Первый удар португальцы нанесли самым богатым прибрежным городам. Благодаря огнестрельному оружию им сравнительно легко удалось справиться с ними. Захватив эти города, португальцы попытались самостоятельно продолжать торговлю между Африкой и Индией. Однако здесь они потерпели поражение, несмотря на отчаянное мужество и нежелание признаться в провале. Их доконали собственная жадность и невежество. Как все захватчики, они захотели получить все сразу и как можно быстрее (разумеется, такие желания проявляли не только португальцы).
Вначале им пришлось столкнуться с пассивным сопротивлением. Купцы Софалы начали даже производить хлопчатобумажные ткани, так как закупать их в Индии они теперь могли только через португальцев. Барбоша сообщает, что, поскольку эти купцы не умели окрашивать ткани, они стали распускать синие хлопчатобумажные материи Камбея и «ткать их снова, в результате чего получалась совершенно новая вещь. Из этих синих ниток и белых ниток местного производства они изготовляли большое количество цветных тканей и от продажи их выручали много золота». Они поступали так, честно поясняет Барбоша, «осознав, что наш народ отнял у них торговлю товарами, перевозимыми на замбуко» (так называли на побережье суда, привозившие в Софалу товары из Индии), и «что они могли доставать товары только через посредников, которых король, наш повелитель, назначал в свои фактории и форты».
Тем не менее замбуко удавалось просачиваться через португальские кордоны. «Мавры Софалы, Момбасы, Малинди и Килвы, – пишет Барбоша в 1516 году, – перевозят золото, слоновую кость, шелк, хлопчатобумажные ткани и бусы из Камбея на небольших суденышках, которые скрываются от наших кораблей, и таким способом им удается переправить большое количество продовольствия, рисового напитка и немало водоплавающей птицы». Жалоб на это «браконьерство» было очень много. Суариш в своем послании португальскому королю в 1515 году, жалуясь на недостаток золота, сообщил также, что «мавританские купцы» продолжают торговлю, несмотря на все попытки прекратить ее.
Войны во внутренних районах приостановили приток золота на побережье. Однако в этом процессе большую роль сыграла агрессивность и жадность самих португальцев. Франсишку ди Бриту, португальский наместник Софалы после Суариша, сообщал, что вся торговля с внутренними районами Африки приостановилась и товары, которые приходят на португальских кораблях из Индии, невозможно реализовать. Ошибка португальцев, которую даже наиболее проницательные из них осознали слишком поздно, состояла в том, что они стремились захватить контроль не только над морской, но и над внутренней торговлей. Африканские прибрежные города достаточно хорошо понимали положение вещей, чтобы не стремиться к господству над соседями. Алькансова в 1506 году писал, что жители Софалы могут свободно заходить в глубь территории на четыре лье, но, пойди они дальше, «кафиры ограбят и убьют их». Португальцев же не устраивала возможность покупать товары у купцов и посредников из внутренних районов, как это делали жители прибрежных городов. Они хотели сами продавать и покупать и в обоих случаях извлекать наибольшие прибыли. Поэтому они стали продвигаться в глубь материка.
Их капитаны и торговые агенты делали то же самое в Индии, и в обоих случаях последствия были разрушительные. Так, индийские бусы, пользовавшиеся в Африке большим спросом, должны были закупаться только на деньги самого португальского короля. Это вряд ли устраивало местных капитанов и агентов, прибыли которых, таким образом, оказывались под угрозой. «Капитаны Бассейна и Чаула, – пишет Уайтуэй, – стали торговыми соперниками: оба они снаряжали вооруженные банды, которые отправлялись в страну за товарами». В результате этого торговля через посредников превратилась вскоре в едва прикрытый грабеж. Португальцы стали на побережье Индии таким же объектом ненависти, как и на побережье Африки.
