По нашим сведениям, ни одному европейцу в те времена не удалось туда проникнуть. Там вообще редко появлялись посторонние, за исключением торговцев, получавших специальные разрешения, и путешественников с побережья – африканцев и арабов, которые не оставили нам никаких свидетельств виденного. Развитие этой цивилизации, ее религии и обычаев, идеологии и верований, ее общественной жизни происходило только в пределах собственной орбиты. Это государство проделало в процессе эволюции немалый путь, но оно никогда не порывало с традициями. Сюда не проникали никакие влияния извне, и чужая культура никогда не смешивалась с местной. Подлинное величие строителей Юга можно оценить хотя бы уже по тому, что они были полностью отгорожены от остального мира.

Европейцы, впервые увидевшие Зимбабве, не могли поверить, что предки африканцев, этих «туземцев», земли которых они изучали, готовясь к захватам, построили каменные стены и массивные здания, возвышавшиеся перед ними.

Старатели, охотники, пионеры, они принимали Зимбабве и соседние руины, встречавшиеся там и сям в этой местности, за чудо, порожденное необъяснимой, но очень древней культурой в стране, обитатели которой строят жилища только из ила и соломы. Лишь Селоус, самый проницательный из первых европейцев, посетивших эти края, впоследствии указывал, что африканцы и в конце XIX века продолжают возводить, хотя и в меньших масштабах, каменные постройки.

Большинство шло по стопам охотника Рендолса, который побывал в Зимбабве в 1868 году и не нашел здесь ничего заслуживающего внимания. Другие верили немецкому геологу Мауху, который попал туда в 1872 году и по возвращении заявил, что все виденное им, вероятно, результат деятельности цивилизованного народа глубокой древности, проникшего в эти забытые места точно так же, как туда проникают сейчас европейцы. Крепость на вершине холма, заявил Маух, представляет собой, без сомнения, точную копию храма, воздвигнутого царем Соломоном на горе Мориа, а огромное «эллиптическое здание» в долине, бесспорно, точная копия дворца царицы Савской, в котором она жила во время пребывания в Иерусалиме в Х веке до н. э.

К рассказам путешественников мало что было добавлено до 1890 года, когда пришедшая сюда из Бечуаналенда английская колонна разбила лагерь на расстоянии 17 миль от Большого Зимбабве; вскоре англичане сами убедились в величии сооружений, стоящих в одиночестве пустыни. Вторгшись в район, населенный племенем машона, которое англичане считали совершенно диким, завоеватели – или, по крайней мере, некоторые из них, с более широким кругозором, – без труда поверили в гипотезу Мауха. «Теперь, – писал один из первых поселенцев в 1891 году, когда Англия завладела землями машона и матабеле (впоследствии составившими Южную Родезию), – англичане находятся в стране Офир и заново открывают сокровища древности». «В ближайшем будущем, – продолжал он, – вероятно, уже можно будет увидеть изображение королевы Виктории, вычеканенное на монетах из золота, которым царь Соломон покрыл свой трон из слоновой кости и украсил кедровые колонны построенного им храма». Изложенная точка зрения, бесспорно, интересна, хотя и не подкреплена фактами. Тем не менее тогда ее усиленно пропагандировали, и кое-кому она представляется верной и по сей день.

Ее можно в какой-то степени оправдать. Португальцы, заимствуя эту легенду у арабов, связывали золото Софалы с золотом Офира, и вера в такую связь настолько распространилась в Европе, что Мильтон в «Потерянном рае» поместил сюда одно из королевств, которые падший ангел показывал Адаму. Первые европейцы в 1890 году, конечно, рассчитывали найти здесь золото, полагая, что Офир находится где-то поблизости. Более того, люди, подобные им, никак не могли поверить и не верят до сих пор, что эти развалины имеют хоть какое-то отношение к местному населению, которое они презирают как примитивное и варварское.

