— И связь, черт побери. И это тоже. А мы не знали, что с вами сталось. Думали, вы там, за Дунаем.

— Мы там и были, Станко. То есть не я, а они. Только они вернулись. И плохим был этот день.

— Плохим, говоришь?

— Хуже некуда. Марко погиб.

Станко замер на месте, посмотрел на Бору, пожевал губами, но ничего не сказал. Потом покачал головой и отвернулся. После некоторого молчания он заговорил:

— А эти двое? Что вы с ними будете делать?

Том подошел к Корнуэллу почти вплотную. Мгновение Корнуэлл и офицер смотрели друг другу в глаза, но за этим ничего не последовало.

Станко и Бора собирались действовать по всем правилам. Сначала они допросят шофера.

Тут явно не все было просто. Поманив его за собой, они отошли шагов на двадцать в сторону. Том спросил у Милована:

— Ну, как свиньи? Еще попадаются? Паренек расплылся до ушей.

— Да вот, всего две! — Он со смехом указал на пленных и затараторил: — Знаешь, Никола, мы ведь издалека пришли. Вчера ночью обходили Емельянов Двор. А Станко шагает себе в темноте и говорит, что хорошо дорогу знает, да только черта с два он ее знал, потому что мы… — Он оборвал фразу и дернул Корнуэлла за рукав. — Они вас зовут, капитан.

Том пошел за Корнуэлом туда, где Станко и Бора стояли с шофером грузовика. С ними пошел и Митя. Станко начал объяснять им про шофера, дюжего детину, который глядел на них с полным спокойствием, словно ему нечего было опасаться. Выяснилось, что он человек неплохой. Не то чтобы хороший, но, во всяком случае, не фашист. Наоборот, он иногда оказывал им кое-какую помощь.

— Это правда, — вставил Бора. — Мы его врагом не считаем.

— Так почему же он не остановился, когда вы подали знак?

— Тут, товарищ, такое дело вышло. Он говорит, что они держали его под прицелом. Ну а ведь мы хотели его остановить, только чтобы получить сведения…

— И правильно сделали, Станко! Это очень удачно вышло.

— И тут видим, что с ним еще эти двое. Корнуэлл спросил холодно:

— Куда он их вез?

— Он вам сам скажет, — ответил Станко. — Ну-ка давай говори.

Шофер повернул к Корнуэллу круглое загорелое лицо и сказал внушительно, со снисходительным сознанием собственной безупречности:

— Я их вез в Емельянов Двор, а то куда же? Они позвонили по телефону, что сбежали из Бешенова, понимаете? А я как раз там был, Ночевал там, понимаете?

— Они позвонили по телефону, вы говорите?

— Помощь вызывали, а то как же? Да вы что, мне не верите?

— Он врать не будет, капитан.

Шофер был возмущен:

— Конечно, не буду. Чего мне врать-то? — Он говорил, как человек, который при любых обстоятельствах всегда окажется на правильной стороне, просто потому, что такой уж он человек.

Но Бора пробасил:

— А если мы тебя отпустим, ты поедешь туда и все выложишь, так ведь? Станко, друг, по-моему, лучше бы взорвать грузовик.

Тут шофер заговорил быстро и с большой убедительностью:

— Да зачем это? Разве что вы хотите вовсе прикрыть каменоломню. Тут ведь других грузовиков нет. Ни в Илоке, ни в Руме. Уж я-то, — добавил он, словно предлагая полезные сведения коллеге, достойному его внимания, — уж я-то знаю.

Том открыл капот и крикнул Боре:

— Одну гранату вот сюда, и дело с концом!

Но Бора уже обрел свою обычную рассудительность.

— Ладно, Никола. Он человек неплохой. От него есть польза, а если взорвать грузовик, он останется без работы.

Совсем успокоившись, шофер одернул кожаную куртку.

— Верно. Зря портить и ломать никакого смысла нет.

— Так уж и нет? А мне сейчас хороший взрыв не помешал бы. Легче на душе стало бы. — Он покосился на Корнуэлла. — А у вас?

Но Корнуэлл читал какую-то записку. Несколько секунд она трепетала в его пальцах, а потом он поднял голову и повернулся к нему:

— Вот прочтите. Ее принес Станко.

Этот смятый листок содержал известия с базы. Четкие наклонные буквы слагались в слова и строчки, смысл которых был предельно ясен: «Лондон настоятельно требует, чтобы вы доставили профессора без дальнейших задержек. Согласно инструкциям базы, передав его мне, вы немедленно возвращаетесь в Италию. Они отказываются понять ваши долгие проволочки и отсутствие радиограмм. Очень сожалею, но я тут ни при чем. С приветом…» И подпись: «Майор Р. С. Шарп-Карсуэлл».

