Пожирает словарный запас
Тот дракон, что зовется склерозом,
Но я против бессмысленных фраз
И привычен к критическим грозам.
В этом мире зеркальных кривизн
Я живу лишь одной ностальгией
И пишу, что диктует мне жизнь,
Хотя чаще пишу вопреки ей.
Мои мысли, излитые в стих
(верю, что карандаш мне послушен) —
Небольшой биографии штрих
И одна из немногих отдушин.
Я счастье творчества постиг
Мой зуд писать стихи не стих,
Пишу свой юбилейный стих.
Он n-ный здесь на литпортале.
Я рад, что Вы мой труд листали,
Со мною радость испытали
И грусть делили на двоих.
Как дорог для поэта миг,
Когда весь мир вокруг затих,
И строчки, робкие вначале,
Туманным смыслом проступали
И рифмой вязь свою скрепляли.
Я счастье творчества постиг.
Мещанин во дворянстве
Даже дружбе нужна подпитка общением.
С глаз долой и из памяти вон?
Не дождётся поэт минут вдохновения,
а без них не поэт вовсе он.
Потому и не жди. Тверди заклинание,
сам себе я внушаю завет:
— Не влюбись! Будут только вздохи страдания,
ожиданье звонков. А их нет.
Муки ревности гложат: пляшет, тусуется,
не звонит, вся в делах — но в каких?
С депутатами Рады, может, милуется
или спонсоров ищет иных?
И зачем это нужно — мучиться, пьянствовать,
на чужой каравай щерить рот?
Проживу мещанином тут во дворянстве я.
Проживу, только наоборот.
Жизнь бесконечною казалась
Вокруг бурлило, клокотало —
зал ожидания вокзала.
По гланды времени хватало
на двор, на спорт — все было мало.
Светало.
Влекла неведомая сила,
по миру щепкою носила.
Она любила, разлюбила.
Светило солнышко. Дождило.
Знобило.
Жизнь бесконечною казалась,
но вдруг: "Привет! Я — Ваша старость".
Недолюбилось, недомечталось,
недожилось всего лишь малость.
Смеркалось.
Школьные годы
*
Нынче сделан к зиме первый шаг,
Непогодь утвердилась в правах.
С обожженной дерев головы
Ветер гонит остатки листвы.
Он по ранцам стегает дождем,
Первоклашек смочив сентябрем.
*
Школьную жизнь начинали детьми.
Тайно в портфеле игрушка любимая.
Делать уроки гони хоть плетьми,
Коль футболисты мы неукротимые.
Сборы, кружки, пионерский отряд.
В птиц из рогаток пальба скорострельная.
Вот бы за косы подёргать девчат,
Но обучение было раздельное.
*
Школьные годы. Последний звонок.
Две пятилетки от детства до юности.
Жизнь открывалась, как бурный поток
В блеске своей многоструйности.
Кончилось время безусых бравад.
Жизнь заострила вопросы насущные.
Дальше кому-то «светил» сопромат,
Ну а кому-то слесарить сподручнее.
Бал выпускной. На распутье стезя.
Что же подскажут учёбы премудрости?
Школьные годы вместили в себя
Детства закат и расцвет нашей юности.
Июнь
Я июнь полюбил с давних пор.
Он мне дорог как в детство окно.
И хотя это было давно,
он в душе — сладкозвучный минор.
Впечатления солнечных лет:
мой с букетом цветов юбилей,
заводная машинка и к ней
полкило шоколадных конфет.
С давних пор я июнь полюбил,
когда воздух прозрачен, душист,
когда нежный березовый лист
еще клейкость свою не отмыл.
Луг проплешины майские стер,
сочной зеленью радуя глаз,
и на нем шелковистый палас
распалил разноцветья костер.
А теперь он не радость очей
за прохладу его вечеров,
за назойливый зуд комаров,
за белесость бессонных ночей.
Этот месяц мне стал нелюбим.
Я бы стер его в календаре,
потому что на ранней заре
не со мною ты будешь — с другим.
