Нападение произошло неожиданно, на рассвете, когда женщины только начали разводить огонь, а мужчины затянули молитвенные песнопения в честь восходящего солнца. Мирное утро внезапно наполнилось треском ружейных выстрелов. Пули летели со всех сторон, отовсюду доносились крики ужаса и боли.
Но у Тани не было времени на страх. Вооружаясь, Пума торопливо отдавал распоряжения:
— Возьми только то, что сможешь унести, и уводи женщин и детей в горы. Не убегайте вдоль реки — это самоубийство.
— А как же наши лошади?
— Оставь их. Им все равно не забраться в горы. Торопись!
С этими словами он убежал в сопровождении Кита.
Таня занялась перепуганными детьми. Утренняя Заря расплакалась, когда мать посадила ее в подобие заплечной сумки для переноски детей. Мальчики поспешно оделись и собрали оружие, как велела Таня.
Сунув Розмари две сумки из сыромятной кожи, она приказала:
— Положи сюда одежду и еду сколько войдет.
Насмерть перепуганная Гроза вцепилась в ногу матери. Та глянула вниз и увидела в золотистых глазах девочки неприкрытый страх, но не нашла слов, чтобы ободрить малышку. Схватив первое попавшееся платье, Таня натянула его на Грозу, обула ее в какие-то мокасины.
— Идемте! — скомандовала Таня. — Мы должны бежать. Пригнитесь как можно ниже к земле. Охотник, найди Пугливую Олениху и приведи ее к нам, — сказала она старшему сыну и выпала из вигвама, предшествуемая Кэт и ее детенышем.
Кэт и показала им самый безопасный путь вверх по крутому склону горы. Карабкаясь по неровной, покрытой льдом скале, Таня слышала доносившиеся снизу звуки сражения. Рискуя собой, воины тянули драгоценное время, чтобы дать своим семьям спастись. Наконец мужчины отступили и последовали за ними в горы.
Начался долгий переход по заснеженным Черным Горам. Никакого укрытия, мало одежды и почти никакой еды. А там внизу войска генерала Крука захватили всех лошадей, все остальное сожгли дотла. Дым был виден на многие мили вокруг. А впереди лежал путь в лагерь Неистового Коня, ближайшее место, где можно было найти убежище.
В первую ночь несколько воинов вернулись в лагерь и украли своих же лошадей под самым носом у спящих солдат. Теперь у индейцев были их верховые лошади, но холод, усугубляемый ветром, угрожал жизни людей, и с этим ничего нельзя было поделать. Многие выбежали полураздетыми и босыми, и теперь по снегу тянулись кровавые следы. Несколько стариков не смогли одолеть пути. Они остались сидеть в снегу, ожидая, когда за ними придет смерть. Они не хотели подвергать опасности остальных, которым из-за них пришлось бы идти медленнее.
Утиная Походка была среди тех, кто избрал такой конец. И хотя Таня пыталась помочь ей, старая женщина осталась непреклонна.
— Настало время мне умереть. Позволь же мне самой решить, как воссоединиться с духами предков, — упрямо заявила она.
— Пожалуйста, бабушка, — упрашивала Летняя Гроза, называя знакомым словом эту женщину, которая помогала растить ее со дня рождения. — Пожалуйста, не сдавайся. Я помогу тебе. Возьми мою одежду, чтобы согреться. Я не хочу, чтобы ты умерла и оставила нас.
Слезы замерзали на щеках девочки, пока она умоляла свою подругу и наставницу. Утиная Походка в последний раз крепко обняла Грозу.
— Малышка с золотистыми глазами, я любила тебя, как свою родную внучку, и не по своей воле наполняю печалью твое сердце. Теперь ты знаешь, что жизнь тяжела и есть вещи, которые мы должны принимать, потому что не можем их изменить. Я уже стара. Мои глаза видели многое в этой жизни. Я знала большую радость и большое горе. А теперь я устала. Голоса моих предков зовут меня к себе, и я должна повиноваться. В их мире я снова стану молодой и красивой, как в юности. Я соединюсь со своим мужем и сыном, которых уже давно нет со мной. Я увижусь с матерью и сестрами. Я буду счастлива.
Не удерживай меня своими слезами, Летняя Гроза. Твоя печаль ослепит мой дух в этом мире, в котором я больше не хочу оставаться. Отпусти меня с миром. Иди и не оглядывайся. Не зови меня с собой, когда мое сердце рвется навстречу тому, что ожидает меня по ту сторону смерти.
