В 1836 году в доме дворянина Станислава Рачковского, на одной из окраинных улиц Борисова, остановились на постой четверо солдат-ветеранов, возвращавшихся домой после окончания 25-летней службы. Переночевав, они отправились дальше, за исключением одного, некоего Иоахима, католика, уроженца Могилевской губернии. Он почувствовал себя плохо, и хозяин оставил его на излечение. Вечером на Покров день (14 октября по новому стилю) солдат стал совсем плох и во время некоторого облегчения попросил хозяина дома подойти к нему.
Оказалось, что Иоахим уже был в Борисове в ноябре 1812 года в составе батальона 14-го егерского полка 15-й пехотной дивизии авангарда графа Ламберта. Командовал полком полковник Красовский (впоследствии генерал). В ту осеннюю пору, а это было с 20 по 29 ноября, непролазную белорусскую грязь уже схватило первым морозцем. Земля была покрыта снегом, днем таяло, а к вечеру слегка подмораживало. Почва выдерживала пешего солдата, но тяжело груженные армейские повозки то и дело застревали на дорогах, так что приходилось подпрягать пристяжных лошадей. Реки Березина и Сха еще не замерзли. По Березине плыли первые тонкие льдины.
20 ноября 1812 года авангард армии Чичагова под командованием Ламберта был на марше и, сделав 35-верстный переход, расположился на ночлег у Жодино. Выдвинутая вперед конница заняла Упоревичи, что были всего в 10 верстах от Борисова. Дав войскам непродолжительный отдых, Ламберт поднял их среди ночи и приказал двигаться дальше. Город Борисов и, самое главное, мосты через Березину были крайне важны для успеха задуманной Кутузовым операции, поэтому солдатам приходилось поторапливаться. Ночной марш 14-го егерского полка прошел без каких-либо осложнений. За час до рассвета 21 ноября полк остановился в одной версте от предмостного укрепления (тет-де-пона), который совместно охраняли французы и поляки. Укрепления состояли из двух редутов, построенных южнее деревни Дымки и соединенных между собой траншеей.
В Борисове, который русские войска планировали захватить, находились остатки наполеоновского Минского гарнизона, всевозможные сборные команды, части тылового обеспечения и отдельные части вновь формируемых французских полков. Кроме того, к тет-де-пону подошла польская дивизия Домбровского. Она имела в своем составе 2000 пехотинцев, 500 кавалеристов и 12 артиллерийских орудий. Всю пехоту с четырьмя пушками разместили около предмостных укреплений, а кавалерия с остальной артиллерией осталась в городе. Таким образом, в Борисове сосредоточилось от 5500 до 6500 человек. Выбить их было не просто, и тут могла помочь только внезапность.
Батальоны 14-го полка подобрались к укреплениям и начали их штурм на рассвете. К 10 часам утра егеря заняли правый и левый редуты. В 15 часов русские полностью сломили сопротивление французов и поляков и устремились через мост к городу.
Не зная, какие силы русских штурмуют город, наполеоновские войска оставили Борисов без особого сопротивления. Они отступали за город, к плотине, перекрывавшей речку Сха.
За плотиной шла дорога, выводившая их к передовым частям основной армии, которая двигалась навстречу им из Лошницы. Вся дорога на Оршу была запружена телегами, фургонами, артиллерийскими упряжками и просто дезорганизованными толпами людей, как военных, так и гражданских.
Солдаты Домбровского еще какое-то время удерживали плотину, прикрывая отход войск, но, не выдержав напора, снялись и поспешно отошли к сосновому лесу. Проследовавшие противника егеря 14-го полка, измотанные бессонной ночью и долгим боем, гнались за ними недолго. Примерно в полутора верстах от плотины полк остановился на привал в густом сосновом лесу, примыкавшем к большой дороге (лес этот сохранился до нынешнего времени). Было уже 4 часа пополудни. Днем погода стояла относительно теплая, но к ночи стало сильно морозить, и солдаты зажгли костры. По приказу Красовского было выставлено боевое охранение. Десять человек ушли вправо от дороги, а десять других, среди которых был и Иоахим, двинулись влево, в сторону проселочной дороги, которая тянулась между основной дорогой и рекой Сха.