Твой срок истёк
Жизнь склочна и капризна,
всё валит на Судьбу.
То Мендельсон, то тризна,
то в яслях, то в гробу.
И никаких гарантий,
срок службы — невдомёк.
То пьёшь Хенесси, Кьянти,
и вдруг твой срок истёк.
Тебя, "друг", зависть гложет.
Тонка у жизни нить.
Проси — Господь поможет
хоть столько же прожить.
Я многого добился
и жизнь прожил не зря.
А ты бы помолился,
о милости прося.
Прожил в любви, в достатке,
немало повидал.
Проси, на зависть падкий,
чтоб Бог не покарал.
Тебя вот жаба душит,
и злость в душе, и смрад.
Она глухого глуше,
она — твой сущий ад.
А я душою молод,
жизнь созидаю сам.
Испытываю голод
ко всем её делам.
Щедра десница Божья,
и в ней твоя душа.
Позволит, может, тоже
жить, жизнью дорожа.
Бывший садовод
К земле любовь моя поблекла,
К лопате приутихла страсть.
То холодрыга тут, то пекло —
Никак не попадаю в масть.
На даче грустен и печален,
Ведь к грядкам мне талант не дан.
Я только дачник, не крестьянин.
Люблю шезлонг, стихи, роман.
Мой сельский друг по мне пройдётся.
Что в оправдание сказать?
Газон заросший остаётся
Глагольной рифмой воспевать.
Люблю считать на небе звёзды,
О лунных пятнах горевать
И, на листе рифмуя грёзы,
По звёздным топям строить гать.
Не скрою, трогают меня
Рассветный шепоток листвы,
Росой умытая стерня,
А в полночь песня соловья
И запах скошенной травы.
О фото с тоской
Почему я на фото значительно старше,
чем кажусь сам себе?
Аппарат на меня тиражирует шаржи
в непонятной злобе.
Кое-кто говорит, что не фотогеничен,
не въезжаю в формат
и для фотопортретов не вышел обличьем.
Сам во всём виноват.
Я и так, я и сяк, вылезаю из кожи —
чем не Ален Делон?
Аппарат же опять строит мерзкую рожу —
виноват, дескать, фон.
Мне сгодилась бы Эйфеля башня для фона,
можно и Нотр-Дам.
И тогда я не взял бы в подмётки Делона,
вкупе с ним и Ван Дамм.
— Аппарат не при чём, что валить на железку, —
говорит мне молва.
И потом продолжает совсем по-простецки:
— Если рожа крива.
Вьётся жизнь ...
Вьётся жизнь
и оборвётся —
тонкая, как нить ...
Что-то грустно мне поётся,
нечего скулить!
Держит ночью оборону
арьергард зимы,
а с утра
её уроны
наблюдаем мы.
Круто март
за дело взялся.
Первенец весны
ярким солнцем улыбался,
блеском белизны.
Днём Пахра меняет саван
на рябой халат,
и похож
на шкуру пса он
пятнами заплат.
Нарушает звон капели
леса тишину.
Изумлённо смотрят ели,
лапы отряхнув,
на последствия недавних
ледяных дождей —
разрушительностью равных
не припомнить ей.
Пополам берёзы-спички,
старые — в труху.
Что потоньше и погибче,
согнуты в дугу.
Бурых сосен вдоль дороги
остовы стоят.
Царства зимнего итоги
подбивает март.
Я итоги в свете лунном
подвожу в ночи.
Что судьба
на вещих струнах
завтра набренчит?
Бог пошлёт,
ещё придётся
на Пахре побыть...
Что-то грустно мне поётся —
нечего скулить!
Я - дачник
Эх, давно не бывал на даче!
Вот он родненький мой "Салют"!
На посту стоит, зад отклячив,
Цербер — мрачен и лют.
— Вижу новые лица, вау!
Сторож строг. Посмотрел вприщур.
— Подымай-ка, месье, шлагбаум,
рад Вас видеть, бон жур!
Он со скрипом потёр щетину,