Летняя Гроза проглотила слезы и кивнула.
— Я буду скучать по тебе, бабушка, — с запинкой прошептала она.
— Я буду думать о тебе и смотреть, как ты вырастаешь в красивую молодую женщину, а ты будешь именно такой, я знаю, — пообещала Утиная Походка.
Попрощавшись, Таня повела свою маленькую дочь вперед. Они ни разу не оглянулись, только две пары золотистых глаз блестели от слез.
Племя шло в течение трех нескончаемых холодных дней. У Птичьего Перышка случился выкидыш, четверо самых маленьких детей замерзли в пути насмерть. Их тела закопали в глубокий снег и двинулись дальше. Еще двух малышей спас их отец. Он зарезал свою лошадь и поместил детей в теплую утробу животного. Один из раненых воинов не оправился от своей раны.
В конце третьего дня они добрались до лагеря Неистового Коня, голодные и измученные. Индейцы сиу встретили их с распростертыми объятиями, оплакали вместе с шайеннами их потери и поделились кровом и скудными запасами еды. Шайенны и сиу объединили свои силы в войне против алчных и жестоких белых людей, их сердца ожесточились гневом, ненавистью и жаждой мщения.
В тот год весна в Черные Горы пришла поздно. И, хотя сиу разделили со своими братьями шайеннами все, что имели, этого было недостаточно. Дети все время плакали от голода, и сердце у Тани просто разрывалось от сострадания. В каждом вигваме жили по четыре-пять семей, и, хотя никто не жаловался, теснота была страшная. Не у всех была одежда, чтобы выйти на улицу. По ночам под одним одеялом спали по несколько человек, и все равно холод пробирал до костей, к тому же сырая земля источала влагу. Дети и старики слабели от голода и холода, многие из них заболели и умерли, не дождавшись тепла. Но наконец весна наступила, а с ней пришли теплые ветры.
— Я не думал, что все так получится, — сказал Тане Пума, прижимая ее к себе, исхудавшую и дрожащую. Говорил он тихо, чтобы не потревожить остальных обитателей вигвама. Ночь была холодной и ясной, сон не шел к Пуме из-за нескончаемых мыслей о судьбе семьи и племени.
В отсвете едва теплящегося огня он смотрел на заострившиеся черты Таниного лица, провел пальцами по выступающим ключицам.
— Как ты похудела, моя родная. Я видел, как ты отдавала свою пищу детям, и мне ты всегда накладываешь больше, чем себе. Так не может продолжаться, Маленькая Дикая Кошка, иначе ты ослабнешь и заболеешь.
— Ты воин, Пума, и наш вождь. Тебе нужно больше сил, чтобы охотиться и защищать нас. А дети… Да как я мог есть, когда их глазенки следят за каждым куском, который я отправляю в рот? Они молчат, но их лица молят о еде, чтобы унять постоянный голод. Иногда мне кажется, что я уже не помню, что значит быть сытой и согревшейся, и не знаю, наступит ли еще такой момент.
— А ведь ты никогда не жалуешься. И все время помогаешь другим, — сказал Пума. — Глядя на тебя, мне становится стыдно за себя.
— Зачем стыдиться себя, если ты ничего не можешь изменить?
Вздохнув, он попытался объяснить:
— Когда я украл тебя с поезда, я знал, что твоя жизнь будет очень отличаться от того, к чему ты привыкла. Но ты освоилась и не испытывала потом неудобств. Я гордился тем, как хорошо ты постигла наши обычаи, как быстро стала одной из нас. Ты была сильной и решительной, а потом очень скоро ты украла мое сердце.
Тогда все было иначе. Я был молодым воином, горячим и гордым собой. Я никогда не сомневался в своей способности обеспечить племя всем необходимым и защитить свой народ. По равнинам бродили стада бизонов, олени разгуливали так же свободно, как люди. Белых было так мало, что мы не думали о них как о реальной угрозе. Наш мир был таким, каким был с незапамятных времен.
А потом за несколько лет все изменилось. И я больше не могу добыть достаточно шкур, чтобы моя прекрасная жена сшила для нашей семьи одежду, мне нечем покрыть свой вигвам. Мы живем в вигваме, который нам дали. И одежду, которую мы носим, до нас носили другие люди. День за днем я вижу, как моя жена и дети худеют от голода, и мое сердце разрывается от горя и стыда. Я больше не в состоянии обеспечить и защитить свою семью и народ, как подобает воину — вождю шайеннов.