Она тоже не спала. Она сидела и смотрела на него испуганными глазами. Но пленных на их месте не было. Пленные бежали.

Неожиданно Корнуэлл начал отдавать распоряжения.

Он стоял среди них, расставив ноги, покачиваясь, еще ошеломленный сном. Руки были судорожно прижаты к груди, лицо дергалось от нервного тика. Они чувствовали, что между ними и им легла непроходимая пропасть — в сером предрассветном сумраке он выглядел буйно помешанным: его золотистое лицо, все в засохшей грязи, нелепо гримасничало, пальцы впивались в локти, разгибались, снова скрючивались, темные глаза помутнели от мучительного презрения к себе.

Девушка не стала тратить время на отпирательства и сразу сама бросилась в нападение:

— Вы собирались их убить, и я их развязала.

Он прижал ладонь ко рту, пропуская мимо ушей слова и решения Корнуэлла, и рассудительно думал о том, что они ни разу не брились с тех пор, как ушли из виноградников над Нешковацем. Он упрямо цеплялся за эту бессмысленную мысль, выискивая в ней все оттенки смысла. Если бы у него была сигарета! Корнуэлл бормотал:

— Мы их догоним.

Девушка жестко нанесла ответный удар:

— Ну так чего же вы ждете?

— Мы их догоним. Они не могли уйти далеко. Он услышал, как Андраши сказал спокойно:

— Зачем, собственно, искать их? Ведь таким образом вы освободились от ответственности за них.

— Но не за вас. — Лицо Корнуэлла побелело от напряжения. Наступило короткое молчание. Затем Корнуэлл сказал:

— Даже предательство ничего не меняет.

— Мы вас не предавали, — возразил Андраши. — Вы бы сами предали себя. Или это сделали бы за вас вот они.

Но теперь на Корнуэлла этот довод уже не действовал. Он нетерпеливо отмахнулся от него.

— Том, мы догоним их еще в лесу. Вы остаетесь с этими двумя.

Он привскочил.

— Я пойду с вами. Пусть Митя останется. Корнуэлл сказал лихорадочно:

— Лейтенант Малиновский, прошу вас…

— Нет, — угрюмо перебил Митя. — Я иду с вами. А этих свяжем до нашего возвращения.

Из своего угла вышел Бора, про которого они забыли.

— Изловить их надо. До того, как они спустятся к Венацкой каменоломне, или после.

Том размотал веревки. И он же связал профессора Андраши и его дочь.

Усталость их не прошла, но они про нее забыли и спускались в долину бегом. Старый лес сменился кустарником и порослью лиственниц, а впереди все шире раскидывалась клубящаяся туманом равнина. Тут они перешли на быстрый шаг, и Бора уверенно повел их вперед, а потом там, где венацкий пост мог и должен был устроить засаду, резко повернул влево к лесу. Том слышал клокочущее дыхание Боры, заглушавшее даже хрип в его собственном горле. Они решились на неимоверный риск. Они отбросили золотую заповедь, Дэвидсон запрещавшую без разведки проходить там, где может быть засада. Но Бора торопливо шагал вниз по тропе, и они без колебаний следовали за ним.

Затем кустарник остался позади, и уже ничто не заслоняло равнины. Чуть ниже них легкая дымка висела над пологими лугами, которые переливались всеми зелеными и золотыми оттенками. Они находились на уровне Венацкой каменоломни, но ее загораживал от них лесистый гребень, который, как помнил Том с зимы, уходил вниз почти отвесной стеной из красного камня с путаницей дрока и вывороченных камней по верхнему краю. Немного в стороне, пока тоже невидимая, стояла контора каменоломни, где находились солдаты. Он остановился, потому что остановился Корнуэлл. Митя спросил:

— А мы их не упустили?

Бора покачал головой.

— Они останутся с постом и вызовут подкрепление. Там есть телефон.

Они молча ждали, что решит Корнуэлл. Он сказал глухо, глядя в землю:

— Я не имею права просить вас…

Митя торопливо перебил:

— Ясно. Куда нам идти, Бора?

Бора рванулся вперед, словно это движение подводило итог и давало оценку всей его жизни. Они побежали за ним вниз по круче, продираясь через заросли ежевики и терновника, и оказались прямо перед зданием конторы. Митя сразу же бросился в атаку.

