— Может потому, что не хотел ничего знать?

— Брааат... — протянул я, задумчиво глядя на него.

— Ой, — к Титову вернулось его хладнокровие, — вот только не надо лезть ко мне с братскими объятиями!

— Больно надо, — фыркнул я. — Ты как был большой занозой в заднице, так ей и остался. Между нами ничего не изменилось. И ты не ответил, где Олег?

— Ванильку сестра с каким-то парнем отсюда унесли... — он запнулся на последнем слове, а я смотрел на него сузившимися от злости глазами.

— Говоришь, слегка попинал? Ну-ну, — сделал резкий шаг вперёд и занёс над ним кулак. — Не переживай, стукну всего один раз, но больно...

Глава 29

Родион.

— Ты пойдёшь сейчас к Олегу? — Лера пристально посмотрела на меня, а я отрицательно покачал головой. — Но почему?

Девушка явно была удивлена моим поведением.

— Я не могу. Что я ему скажу? Мне нестерпимо стыдно. А вдруг он меня выгонит и не захочет никогда больше видеть? — меня начало нервно трясти. — Я этого просто не переживу.

— Дурак, — Валерия печально улыбнулась, — Он любит тебя, а поэтому обязательно простит. Нет, конечно, подуется для профилактики. Но это не страшно. Встанешь на коленочки и попросишь прощения. Так что не отлынивай. Топай давай.

Вот ведь. Я опять её послушался и через десять минут стоял перед дверью в квартиру Олежки. Как же трудно сделать такое простое движение: нажать на звонок. Может всё-таки не стоит идти? Страшно.

— Не будь тряпкой! — убеждал я сам себя. — Натворил дел, так имей мужество ответить за них.

Делаю глубокий вдох и решительно нажимаю на звонок. Дверь распахивается практически мгновенно.

— Вы посмотрите, кто пришёл! — восклицает открывший дверь Михаил. — Наш доморощенный Отелло. И что тебе нужно?

— Я хотел поговорить с Олежкой, — под пристальным взглядом Манюни смутился и отвёл взгляд. — Прощения попросить.

Михаил тяжело вздохнул:

— Не хотел я тебя пускать, но лапусику и без этого очень плохо. Проходи. Только тебе придётся подождать с извинениями. Он спит. Пришлось накачать его лёгким снотворным.

— Можно к нему? Я не буду его будить. Просто побуду рядом.

Видимо у меня был очень умоляющий взгляд, потому что Мишка усмехнулся и сказал:

— Иди уж!

В комнате царил полумрак. Горела только лампа, стоящая на письменном столе. Олежка даже во сне имел несчастный вид. На щеках остались следы слёз, губы слегка разбиты и красивый синяк под глазом, который уже налился синевой. Я осторожно лёг рядом с ним, обнимая своего одуванчика.

— Прости меня! Я больше никому не дам тебя в обиду, — тихо прошептал я ему на ушко. Олег всхлипнул и прижался ко мне всем телом. — Спи, мой ангел. А я посторожу твой сон.

С ним было хорошо. Тепло и уютно. Я не заметил, как уснул.

— Родька, — полувсхлип-полустон. — Родечка. Ты пришёл.

Выныриваю из царства Морфея и вижу перед собой радостные синие глаза.

— Родечка, — он кидается мне на шею.

Вот бля! Валерия, как всегда, была права. Похоже, одуванчик на меня совсем не сердится. Но попросить прощения всё-таки стоит.

— Олежка, прости меня, пожалуйста. Я просто сошёл с ума от ревности. Наорал на тебя, бросил в беде.

Крепко прижал его к себе, но услышав, как он тихо застонал, испуганно отпустил.

— Тебе больно, маленький мой?! Извини. Где болит? Я поцелую и всё пройдёт, — напоминаю сам себе курицу-наседку. Да и похуй! Лишь бы ему было хорошо.

Олег лукаво улыбается. Боже, как же я люблю эту его улыбку.

— Здесь, — он дотрагивается до своего лба, и я нежно целую его.

— И здесь, — пальчики моего мальчика соскользнули на глаза. Я прикоснулся к ним губами.

— И вот здесь, — он прижал пальцы к губам и слегка прикусил их. Вот ведь мелкий провокатор.

Осторожно провёл языком по его губам, поцеловал почти невесомо, чтобы не причинить боли. Почувствовал, как он прижимается ко мне. Всё сильнее и сильнее, как будто боясь потерять. Перевернулся на спину, так что Олег оказался сверху и продолжил целовать его.

