Во время первого Крестового похода, один храбрый рыцарь, по имени Годфрид-де-Латур, находясь в Сирии, ехал однажды верхом по лесу. Вдруг он услышал жалобный крик, похожий на голос человека. Он поспешил в ту сторону, и представьте его удивление, когда вместо человека, увидел льва, вокруг которого обвилась большая змея. Рыцарь одним ударом меча убил змею и освободил льва. С этого времени благодарный зверь никогда не покидал своего избавителя и следовал за ним всюду, как собака.

По окончанию войны, Латур должен был возвратится в Европу. Он желал взять с собою своего верного льва, но капитан корабля не хотел на то согласиться, и он был принужден покинуть его на берегу. Когда лев приметил, что он оставлен своим господином, то начал ужасно рычать, и видя, что корабль удаляется, бросился в воду, и поплыл за ним; но вскоре выбился из сил и утонул.

Весьма опасно подходить близко к клеткам, в которых содержаться львы, и даже смотрители их не всегда приближаются к ним, потому что львы легко приходят в ярость, и тогда трудно бывает укротить их.

В Кассельском зверинце, в Германии, был лев, который очень любил женщину, за ним смотревшую. Эта женщина, для забавы зрителей часто клала голову в пасть этого дикого зверя. Однажды, когда она это сделала, лев вдруг стиснул зубы и раздавил несчастной голову. Вероятно лев не имел намерения причинить ей вреда; но, может быть, ее волосы произвели щекотание в его горле и заставили его чихнуть или кашлянуть, потому что когда лев увидел, что он убил любезную свою смотрительницу, то лег близ ее тела, не позволяя никому до нее дотронуться, не принимал пищи, и наконец умер с печали. Я перескажу вам одно занимательное описание львиной охоты, сделанное г. Прингелем, который, тому около десяти лет, поселился на Мысе Доброй Надежды. «Однажды ночью лев, который прежде утащил у меня несколько овец, съел мою верховую лошадь, стоявшую в конюшне неподалеку от моего дома. Зная, что лев всегда скрывается близко от того места, где он заел свою жертву, я решился убить его на другой день, если это только будет возможно.

Для того я пригласил всех моих соседей, и через час мы собрались большим обществом, все верхом и вооруженные. Желая во-первых узнать, где находился лев, мы послали Готентотов, которые пошли по следам его, с того места, где была им съедена лошадь, до леса, состоявшего из кустарников и хвойных деревьев, на расстоянии около мили. Удостоверившись, что он точно скрывается в том лесу, мы признали за лучшее выгнать его из кустов, чтоб дать себе возможность напасть на него с меньшею опасностью. Обыкновенно это делают, раздражая его собаками, пока он выбежит в открытое поле. Тогда все охотники стреляют поочередно. Но мы не будучи опытны в охоте такого рода, полагали, что собаки не в состоянии разъярить льва, и потому, разделившись на три партии, стали объезжать вокруг кустов, стреляя в то место, где лаяли собаки. Видя, что это ни к чему не ведет, некоторые из моих товарищей решились приблизиться к льву. Он лежал между корнями высокого куста. Подойдя к нему очень близко, они выстрелили и вероятно ранили его, потому что он в ту же минуту, с ужасным ревом, бросился из своего убежища. Охотники обратились в бегство; но лев бежал быстрее, и догнав ближайшего из них, ударом лапы поверг его на землю. Зрелище было ужасно. Лев стоял, наложив лапу на грудь несчастного и посматривал вокруг с уверенностью и гордостью. Мы были в величайшей опасности, и я ежеминутно ожидал, что один или несколько из нас будут растерзаны. Хотя наши ружья были заряжены, но мы не решались стрелять, страшась разъярить еще более зверя или ранить нашего товарища; но лев, смотря на нас внимательно несколько минут, повернулся, и перескочив через куст, в несколько футов вышиною, скрылся в горы».

