Поцеловав Дарью, объявил, что срочно уезжаю. Даша без лишних слов кинулась собирать тормозок со снедью.
Из оружия я решил взять арбалет и саблю. Топор уж больно тяжёл, да и не на битву еду. Через четверть часа был готов, присел на дорожку, обнял Дарью, перекрестился и вышел.
Парни уже были в сборе, кони осёдланы. Вскочив на коней, выехали за ворота. Мороз стоял несильный, ехать было в удовольствие, но когда мы выехали на смоленскую дорогу, перешли на рысь. Гнали с небольшими остановками весь день, лишь уже в потёмках остановились на постоялом дворе. Кони устало поводили боками, от их шкур валил пар. Наказали прислуге поводить лошадей и накрыть их попонами. Мы же, поужинав, завалились спать.
Так, без происшествий, добрались до Полоцка за восемь дней утомительной скачки. Когда показались могучие стены Полоцкой крепости, кони уже могли только идти, на галоп не было сил. Да и я с трудом держался в седле, пятой точки уже не чувствовал совсем.
Стража в воротах посмотрела внимательно, но останавливать не стала. Въехали, и я удивился толщине крепостных стен – метра четыре, не меньше. Серьёзное сооружение, сделано на века.
– Так, парни, сначала ищем постоялый двор, кони от усталости упадут скоро; перекусим и займёмся делом, ради которого прибыли сюда.
Квартала через два попался постоялый двор; определили коней в конюшню, сняли комнату. Я с Сергеем решил сходить к адресату, Кирилл с Алексеем должны были ждать.
Выйдя на улицу, расспросил прохожих, где находится нужный нам трактир. Не спеша направились по адресу. Мы сами устали от гонки не меньше, чем лошади. Я периодически поглядывал по сторонам, а, сворачивая на перекрёстках, оборачивался назад. Интересно, послал ли Адашев за нами шпиона или решил дать нам свободу действий? Вроде никого подозрительного, по крайней мере, примелькавшихся лиц я не увидел. А Сергей шёл спокойно, даже спросил:
– Чего ты крутишься? Али увидел интересное что?
Пришлось соврать:
– Я в Полоцке в первый раз, поглядеть хочу.
– Чего на него глядеть – дома они дома и есть, одни бревенчатые, в Москве получше.
До трактира не дошли метров сто. Меня остановил Сергей:
– Стой, атаман, гляди‑ка.
Я остановился:
– Что случилось?
– Сам посмотри – дружинники литовские у трактира, в кольчугах и при оружии.
– И что с этого? Может, выпить зашли.
– На любителей выпить не похожи, в трактир в кольчугах не ходят. Неладно что‑то.
Надо понаблюдать, всё‑таки, чужая страна, хоть и говорят здесь по‑русски. Не хватало только влипнуть.
Мы остановились на углу, за деревом. Не Бог весть какое укрытие, но лучшего не было. Терпение наше было вознаграждено. Из дома вывели мужика в рубашке и штанах избитого, со связанными руками. Окружив охраной, погнали вдоль улицы.
– Ты не к нему шёл?
– Не знаю, Сергей, я его никогда не видел.
Мы пошли за дружинниками, держась на почтительном расстоянии. Шли недолго. Дружинники завели мужика внутрь каменного здания.
– Тюрьма! – сказал Сергей.
– Почему ты так решил?
– А решётки на окнах видишь?
Да, недосмотрел, похоже, и в самом деле тюрьма, поруб по‑местному.
Так, что же делать? Адашев ничего не говорил о таком варианте событий. Наверное, знал бы – не послал письмо, стало быть, произошедшее было для дьяка тоже неожиданным. Надо что‑то решать.
– Сергей, остаёшься здесь. Мужика запомнил, которого арестовали?
– Запомнил.
– Если из поруба куда‑нибудь поведут – проследи. Я на постоялый двор, к ребятам. Надо подготовиться. К вечеру, если ничего не произойдёт, я тебя сменю.
Быстрым шагом я направился на постоялый двор.
– Вот что, други, ситуация изменилась. Берите деньги, – я протянул горсть серебра, – идите на торг, покупайте лошадь, сбрую и седло. Как только вернётся Сергей, выезжайте из города, забирайте всех лошадей и вещи. Ждите в лесу. Мне придётся вывести из поруба человека. Наша задача – доставить его в Москву. Оставаться на постоялом дворе до утра нельзя, побег обнаружат стражники, закроют ворота, выйти не удастся. Я, может быть, выйду не с ним, как получится. Если он будет один – скажет условное слово «котёл», вы узнаете, что он от меня. Кирилл и Сергей пусть вместе с освобождённым, не теряя времени, скачут на Великие Луки – это уже Россия, встретимся на торгу. Алёша пусть с моей лошадью ждёт вместе с вами, ждать сутки; если я не появлюсь – тоже отправляться в Великие Луки.
– Атаман, ты что задумал? Почему один на дело идёшь? Может, и мы чем поможем?
– Лучшая помощь, парни – доставить человека в Москву. Куда в Москве – то он ведает. Попробую выкрутиться, не впервой. Лишние люди только помехой будут.
Я порылся в сумке, нашёл обе бомбочки, что я ещё с Ливен в Москву привёз да с собой в Полоцк взял. Саблю отдал парням, так же как и сумку. Лишнее сейчас – только обуза. Я попрыгал на месте, ничего не бренчало, не шумело.
– Всё, некогда! Вам на торг, мне – к тюрьме. С Богом! Вопросы есть?
– Нет, всё понятно.
Мы разошлись. Сергея я застал на прежнем месте.
– Мужик должен быть там, дружинники ушли, – коротко и чётко доложил боец.
– Хорошо, отправляйся на постоялый двор. Ребята должны коня купить, указания им я уже дал; выезжайте за город, на дорогу к Великим Лукам, ждите меня с мужиком или одного мужика, как получится.
– Ты что, в одиночку его из поруба освободить хочешь? – изумился Сергей.
– Да, именно.
– Может быть, я пособлю?
– Сергей, исполнять, что я сказал!
Сергей обиженно хмыкнул и ушёл.
Ждать темноты пришлось долго, но я был терпелив.
Пожалуй, пора. Улицы почти опустели, редкие окна, не закрытые ставнями, бросали скупые полоски света от светильников.
Я подошел к тюрьме, огляделся – никого. Вжался в стену, и оказался внутри, в пустой камере. Уф, повезло. Сунул голову через внутреннюю стену – в полутёмной камере было несколько человек, скупо освещаемых светильником над дверью. Мужика здесь нет, рубашка у него приметная, красная. Перешёл к другой стене, снова сунул голову через стену – здесь горело два факела, и было светлее. В углу догорали огни в жаровне, стоял стол, какие‑то бревенчатые козлы. Что‑то на камеру не очень похоже, и запах – запах горелого мяса.
В комнате никого не было. Я уже собирался пройти дальше, как услышал стон. Уже интересно! Прошёл сквозь стену.
За столом, который мешал мне все сразу увидеть, лежал на полу мужик, руки и ноги были привязаны верёвками ко вбитым в пол железным штырям. Можно сказать – распят. Лицо походило на отбивную котлету. Так вот что это за комната – камера пыток! До меня только сейчас дошло. И железяки – клещи, цепи и ещё что‑то непонятное, что лежит в углу – инструменты палача.
– Мужик, ты живой?
Узник приоткрыл один глаз, второй сильно заплыл и не открывался.
– Ты из трактира?
Мужик не ответил, сплюнул только кровавой слюной.
Ладно, терять мне нечего, времени мало.
– Я из Москвы, от Алексея, фамилию сам вспомнишь. Ты как – идти сможешь?
Мужик отвернулся. Так, не верит.
– Смотри сюда! – Я достал предназначенную ему бумагу, показал восковую печать.
– Узнаёшь печать?
В глазах мужика блеснула надежда.
– Смогу.
– Что «смогу»?
– Идти смогу, ежели недалеко.
– Вот и ладненько. Из‑за чего тебя повязали и чего хотят?
– Знамо чего, сдал меня один из местных, стервец. Пытали, да я ничего не сказал.
– Это пока, вернутся завтра – всё узнают; коли палач толковый, это вопрос времени. Как звать тебя?
– Иван.
– О, хорошее имя и, главное, редкое.
Я достал нож и разрезал верёвки. Мужик сел, стал растирать ноги и руки.
– А как мы уйдём?
– То моя забота. Ты только будь готов идти, не смогу я тебя тащить, здоров ты уж больно; да ещё и хвост, ежели появится, обрубать надо.
– Нельзя мне назад, в трактир.
– А в трактир и не пойдём, тебе вообще в городе оставаться нельзя. Мои люди на опушке, по дороге на Великие Луки ждут, если без меня доберёшься, скажешь им слово заветное «котёл». Лошадь и сопровождающие уже там.