Он отдал листок Корнуэллу.

— Идиоты! Думают, наверное, что мы тут пьем и веселимся.

— Нет, Они просто хотят избавиться от меня.

— А, бросьте! И ведь передатчик в реке утопил я. Все равно он не работал бы.

Корнуэлл ответил, не повернув головы:

— Когда вернетесь туда, можете рассказать все это им, если хотите.

В тот момент он ничего не заметил. И ответил только:

— Само собой! И уж я найду, что им сказать!

Корнуэлл пристально вглядывался в изгиб дороги на горе, хотя серая петля там, где она исчезала среди деревьев на склоне, была пуста.

Шофер забрался в кабину, и грузовик тронулся, слегка задев пленных. Они растерянно оглянулись. Бора оттащил их к обочине. Из-за плеча Боры офицер закричал по-английски:

— Если вы намерены убить нас, так имейте мужество сделать это сами!

Корнуэлл словно не услышал. Шаркая по щебню, он медленно пересек полотно дороги, которое отделяло его от Боры.

— Мы поведем их с собой назад, Бора. Бора покачал головой.

— Я с вами не пойду. — Он пожал плечами. — Вы уж простите. Я пойду со Станко. Я останусь на нашей Плаве Горе.

Он стоял перед ними, виновато разводя руками, — могучий и в чем-то беспомощный великан.

— Я пойду со Станко, — повторил он. Корнуэлл засмеялся сухим неприятным смехом:

— Значит, даже ты, Бора…

Он умолк и нелепо прижал кулаки к груди. Офицер снова прокричал по-английски:

— Так убейте же нас, только сами. Да, сами!

И тут Корнуэлл сделал то, чего никто не ждал. Он ударил офицера по лицу — грязному, но все-таки холеному и наглому. Том увидел, как на воспаленные глаза офицера навернулись слезы боли. Несмотря на всю свою самоуверенность, он явно был уже на пределе. Как и они все.

— Ради бога! — Том повернулся к Станко. — Нет ли у вас чего-нибудь поесть?

Станко даже растерялся. Он энергично взмахнул длинной рукой.

— Милован! — крикнул он. — Тащи сюда припасы! Милован побежал к кустам у обочины и вернулся с сумкой.

Он попробовал уговорить Станко пойти с ними. Но тот твердо стоял на своем: у них приказ восстановить связь с восточным краем лесов, с Юрицей на том берегу, со всеми, кто уцелел. И все-таки он продолжал убеждать Станко. Да, конечно, это не так уж много — Станко и два его молодых бойца, но в эту минуту они были для них всем: единственным надежным контактом с системой коммуникаций, которая вела к горам и дальше, к остальному миру. Однако Станко твердо стоял на своем.

— Если хотите, вы можете пойти с нами, Никола. Ты и капитан.

— Нас пятеро.

— Пятеро? Куда мне пятерых? Это, Никола, слишком много.

Бора спросил:

— Отряд сейчас за железной дорогой, Станко? В предгорьях?

— Да, мы пришли оттуда. И Николе с капитаном лучше всего найти отряд. За железной дорогой. И сегодня же ночью.

Корнуэлл резко перебил их:

— Вы правы. Переход надо начать сегодня же. Станко вздернул подбородок, так что солнце озарило его багровые щеки.

— Вот это дело. Ну, раз вы решили…

Он перешел к необходимым частностям, и Том заметил, что слушает его с напряженным вниманием.

— До Емельянова Двора, — говорил Станко, отсчитывая мили изящным взлетом пальцев правой руки, — зам нужно будет ползти между Сушацем и Сишацем. Ползти по старому рву. Ты его знаешь, Митя. Ползти, только ползти, потому что на правом склоне и на левом склоне стоят часовые с ракетницами. И на обоих склонах по пулемету. — Станко раскинул руки. — Но если вы будете ползти совсем тихо, без единого звука, они вас не увидят и не услышат, понимаете? Ну а когда вы проберетесь между Сушацем и Сишацем, тогда бегите к каналу, понимаете? Вы должны бежать, потому что за каналом, — теперь он рубил воздух ребром ладони, быстро, яростно, — вам нужно перейти железную дорогу до трех часов. Потому что в три часа в обе стороны проходят патрули. — Он неожиданно обернулся к Боре. — Так сколько их, говоришь? Пятеро? Слишком много. Пройти могут трое. Ну, четверо.