«Мы скоро подоспели на помощь раненому товарищу и были очень обрадованы, увидев, что у него спина только слегка оцарапана и бока немного помяты. Итак мы решились еще преследовать льва и вскоре нашли его. Он стоял под старым деревом, у берега горного потока. Собаки начали на него лаять, но страшились к нему приблизиться, потому что он ужасно рычал и бил себя хвостом, как будто намереваясь на нас напасть. Готентоты переплыли реку и вошли на вершину крутой горы, над деревом, под которым находился лев. Некоторые из нас стали на другой стороне долины, и таким образом, поставив зверя между двумя огнями, мы начали стрелять в него до тех пор, пока он упал, покрытый ранами».

«Лев этот был уже совершенного возраста, ему было пять или шесть лет. Он имел двенадцать футов от морды до конца хвоста, а верхняя часть его передней ноги была так толста, что я не мог обхватить ее обеими руками».

Лошади очень драгоценны для человека и приносят ему такую пользу, что без их помощи он не мог бы совершать ни тех путешествий, ни тех трудов, какие он теперь предпринимает.

Из всех четвероногих животных лошадь самое красивое, но чтоб правильно судить о ее красоте и ловкости, должно видеть ее в странах, где она живет в природной свободе, бегая по воле в обширных полях, не зная ни узды, ни бича.

По природе лошади очень кротки и не враждуют ни с одной породой других животных. В домашнем состоянии они могут жить везде, где живут люди, но дикие лошади водятся только в некоторых странах Азии и Африки. Самые же лучшие находятся в Аравии.

В Южной Америке есть обширные степи, называемые пампасами, в которых водятся многочисленные табуны одичалых лошадей. Жители этих степей славные наездники. Дети их приучаются ездить верхом с четырех лет.

В тех местах не путешествуют иначе, как верхом, и когда лошадь, на которой путешественник едет, устанет, он ловит другую из пасущихся вокруг. Это делается посредством аркана или длинного ремня с петлей на конце, которая набрасывается на голову лошади, и затягивается более и более, если она старается освободиться. По– испански такой аркан называется лассо. Лошади, когда их начинают приучать к езде, лягают всякого, кто подойдет к ним. Иногда бывает очень трудно оседлать лошадь. Но когда она уже обучена, то становится смирна и допускает даже детей влезать на себя по хвосту.

Несколько лет тому, Капитан Гед путешествовал по пампасам. Он описывал следующим образом, как там приучают лошадей к верховой езде.

«Когда я прибыл на постоялый двор, где надлежало переменить лошадей, я нашел около двадцати жителей этих степей, называемых гаучосами, собравшихся, чтоб объезжать молодых лошадей. Так как мой экипаж отстал от меня на несколько миль, то я решился посмотреть, как это делается, и сев на лошадь, направился к коралю; так называется обширное поле, окруженное кольями и разделенное на несколько маленьких разгородок, из которых каждая имеет отдельный вход. Кораль был наполнен молодыми лошадьми трех или четырех лет. Капатас, или главный гаучо, сидя на крепком и красивом коне, въехал в кораль, и накинув аркан на голову одной молодой лошади, увлек ее за собою. Сперва ей очень не хотелось оставить своих товарищей, и едва она вышла из кораля, как начала рваться изо всей силы, но ее удерживала петля. Тогда пеоны, или пешие гаучосы, подбежали к ней, накинули ей на ноги аркан, затянули его и дернули за веревку так сильно, что я подумал, что лошадь убьется. В ту же минуту один гаучос сел ей на голову и обрезал всю гриву, между тем как другой обрезал конец хвоста в знак, что она уже объезжена. Потом вложили ей в рот ремень вместо удила и надели крепкую узду на голову. Один из гаучосов в предлинных и острых шпорах, подошел к ней, и пока два человека держали ее за уши и за узду, он положил на нее седло и подтянув его очень туго, захватился за ее гриву и мигом вскочил на нее. Тогда державшие ее подали седоку поводья и отошли. Лошадь начала биться так, что седоку было очень трудно сидеть, но шпоры его заставили ее идти вперед и она пустилась вскачь, делая всевозможные усилия, чтоб сбросить его. Тогда вывели другую лошадь из кораля и сделали с ней то же самое, что и с первою. Все это делалось так быстро, что в полчаса двенадцать гаучосов уже сидели на лошадях».