Пройдя через небольшой перелесок, они увидели в полумраке раннего вечера крытый фургон, застрявший на раскисшей дороге. Не слишком скрываясь и громко переговариваясь, солдаты двинулись к нему напрямик. Это помогло вознице-французу (или поляку) вскочить на пристяжную лошадь и умчаться в ту сторону, откуда все еще слышались выстрелы. Там Арзамасские драгуны преследовали медленно отходящих к Неманице польских улан. Солдаты не стали по нему стрелять, и, скорее всего, он спасся. Иоахим одним из первых подбежал к фургону и откинул тяжелый кожаный полог. Сначала ему показалось, что фургон пуст, но потом он разглядел восемь небольших бочонков, стоявших на дне фургона. Решив, что в них вино, солдат попытался вытащить один из них, но едва смог сдвинуть его с места. Тогда он поддел крышку тесаком и увидел, что бочонок наполнен золотыми монетами (скорее всего, золота там было не так много, в основном в ходу было серебро, но во мраке ночи разбираться с достоинством монет им было крайне сложно). То же самое оказалось и в других семи бочонках.
Раздумывать было некогда. Каждую минуту могли показаться либо французы, либо наша кавалерия. Неподалеку от берега реки Сха, около двух больших приметных дубов солдаты вырыли тесаками неглубокую яму, устлали ее кожаным пологом с фургона и высыпали туда монеты. Прежде чем засыпать клад, каждый взял себе по горсти золота, а один из егерей бросил в яму свой нательный крест (чтобы вернуться). Для маскировки солдаты разожгли костер (из обломков разбитого на куски фургона), и пока он горел, строили планы о том, как счастливо будут жить после того, как закончат службу.
Авангарду было приказано выступить в 4 часа утра 23 ноября и продвигаться вслед за отступившим противником в направлении на Лошницу. Промаршировав около 8 верст, 14-й полк остановился на кратковременный отдых. Подтянулись части 7-го и 38-го полков, подошла артиллерия. На подходе к Лошнице, едва они показались из неманицкого леса, на них, словно вихрь, налетели кавалеристы корпуса маршала Удино.
Под нажимом французской кавалерии русские полки стали отступать в направлении Борисова. Вскоре они встретили многочисленный отряд русской кавалерии. Прорваться к основным частям армии через отбитый французами Борисов было невозможно, поэтому кавалерия и остатки егерских полков направились в деревню Студенку, где и переправились частью вброд, а частью на лодках на правый берег. К захваченному Чичаговым тет-де-пону они добрались только поздним вечером. Дошли, к сожалению, далеко не все. Пятеро из тех, кто прятал трофейное золото, погибли в дневном бою.
Умирающий Иоахим обещал показать Рачковскому место, где было зарыто золото, но встать с постели ему так и не удалось. В последний день перед смертью он просил Рачковского в случае обнаружения клада три раза в год заказывать панихиды о погибших в ту войну солдатах.
Он скончался на следующий день и был похоронен на городском кладбище. А Станислав Рачковский остался хранителем поведанной ему тайны. Он, разумеется, знал место, указанное Иоахимом, однако не решался заняться раскопками, поскольку клад лежал на общественной земле, и он обоснованно опасался, что золото у него отберут городские власти.
Прошли годы. Скончался и сам Станислав Рачковский. Его сын, Юлиан, слышавший разговоры Иоахима с отцом, был сослан "за вольнодумство" в Вятскую губернию. Вернулся из ссылки в возрасте около 70 лет. В 1897 году он обратился к властям за разрешением на поиски спрятанного золота. Разрешение было получено, и в течение всего лета Рачковский искал клад. Он нанял землекопов. Те вырыли несколько траншей, потыкали землю железными штырями, но ничего не нашли. На том поиски и закончились. Юлиан Рачковский не имел ни точного плана, ни соответствующих приборов (которых тогда вообще не было), чтобы найти зарытые сокровища.
22 ноября