Все происходящее казалось каким-то кошмаром...

Я, не чувствуя своего тела, привалился к широкой арке, ожидая поезда, на котором должны были ехать они.

И они приехали. Гудящий рельсами поезд привез их, противно шипя тормозами. Я не мог поверить своим глазам. Даже представить себе не мог, что вообще когда-то могу испытать такую бурю эмоций. Ненависть, боль, страх, опустошенность...

Они стояли так близко друг к другу. Очень близко. Настолько близко, что ему только стоило чуть протянуть руку, чтобы коснуться щеки моего Рауля. Ему стоило сделать только один шаг вперед, чтобы согреться теплом моего омеги. Ему стоило только едва склонить голову, чтобы своими найти его губы.

Руки сжались в кулаки. Я провожал их взглядом. Поезд, шипя, остановился. Только тогда он отступил, направляясь к выходу из вагона. Проходящая мимо толпа на несколько мгновений скрыла их от моего взгляда. Что произошло между ними тогда? Что он успел сделать с моим омегой? Когда я вновь увидел их, Рауль по-прежнему стоял, провожая его взглядом, а он стоял ко мне спиной и что-то наверняка говорил ему. Я не слышал. Я лишь видел, как на губах Рауля от тех слов появилась улыбка. И эта улыбка стала последним, что я мог рационально осознавать. Больше я себя не контролировал.

Поезд, загудев, уехал. Это послужило своеобразным стартом.

"Эй, парень! - услышал я свой собственный голос, подходя к нему со спины и положив руку на плечо. - Да-да, ты!"

Он невникающе обернулся. Зря. Я скорее почувствовал, чем увидел, как дернулась его голова, когда мой кулак, что есть силы, врезался ему в щеку. Мужчина, удивленно ругнувшись, потерял равновесие и упал на спину, ошарашенно глядя на меня.

За спиной раздался визг. Толпа отшатнулась, образовывая кольцо между нами.

- Ты...

Он начал подниматься.

- Это ты меня слушай, мразь! - проорал я, тремя широкими шагами сокращая пространство между нами. - Если ты!..

Удар в пах согнул пополам. С губ сорвались отчасти удивленные ругательства. Мужчина напротив окончательно поднялся на ноги.

- Так что там я? - как ни в чем не бывало начал он.

Но обрадовался слишком рано. Он тихо охнул, ухватившись за живот от моего нового удара. Вторым я вновь отправил его в нокаут проверять на предмет чистоты здешние полы.

- Эй, мужик! - прохрипел он, скаля зубы. - В чем проблема?!

- В чем проблема?! - хохотнул я, сам поражаясь тому, с какой яростью прозвучал этот вопрос. - Да никаких!!! Уже никаких! Вот сейчас еще пару раз по твоей роже вмажу, и все вообще будет просто замечательно!

Он поднялся, и мы вновь сцепились. Кажется, нас пытались разнимать, кажется, я ненароком задел в этой драке еще несколько людей. Кажется, несколько раз в толпе промелькнуло бледное, как мел, лицо Стеффа.

- Какого хрена?! - орал он. - Да объясни ты, в конце концов, в чем дело!

- А что, не дойдет?! - новый удар. - Совсем мозги вышибло?!

- Уймись! - неприятная боль в черепной коробке. - Сейчас сам без мозгов останешься!

- Проверим?!.

Наконец он, тихо охнув, начал медленно оседать к полу. На этот раз я не стал ждать, когда он вновь поднимется. Усевшись ему на грудь, а ногами придавив руки, схватил его за шиворот и заорал:

- Если ты! Еще один раз! Прикоснешься к моему омеге!.. - на мгновение его взгляд прояснился, в нем пролетела искорка понимания, - ...я тебе все кишки наружу выверну! Понял, меня, тварь?!! Рауль – мой! Только мой! И ни демон из Тартара, ни один ангел с небес не посмеет его у меня отнять! Слышишь?!!

И тут на мою голову со спины опустилось что-то до жути жесткое и тяжелое. Взвыв, я едва не потерял сознание. Тело обмякло. Перед глазами засыпались искры, пару раз промелькнули фигуры в форме охраны и полиции. На руках, вжикнув, замкнулись наручники.

- Мистер, - склонившись над ухом, проговорил кто-то, - вы арестованы за вызывающее поведение, несоблюдение правил дорожной безопасности и нападение на человека. Проедем в участок.

- Отва!.. – начал было я, но новый удар окончательно вывел меня из строя. Язык размяк во рту, тело безвольно повисло на руках двух человек в форме.

- Прошу вас не делать резких дви… - вновь раздалось над ухом, однако говоривший человек внезапно осекся, и проговорил, обращаясь уже не ко мне. – Мистер, с вами все в порядке?

Человек, с которым я, казалось, еще так мило беседовал, хохотал. Хохотал заливисто и громко, не обращая на боль от моих ударов и капающую на белую рубашку кровь из носа.

- Черт побери!.. – раздавалось сквозь его смех. – Ты? Так это ты?!

Станция замолчала. Я глупо смотрел на смеющегося альфу, искренне не понимая, что же вызвало у него подобные эмоции.

А он поднялся, делая пару шагов в мою сторону, не переставая смеяться.

- Не могу поверить! И впрямь: черные волосы, серые глаза… - и вновь он громко смеется, и выражение его лица напоминает лик сумасшедшего. – Так это ты? Ты – тот, кого он так любит? – он резко осекся, и лицо его стало серьезным. – За что?! Как вообще можно любить такого, как ты?

Я, не моргая, смотрел на него. Сплюнув кровью, он продолжил:

- И ты – тот, ради которого Рауль выбрал такую жизнь? Не могу поверить! Такая сволочь, как ты, недостойна даже его взгляда! Да ты хоть понимаешь, на что он пошел ради тебя?!

Сердце тихо екнуло в груди. Глаза человека напротив сверкали ненавистью напополам с презрением.

Губы приоткрылись.

- Кто?.. – раздался надломленный шепот. Только через минуту я понял, что тем, кто произнес эти слова, был я. – Кто… ты… для него?

- Я? – он высокомерно прищурился, и меня напугал этот взгляд.

А затем он сделал еще один шаг ко мне. Нагнувшись, склонился к моему уху, словно произнесенные им через мгновение слова были тайной.

И сказал:

- Я тот. Кого твой сын называет папой.

Мой тихий ошарашенный стон поглотил рев приближающегося поезда…

Не один.

Свободен тот, кто может не лгать. /А. Камю/

С тех пор прошла неделя. И все, происходящее тогда, показалось бы мне сном… если бы не два «но». С работы меня все-таки уволили, и Джек сидеть с Никко теперь отказывался. Я вполне понимал его: вместо трех-четырех часов пробыть с двухлетним ребенком полтора дня, волнуясь и предчувствуя, что со мною случилось что-то не то…

А когда нерадивый папаша все-таки вернулся домой, то даже не получить никакого объяснения.

Теперь мы с Никко жили только вдвоем. По утрам выходили на улицу в поисках объявлений о работе, а по вечерам он спал один дома, я шел работать в магазин, искусывая в кровь губы от волнения за него.