Проникновение во внутренние части Африки оказалось более трудным делом. Однако уже через 30-40 лет после плавания Васко да Гамы португальские поселенцы и купцы появились на нижнем Замбези, в Сена и даже Тете. Некий Антониу Кайду даже обосновался в одной из резиденций мономотапы, когда в 1561 году туда попал португальский священник, по имени да Сильвейра. Местонахождение этой резиденции не выяснено. Во всяком случае, это не Большой Зимбабве. Скорее всего она была расположена на холмах к юго-западу от Тете на реке Замбези – район Маника в теперешнем Мозамбике.
Десять лет спустя Франсишку Баррету повел в глубь материка военную экспедицию из Софалы. Он умер по дороге, и его место занял Вашку Фернандиш Хомин, который вернулся на побережье, достигнув границ страны, где добывалось золото. Найденные им «рудники» бесспорно относились к району каменной гряды Иньянги и Пеналонги. Его экспедиции пришлось пробиваться через прибрежное царство Китеве – торгового посредника между Софалой и внутренними районами. В ходе боев португальцы сожгли Симбаоэ – дворец из дерева и соломы, принадлежавший царю Китеве. Миновав эту страну, они встретили хороший прием в стране царя Циканги, расположенной на каменистом нагорье, и продолжали двигаться к «рудникам».
Их сердца были полны надежд. «Наши люди, оказавшись в стране, где, по слухам, все вещи делаются из золота, ожидали, что обнаружат его на улицах и в лесах и уйдут отсюда доверху нагруженные им». Однако им пришлось разочароваться; увидев, что золото здесь попадается редко и его трудно достать, они вернулись на побережье с добычей, которая далеко не соответствовала затраченным усилиям.
Однако этот урок не пошел впрок, и попытки установить господство над внутренними районами Африки продолжались. В отчете Антониу Бокарру от 1607 года мы встречаем еще одно свидетельство, указывающее на роковое стремление португальцев стать монополистами. Там говорится о передаче в их руки всех рудников Мономотапы. Отчет интересен не только тем, что проливает свет на намерения-португальцев, это еще и предшественник договора, по которому правитель матабеле передал «полное и исключительное право на все металлы и минералы» агентам Сесиля Родса и его Британской компании Южной Африки. Договор был подписан в 1888 году, через 281 год после португальского.
«Я, император Мономотапы, – в отчете он назван „Гассе Люцере“, – считаю нужным – и выражаю при этом свое удовольствие – вручить его высочеству (королю португальскому. – Б. Д.) все рудники – золотые, медные, железные, свинцовые и оловянные, которые существуют в моей империи, до тех пор пока король Португалии, которому я передаю указанные рудники, будет поддерживать меня на троне, дабы я продолжал приказывать и повелевать, как и мои предшественники, и даст мне в помощь вооруженные силы, с которыми я пойду и уничтожу мятежного грабителя, по имени Матузуана, который опустошил некоторые земли, где залегает золото, и мешает купцам торговать».
Получить поддержку такой ценой – значит полностью подчиниться, и Мономотапа не избегла этой участи. Португальцы превратили императора в послушное орудие осуществления своих замыслов. В конце концов в 1629 году они заманили его в расставленную сеть, заставив подписаться под договором, согласно которому он объявил себя португальским вассалом и признал за христианами право обращать его подданных в католическую веру и строить церкви на территории его империи. Кроме того, он дал согласие на «поиски и разработку стольких рудников, сколько португальцы пожелают иметь», и обещал их не закрывать. Более того, он дал обещание навести «справки по всему королевству, имеется ли где-нибудь серебро», и сообщить об этом капитану Масапы, где был тогда расположен самый отдаленный португальский гарнизон, «с тем, чтобы он известил об этом губернатора». Он обязался «в течение года изгнать всех мавров из своего королевства (иными словами – купцов с побережья, которые конкурировали с португальцами. – Б. Д.), и, если через год хоть один из них останется, он будет убит португальцами». И он позволил португальцам сидеть в его присутствии.