— Люблю тебя, — выдохнул он мне прямо в губы и тут же мило покраснел.

— И я тебя, одуванчик, — нежность, поднявшаяся из глубины сердца, затопила меня полностью.

Олежка вжимается в меня:

— Хочу тебя!

— А вот это вряд ли, — раздаётся насмешливый голос с порога. — Поскольку я на целую неделю твой опекун, повелеваю: никакого секса. Иначе, как я буду смотреть в глаза твоей маме?

Мишка изо всех сил пытался казаться строгим, но у него это очень плохо получалось.

— Значит, решил посадить меня на голодный паёк? — Олег окинул Манюню презрительным взглядом.

— Именно так! В этой квартире никаких шалостей.

— А к вам с Маринкой это тоже относится? — интонации моего одуванчика становятся приторно нежными.

«Что-то будет!» — мелькнула мысль в моей голове.

— А причём тут мы с Мариной? — мне показалось, или Мишка смутился?

— Просто я давно проснулся, — Олег придал своей мордашке абсолютно невинный вид. — Слух у меня хороший, стены здесь тонкие, а голос у сестрёнки звонкий:

— Мишенька, ах, Мишенька! — томным голосом проворковал Олежка, закатив глаза к небу. — И как там ещё...

Он попытался что-то ещё сказать, но разъярённый Михаил ему этого не позволил. Резко стянув его с меня (Олег во время всего разговора так и продолжал сидеть на моих бёдрах) он зажал ему рот рукой. За что тут же и поплатился. Одуванчик просто-напросто укусил его.

— Ну, всё, дьяволёнок, ты доигрался. Придётся тебя высечь, несмотря на все твои болячки.

— ААААААА! — заорало синеглазое чудо на весь дом. — Детей бить нельзя. Их нужно любить и баловать.

— В чём проблема? — Мишка крепко держал, дрыгающего ногами Олега под мышкой. — Я выпорю, затем Родька тебя отлюбит, а Маринка так и быть купит тебе твою любимую шоколадку.

— А можно без выпорю? — Олег молитвенно сложил руки. — Только любовь и шоколад, а лучше шоколадные сливки, — он плотоядно посмотрел на меня. — Они на Родьке будут очень мило смотреться.

Этого я уже не выдержал и счастливо захохотал.

Ой, а мы уже на 14-ом! Радость-то какая!

Excellence_No

Глава 30

Олег.

— Родька стой, стой, я тебе говорю! — мы устроили догонялки по моей квартире. Благо дома никого не было: сестра и Мишка с утра умотали в Москву, не сказав зачем. На все расспросы Манюня лишь загадочно улыбался и говорил.

— Потом увидите.

Мне, если честно, было абсолютно пофигу. Потом, так потом. Я вообще предвкушал занятие поинтересней. Маринка, чувствуя себя виноватой, купила мне не один, а целых два баллончика шоколадных сливок. И теперь я носился с ними за Родькой, пытаясь его ими намазать.

— Отстань, маленький извращенец. Мне не идёт коричневый цвет, — мой парень, звонко хохоча, отгородился от меня стулом.

— Так зачем дело стало, сейчас сгоняю, куплю розовые, клубничные.

— На клубнику у меня аллергия, — Родька спешно ретировался в мою комнату.

Я хищно улыбнулся. Ну, всё ты попался. Осторожно заглянул внутрь. Никого. Странно, я же видел, как он забежал сюда. Вдруг крепкие руки обняли меня сзади за талию.

— Попался, одуванчик! — Родька крепко обнял меня одной рукой и прижал к себе, а другой отобрал баллончик. — Теперь берегись.

Почувствовал горячее дыхание на своей шее. Ноги начали предательски подкашиваться. Он нарочито медленно обвёл ухо языком и прикусил мочку. Толпы мурашек отправились гулять по всему моему телу.

Парень осторожно подтолкнул меня к кровати, уложил на живот и сел ко мне на ягодицы.

— Поиграем, маленький? — прошептал Родька мне на ушко нежно-ласковым голосом и, не дождавшись ответа, стянул с меня футболку. — Смотри, что я нашёл.

Увидел перед глазами чёрную шелковую ленту моей сестры. Демон-искуситель крепко завязал ей мои глаза. Темнота... Звуки и прикосновения — единственное, что я мог чувствовать. Непроизвольно напрягся: