Все дома в городе одноэтажные, широкие, просторные, не похожие друг на друга, крыши на всех разного цвета мягких тонов и на них нет дымовых и вентиляционных труб. Нет нигде и хозяйственных построек, словно это был спальный город.

Улицы широкие и прямые со светло-серым покрытием. Каких-либо рукотворных машин нигде не было видно, зато на улицах много идущих людей, мужчин и женщин, но не было детей. Меня поразило не то, что абсолютно все люди были одеты в простые, удобные, вместе с тем празднично-приятные одежды, а лица людей и совсем странное их поведение: они не разговаривали друг с другом, не смотрели друг на друга, на их лицах не было ни улыбок, ни равнодушия, ни других обязательных для живых людей эмоциональных проявлений. Словно каждый только сам в себе несет свой мир.

И еще одна особенность: не видно ни пар, ни групп людей, словно им кем-то было строжайше запрещено общаться друг с другом. Все идут безостановочно куда-то с определенной целью, как роботы. Уж не город ли это для роботов? Перед домами росли редкие низкорослые кустарники и негустая травка под ними. И больше никакой растительности.

Не знаю, сколько времени я наблюдал за этим красивым, беззвучным, холодным, бесстрастным, чуждым мне миром людей, но когда я захотел проследить, куда направляется одна миловидная девушка, мне надо было повернуть голову и... видение пропало, словно его и не было. Я очнулся на своей постели, немного взволнованный от увиденного. Какой мир мне показали? С какой целью?..»

С тех пор сны как способ контактов стал для Василия Мишина одним из весьма продуктивных каналов, через который он получил много интересной и поучительной информации.

Насколько разными бывают ситуации, приводящие к контакту, я убедился на примере моего знакомства с Валентиной Александровной Захаровой из небольшого городка на Черноморском побережье. От нее пришло письмо-отклик на какую-то из моих статей:

«Прочитала в газете о Ваших исследованиях и решила откликнуться. Но сначала представлюсь. По образованию я – филолог. Работала корреспондентом газеты, редактором книжного издательства, писала стихи и прозу. Мне сейчас 54 года. А когда мне было 35 лет, умер мой муж от рака легкого. Больше у меня никого не было, воспитывала сына одна. Сейчас ему 31 год, работает адвокатом. Мы переехали из Чебоксар в город на Черноморском побережье в 1996 году. Если бы я прочитала Вашу статью о контактах с неизвестным Космическим Разумом раньше, то подумала бы: «Даже среди ученых полно сумасшедших». Но со мной случилось такое, от чего я в корне изменила свои взгляды на жизнь...»

А далее следовало предложение: если, дескать, меня интересует ситуация с ее контактом, то она может рассказать об этом подробнее.

Выше я уже говорил, что этим явлением сейчас никого не удивишь. Более того, нынче исследователи-уфологи уже начинают открещиваться от контактантов, потому что в поставляемой ими информации порой столько нелепостей и всевозможных нестыковок, что поневоле пропадает интерес к погружению в дебри этих словоизвержений. Конечно, встречаются и весьма любопытные сообщения, но отыскивать среди словесной шелухи крупицы истины – занятие малопродуктивное, к тому же все равно не оставляет мысль: а не очередной ли это розыгрыш, не лапша ли, которую неизвестные контрагенты-собеседники охотно вешают нам на уши?

Нет, у меня уже не остается сомнений, что это не сами люди сочиняют, но кто и с какой целью рвется на связь – пока не ясно. Но что-то «там», в иных мирах, с контактами перемудрили... В конце концов, если людям, землянам, действительно желают сообщить нечто новое и важное, то хочется ожидать, что это будет делаться с серьезными намерениями и с пользой для человеческой цивилизации. Но нет, в игры с контактантами включились бог знает какие силы, и тут все разом перемешалось: правда и вымысел, важное и легкомысленное... И многие исследователи, повторяю, потеряли интерес к этой проблеме.

