилей шел к своим грандиозным физико-математическим обобщениям от техники, от ремесла, от приборов, изготовленных его собственными руками в мастерской, где он работал в тесном сотрудничестве с мастеровыми, механиками, инженерами, и это, по-видимому, больше всего объясняет не только подлинный демократизм произведений Галилея, но и то, что он не утратил еще типично ренессансного представления об абсолютной гармонии истины и красоты. Именно оно больше всего отличало автора «Диалога о двух главнейших системах мира» как от последующих поколений «чистых математиков», так и от современных ему поэтов итальянского барокко.
Однако, будучи весьма близок к деятелям Возрождения, Галилей отнюдь не являлся человеком Ренессанса. Его научно-эстетическому миропониманию свойствен тот esprit géometrique, который был присущ как искусству западноевропейского классицизма, так и механистической философии XVII—XVIII вв. В отличие не только от гедонистических поэтов аристократического барокко, но и от сенсуалистических мыслителей Возрождения, Галилей, минуя чувственную сторону действительности, сосредоточил все свое внимание на ее так называемых первичных качествах, ибо, как утверждал он сам в своих памфлетно-полемических «Пробирных весах», «если бы мы устранили уши, языки, носы, то остались бы только фигуры, числа, движения, но не запахи, вкусы и звуки, которые, по моему мнению, вне живого существа являются не чем иным, как пустыми именами».
Но, отвергая барочную чувственность, Галилей не принимал и барочной относительности истины. Для Галилея в высшей степени характерно типично классицистское стремление отождествить художественность, т. е. эстетическую правду, «псевдоподобие» с однозначной, «математической» необходимостью художественного средства выражения — литературного языка, композиции, поэтического приема и т. д. Его эстетический вкус в равной мере возмущали и «смутные образы» Торквато Тассо и «напыщенные слова» современных ему маринистов. Он противопоставлял им свою классическую манеру излагать мысль «с помощью самых простых и подходящих слов», не прибегая ни к гиперболам, ни к метафорам, ни к кончетти.
Галилей нередко, особенно в молодости, выступал в роли литературного критика. В 1588 г. по предложению флорентийской академии он прочел две лекции на тему «О форме, местоположении и величине дантова Ада». В них молодой ученый анализировал «Божественную комедию» с помощью математики.
Галилей пробовал свои силы и на поприще поэзии, которая его всегда живо интересовала. В первый год преподавательской деятельности в Пизе он сочинил сатирическое «Капитоло против предписания носить мантию» (1589). Стихотворение было написано в духе бурлескных произведений флорентийского поэта эпохи Возрождения Ф. Берни, продолжавшего пользоваться огромной популярностью в демократических кругах Флоренции. Молодого Галилея увлекали также диалектальные, крестьянские комедии Анджело Беолько (Рудзанте), и он даже написал в подражание им комический диалог на падуанском наречии, в котором поселяне обсуждали свойства новой звезды, появление которой в 1604 г. взбудоражило всю Италию. В грубоватых народных словечках Берни и в крестьянских диалектизмах Рудзанте молодой пизанский профессор видел не «причудливость», как некоторые писатели аристократического барокко, использовавшие бурлеск и диалект в целях «изумления» читателя, а проявление той естественности, подлинности, ясности, к которым он стремился, строя свою новую картину мира, и которых так не хватало в сеичентистской Италии культуре господствующего класса.
Любимыми литературными жанрами Галилея были послание («Послание к Инголи») и диалог. Жанры эти были унаследованы им от гуманистической литературы эпохи Возрождения. В форме диалогов написаны главные произведения Галилея: «Диалог о двух главнейших системах мира» и «Диалоги о новых науках». Диалогическая форма, с одной стороны, позволила Галилею создать художественную иллюзию присутствия читателя при рождении истины, а с другой — давала ему возможность драматизировать повествование, вводить в него элемент борьбы, конфликта. Споры в диалогах Галилея, как правило, велись вокруг основных идеологических проблем века, и это объясняет тот широкий отклик, который они имели не только в Италии, но и во всей Европе.
В обоих больших диалогах Галилея фигурируют одни и те же действующие лица: Филиппо Сальвиати, Джан Франческо Сагредо и Симпличио. Первые двое — личности реальные: это венецианские патриции, близкие знакомые Галилея. Симпличио (т. е. Простак) — персонаж вымышленный. Он воплощает в себе враждебное автору реакционно-церковное миропонимание. Место действия диалогов — Венеция. Беседы ведутся в торжественной обстановке аристократического палаццо Сагредо. Место действия мотивирует известную свободу дискуссии и оправдывает ее несколько приподнятый тон. В «Диалоге о двух главнейших системах мира» вопреки запрету инквизиции обсуждается правильность учения Коперника. С художественной точки зрения этот диалог — одно из самых ярких произведений итальянской прозы XVII в. В нем в ходе длительного спора между коперникианцем Сальвиати и сторонником системы Птолемея Симпличио хозяин дома, Сагредо (его образ построен так, что он должен порождать у читателя представление о непредубежденности, естественности и здравом смысле), убеждается в правоте Сальвиати и переходит на позиции осужденного церковью гелеоцентризма. Композиция диалога строга, а изложение мысли в нем отличается предельной ясностью. Однако это строгость и ясность не математической теоремы, а классицистской картины, по-геометрически рационалистической, но тем не менее обладающей определенной жизненной конкретностью. Галилей создает в «Диалоге» человеческие характеры, и это больше всего содействует превращению «Диалога» в подлинно художественное произведение.