Такое мнение укрепилось в результате завоевательных войн против матабеле и машона. «Теория, согласно которой негра надо убивать на месте, – заявил корреспондент „Матабеле таймс“, требуя прекращения такой политики, – слишком напоминает о порядках Доннибрукской ярмарки (Доннинбрукская ярмарка близ Дублина – синоним распущенности и беспорядков) и потому является скорее перегибом, чем удовлетворительным принципом. А мы придерживаемся ее до сих пор, сжигая краали только потому, что они принадлежат местным жителям, и расстреливая бегущих людей только потому, что у них черная кожа». Наивно было ожидать, что европейцы поверят, будто этот «сброд» или соседние с ним народы могли построить Зимбабве – наиболее внушительный памятник минувшей славы, который кто-либо из европейцев видел в своей жизни. Естественно поэтому, что «легенда Офира» утвердилась прочно.

Однако эта легенда нанесла много вреда археологам. Если когда-то страна машона поставляла свое золото Соломону, то почему бы не попытать счастья теперь? И вот золотоискатели и авантюристы хлынули в этот район. К 1900 году на землях машона и матабеле было официально зарегистрировано 114 тысяч заявок на золотоносные участки. Большинство из них находилось в районах древних рудников. Хищническое разграбление этих районов привело к уничтожению всех свидетельств древности. Прежде всего это касается выяснения старинных методов плавки. Но ничто нельзя сравнить с ущербом, который был нанесен самим развалинам.

Некий старатель, по имени Поссельт, начал обшаривать развалины еще в 1888 году. Хотя ему почти не удалось найти золота, он обнаружил несколько крупных «птиц» из мыльного камня, благодаря которым Зимбабве стал впоследствии знаменит. Он отметил, что его носильщики взирали на развалины с ужасом, при виде их «опускались на землю и торжественно поклонялись им, хлопая в ладоши».

Главные ворота Зимбабве Поссельт нашел совершенно разрушенными. «Мы взобрались на стену, – пишет он, – и шли вдоль нее до тех пор, пока не достигли конической башни. Участок за стеной порос густым кустарником и высокими деревьями. С этих деревьев свисало множество „обезьяньих веревок“, по которым мы спустились на землю и вошли внутрь развалин. Я не мог найти здесь никаких следов человека, и не было никакой надежды найти сокровища, которые возместили бы нам убытки. Вся местность была погружена в глубокое молчание».

По следам Поссельта пошли другие авантюристы. В 1895 году золотоискатель, по имени Нил, с двумя компаньонами из Иоганнесбурга – Морисом Гиффорда и Джефферсоном Кларком – основал Компанию старинных развалин (получив концессию у Компании Британской Южной Африки) с целью «исследовать все древние руины к югу от Замбези». Эта компания прекратила свое существование в 1900 году, по-видимому по указанию Сесиля Родса. В 1902 году только что сформированный законодательный совет Южной Родезии издал указ об охране памятников древности. «Но нанесенный ущерб, – писал позднее Шофилд, – был громаден, так как грабители, варварски обращались со всеми найденными предметами, за исключением золота».

В 1902 году Нил заявил, что лично исследовал 43 района развалин из известных ему 140. Другие, бесспорно, сделали то же самое или примерно то же самое. И хотя за 5 лет компания обнаружила не более 500 унций золота, что по размерам годилось только для музейных экспонатов, никому не удалось узнать, сколько было найдено других предметов из золота, ибо вся эта орава, подобно Нилу, переплавляла их и продавала. Только сокровища Мапунгубве, обнаруженные учеными в Северном Трансваале примерно через 40 лет, в полной мере показывают, какова была истинная ценность находок, которые были открыты и уничтожены этими «исследователями Офира».

В те времена, когда археология не приобрела достаточного опыта и не стала такой тщательно разработанной наукой, как сейчас, было очень трудно выяснить происхождение этих зданий. И трудность эта усугублялась тем, что матабеле пришли сюда сравнительно недавно. В связи с этим ученые разделились на два лагеря: «финикийский» и «средневековый».