- Чем это было в той кружке? - с подозрением спросил он.
- Травки заварил, к твоему визиту готовился, - ответил я, - а ты не куксись. Пошли, сейчас ещё одну микстурку выпьешь, полегчает.
Протащил его на кухню, тут, главное, не дать ему упасть окончательно в глубину собственных страданий, а то потом будет, как вчера. Налил в стопку ещё один компонент комплексного лечения. Это уже Ирина готовила.
- Пей и спать. Утром договорим. - Заставил Курпатова выпить настой.
Это нервноуспокаивающее и снотворное. Ему сейчас надо как следует выспаться.
- Нет, ну ты скажи, - продолжал настаивать мой приятель, - что это? Откуда?
А у него уже глаза закрываются. Отвёл в люлю, нефик нарушать режим. Он сразу же вырубился.
Я вышел на крыльцо, закурил. Не спалось. Вот же как мужика жизнь поломала. Был цветущий, в полном расцвете сил, мужчина, а превратился в развалину. Ничего, всё теперь в наших руках. Нервы ему подлатаем, токсины выведем, питательным бульоном обеспечим. А на тех адвокатов управу найдём.
Василь Степаныч ночевал, по случаю перенаселения, в летней кухне. Я, чтобы его не тревожить, в доме заварил себе кофе и расположился на крыльце. В тишине и покое. Просидел, как раз до рассвета, когда на землю с реки наполз утренний туман. В энцифалитке, с удочками в руках, из летней кухни выскочил Василь Степаныч. Я окликнул его.
- С добрым утром, Володя, - ответил он, - ты тоже на рыбалку собрался? Так предупредил бы.
- Нет, я так. Не спалось. Нашего пациента в чувство приводил.
- И как он? - спросил Василий, - а то он вчера красивее огня был. Нельзя же столько пить.
- У него был трудный период в жизни, - туманно ответил я, - но жить будет. Ты расскажи, как ты его ловил.
- Так и ловил. По всему городу. Насилу выцепил. Он изрядно был датый, да на старых дрожжах. Ну ладно, дело прошлое. Пришлось, правда, кое-кому вразумление делать, есть у нас одно мутное риэлтерское агентство. Теперь не полезут.
- Ну, спасибо, а то я думал, как от его хаты желающих отвадить. Ну тогда пойдём, рыбки половим в мутной воде.
Я, правда, забыл, есть у меня удочки или нет? Вроде когда-то собирался вести чистую, праведную жизнь с удочкой в руках. Но Степаныч и тут меня выручил. Так что мы расположились возле речки.
- Красота, - заявил он, когда мы закинули леску в воду, - как тебе удалось такой удачный дом прикупить? И речка тебе, и лес, и все дела. И тишина. Всю жизнь мечтал, да не сложилось.
Василь Степаныч из тех, в нашей бывшей компании, с кем можно было иметь дело, без риска заиметь головную боль. Но сказать, что мы с ним приятели не разлей вода, тоже нельзя. Пересекались, да, он оставил впечатление спокойного уравновешенного человека, без особенных тараканов в голове. И было чувство, что этот человек из тех, с которыми можно иметь дело.
Я на рыбалку пошёл исключительно, чтобы поговорить без лишних ушей. Понятно о чём. Но не сразу. Я ходил вокруг да около, всё выспрашивая у него и про жизнь, и про его службу, и про взгляды на всеобщее падение нравов, вкупе с грядущим концом света. И всё это, собственно, ради одного: не побежит ли он сразу же на телевидение делать сенсационные заявления, или, того хуже, во всякие государственные учреждения, с целью разоблачить иномирную резидентуру, как только узнает, что у меня в руках дырка в другой мир.
Однако мои опасения оказались беспочвенными. Во-первых, Степаныч оказался не из ФСБ, как мне казалось раньше, а из флотской контрразведки, откуда его выгнали за действия, порочащие честь какого-то адмирала. Так что в этом смысле я успокоился, насчёт нравственной составляющей его личности. В нашу богоспасаемую компанию он прибился чисто случайно, не поверите, мимо проходил и зашёл. И попал на Пашу Большого, который немедля принял его на работу. Хоть что-то путное сделал покойник, подумалось мне.
Василь Степаныч мои откровения насчёт Харкадара воспринял насмешливо. Конечно, были помянуты все известные ему способы изменения сознания - от курения вульгарной анаши, до экзотического холотропного дыхания. Себе, дескать, можно придумать всё, что угодно, а потом принимать за реальность Я отверг все его измышления, потом пообещал, что как только он сам себе поверит, так сразу я его выведу посмотреть на звёзды иного мира.