Впрочем, лично меня интригует, может быть, не столько содержание контактов, сколько сам факт существования и вмешательства в нашу жизнь каких-то разумный субстанций. Это вызывает непреходящий, жгучий интерес, и как-то странно сознавать, что немало людей из научной среды с безразличием относятся к подобному феномену. Списывают все на психические отклонения. Ну, это слишком легкое объяснение. Таким людям не в науку, а в прокуроры бы идти...

Письмо Захаровой чем-то привлекало, и я попросил описать подробности начала ее вхождения в этот процесс. Позже мы с ней встретились. Так было положено начало знакомству и переписке, которая дала, пусть небольшой, но все же положительный результат в познании природы этого явления. Ее общение с неким таинственным «собеседником» следует, пожалуй, отнести к контактам на «бытовом уровне» – настолько приземленной и обыденной была информация и помощь от ее невидимого «визави». Но возможности «собеседника» были очень интересными.

Валентина Александровна Захарова

«Тот день я буду помнить всю свою жизнь, – писала Валентина Александровна. – Была суббота, 20 июля 1996 года. Мы с сыном отправились на рынок в город Новороссийск, чтобы подзаработать немного денег. Это были годы, когда весь российский народ устремился на рынки, осуществляя «переход от социализма к капитализму». Мне как человеку, насквозь пропитанному принципами социалистической морали, торговля казалась делом презренным, унижающим мое человеческое достоинство, но у сына не было ни нормального жилья, ни достойной зарплаты, потому я согласилась помочь ему поторговать капроновыми крышками для банок с вином или вареньем. Эти крышки только-только начали выпускать на Украине, в Краснодарском крае они еще не появились, поэтому любители виноделия очень даже интересовались новинкой».

По размерам новороссийский рынок довольно большой, а поскольку Валентина Александровна попала на него впервые, он показался ей невиданно огромным. И народу там было столько, что они едва нашли уголок, чтобы поставить раскладной стульчик. Сын оставил мать торговать, а сам пошел покупать напитки: солнце палило с раннего утра.

«Я сидела и думала о своей квартире, о ремонте, о кухонных встроенных шкафчиках, которые только вчера покрасила в белый цвет и вид которых портят старые поломанные ручки, – писала Валентина Александровна. – В хозяйственных магазинах ничего путного мы с сыном не нашли, хотя он провез меня на машине по всему городу, а ходить по этому рынку вдвоем нельзя: кто-то должен караулить товар. Сын вряд ли захочет мотаться по жаре из-за такой мелочи, а я одна запросто могу заплутаться...»

И вдруг среди этих нехитрых желаний и опасений в голове Валентины мелькнула чужая мысль: «Я помогу тебе найти белые ручки».

«Белые?» – обрадовалась она и только потом сообразила, что случилось нечто необычное: кто-то с ней заговорил, причем голоса не было слышно.

«Не бойся, я покажу тебе дорогу», – снова четко промелькнуло в голове.

«Странно, кто это может быть? – удивилась она, но не испугалась, ответила мысленно: – Но я же не могу бросить все и уйти».

«Конечно, нет. Игорь сейчас придет».

И действительно, Игорь тут же появился. «Я даже подумала: не он ли свои мысли мне передал, – отмечала Валентина Александровна, – но он о ручках молчал. Тогда я попросила его поторговать, пока я поищу ларек с хозтоварами. Он предупредил:

– Только не заплутайся. Запомни какие-нибудь ориентиры. Вон видишь вход напротив нас?

Я пообещала далеко не отходить и вышла на забитую покупателями дорогу».

«Иди по ней прямо до той синей машины, – кто-то действительно начал подсказывать. – Теперь поверни налево и еще немного пройди. Теперь посмотри вправо».

«Хозмаг», – прочитала она вывеску на желтом здании.

«Войди туда, – руководил невидимый поводырь. – Пройди немного подальше вдоль прилавка».

И вот они, ручки: белые, с золотистой каемочкой! И стоят копейки. «Сколько же у меня дверок? Кажется, четыре», – от волнения она еле соображала.