Они начали заходить справа и слева, но Митя бежал прямо к окну, выходящему на склон, и все кончилось за две-три минуты. Том еще не успел осознать толком, что Митя благополучно добрался до окна, а первая граната уже разорвалась внутри конторы. Когда разорвалась вторая, они были рядом с Митей и вместе прыгнули в развороченное окно.

Внутри трое солдат стояли, подняв руки. От солдат они узнали, что двое из леса пришли сюда с полчаса назад и десять минут как уехали на грузовике. А они звонили в Емельянов Двор? Да, конечно, офицер сразу же позвонил.

Они вышли на крыльцо и увидели дорогу, которая, змеясь между деревьями, уходила к акварельно-зеленым и золотым лугам внизу. Оттуда утренний ветер неожиданно донес рев мотора. Затем шофер, очевидно, переключил передачу, и рев сменился ровным рокотом — грузовик теперь катил вниз по пологому склону, где кончались деревья. В Емельяновом Дворе он будет через четверть часа, а еще через четверть часа вернется с двадцатью солдатами. Том присел на каменное крыльцо, у нижней ступеньки которого начиналась дорога. Ему вдруг пришло в голову, что он даже не ищет выхода из положения. Выхода не было. Из двери выглянул Митя.

— Я их связал и перерезал телефонные провода. Мы идем обратно.

Том уже поднялся на ноги, когда из-за деревьев донесся щелчок выстрела. За ним последовал залп и наступила тишина. Они больше не слышали даже шума грузовика.

Бора словно восстал из мертвых.

— Наши! — закричал он, рубя воздух кулаком. — Да вы понимаете? Это же наши!

— Ну, так…

— Да-да, черт побери!

И он снова бежал за Корнуэллом, который бежал за Митей, который бежал за Борой. Но теперь у него на ногах выросли крылья. Ему казалось, что он вдруг вырвался из тьмы на яркий солнечный свет.

Потом они обогнули сосновую поросль и увидели грузовик. Рядом с ним в небрежных позах стояли пять-шесть человек. Один из них пошел к ним навстречу и приветственно взмахнул рукой.

Том догнал остальных и увидел тощего долговязого крестьянина в старой партизанской шапке, сдвинутой на затылок, с винтовкой, перекинутой через руку.

— Здравствуйте, товарищи, — церемонно сказал Станко.

Они толпились вокруг Станко, точно люди, вдруг обретшие свободу, хлопали его по спине, что-то выкрикивали.

Станко принимал все это невозмутимо — вздергивал брови, добродушно кивал.

— Ну, у нас кое-что для вас есть, товарищи.

Они наперебой трясли протянутую руку Станко, но молча, выжидая, чтобы первым заговорил Бора, и Том был этому рад. Однако Бора не торопился, тщательно следуя старинному обычаю, соблюдая достоинство. Наконец он задал вопрос:

— Откуда вы тут взялись?

Станко помедлил по-птичьи, в особой, присущей только ему манере. А потом сказал с безмятежным спокойствием, которое вселяло уверенность и бодрость:

— Оттуда.

И он ткнул большим пальцем в сторону равнины.

— А сколько вас?

— Нас трое.

— Всего трое? Мы ведь тут попали в переделку.

— Знаю.

И только теперь Бора спросил:

— Так вы их изловили?

— Он, черт его дери, не захотел остановиться. Пришлось стрелять, — сообщил Станко.

— Мы слышали.

— Вот и спустились?

— Да, мы спустились.

И ни одного лишнего слова, думал Том. Он готов был слушать их весь день.

Теперь они подошли к тем, кто стоял у грузовика: два молодых партизана, которых он видел на Главице, — Милай, так ведь? И Милован. И неизвестный человек в коричневой кожаной кепке и кожаной куртке — шофер грузовика, а у заднего борта, словно окаменелые, оба их пленных.

Бора говорил, словно человек, в которого вдохнули жизнь:

— Ну вот, капитан. Ну вот! Станко из отряда. Из нашего отряда, понимаете? Из отряда Плавы Горы. Они вернулись.

— Да нет, — сухо заметил Станко. — Нас всего трое. Я и два бойца.

Но это не охладило Бору:

— Связь восстанавливаете, верно?