- А пока, Василий, - добавил я, - лови рыбу и наслаждайся покоем, а я сейчас пойду разворачивать полевой терминал локального телепорта.
И рассмеялся добрым, демоническим смехом. Василий сразу же бросил все свои удочки и даже так и неначатую бутылку водки. Вот что с человеком простая любознательность делает. Хотя, пить на рассвете, это конечно, романтично, но не соответствует российским традициям. Я все время думаю, вот пить, по-нашему, можно в любое время суток. А на рассвете нельзя, дурная примета. Не принято, хоть ты тресни, не знаю почему.
Ну, расположились мы в новой пристройке к гаражу, там, где у меня маяки стоят и портал во Внеземелье. Чтоб всё в одном флаконе было, рядышком. Распаковал я свой фибровый чемоданчик с кевларовой подкладкой, разложил это всё хозяйство аккуратно, на фанерке. Под фанерку чурбачки подложил, сосновые. Сосновые, они духмяные, с фитонцидами, не то что берёзовые. Два экрана, возле каждого по семь верньеров, это я спецом сделал стилизацию под аналоговое оборудование. Ну, думаем с Васей, ща мы провертим дырку в пространстве, прямиком в США, кинем им сюрприз. Вообще-то тревожно и волнительно. Всё-таки первый раз, и стёб здесь не совсем уместен, но все равно, на хи-хи пробивает. И тут, что вы думаете, в этот мандражный момент, открывается дверь без стука и заходит Ичил, топчется по моим ногам, и прямиком куда-то рвётся. Потом меня заметил, затормозил. Мало того, что я невыспавшийся, так и этот здесь, с претензиями. И входить без стука в помещение, где я занимаюсь важным делом - это вопиющий моветон. Так и сказал Ичилу, ты - манд-вен-тон! И добавил пару слов в рифму. Зато Василий Степанович сразу и афигел. Ну, я бы, конечно, тоже начал сомневаться в своём рассудке, если бы в бетонной, ровной прежде стене, разверзлася бы дыра, и из неё полез бы чёрт, а я ведь Степаныча предупреждал!
- Ты, - спрашиваю у Ичила, - каким ветром? Хрен ли шастаешь взад-вперёд, мировое древо раскачиваешь? Не желаешь ли выпить чаю, рассказать нам, велик ли был приплод в твоих стадах? Был ли добрым твой путь?
Задел его за посконное, степняцкое, практически мордой в навоз сунул, ибо не подобает уважающему себя степняку суетиться и правила вежества нарушать. Он как споткнулся. Понахватался, от своих блондинок, панимаиш ли, городских привычек. Приобщение к ценностям нашей цивилизации, несомненно, дело прогрессивное, но нельзя бездумно хватать всё блестящее и совать в рот.
Мы прошли на летнюю кухню, я поставил чай, а Ичил начал печальное повествование. Начал мне что-то про Михалычеву ногу рассказывать, но я пресёк. Представил, как они отпиливают Михалычу культю, а потом начинают... я отогнал от себя эти видения, сердце сбойнуло. С детства боюсь уколов и всяких хирургов. С их возмутительным, хамским отношением к клиентам. Не говоря уже про стоматологов. Нет, я не могу без содрогания вспоминать те самые страшные моменты своей жизни, когда я, скуля, хотел забиться в угол... ну, в общем, об этом лучше никогда не вспоминать вообще.
Оказалось, что искусственный интеллект Научно-исследовательского института медико-биологических проблем оказался старой закалки, никаких блоков типа 800/900 не имел, и, следовательно, иносказаний, намёков и шуток не понимал. А также рассказывал всякое на своём, медицинском языке, который никто, кроме него самого, не понимал. Без специалиста с высшим специальным медицинским образованием очень трудно понимать другого специалиста, даже если он ИИ. Он панькаться с посетителями не будет и переводить с медицинского на русский свою феню тоже. Это вам не воспитанный мною Мбонго, который грузит свои замашки из этического профиля ИИ-1017, а потом мне растолковывает ту ахинею, что иногда выдают за истину другие ИИ. И поэтому операция по излечению Михалыча откладывается на неопределённый срок. Вся надежда на единственного человека в нашем маленьком коллективе, который в этом копенгаген, но сей момент дрыхнет вверх сопаткой.