Будучи старостой, Михаил Захарович плотнее, чем другие прихожане, общался с церковнослужителями. Неудивительно поэтому, что наиболее подробным описанием купца является рассказ П.С. Шумова, священника церкви Николая Чудотворца в Голутвине. Шумов прекрасно знал семью Третьяковых, тесно общался с Павлом и Сергеем Михайловичами, относясь к ним с бесконечным уважением. Михаила Захаровича сам священник в живых не застал: он сделался дьяконом Голутвинской церкви через 7 лет после смерти коммерсанта, в 1857 году, а в 1866-м стал приходским попом. Но рассказы предшественника Шумова, бывшего священника той же церкви А.А. Виноградова, столь сильно запали ему в душу, что свидетельству Шумова, думается, можно доверять.
Вот что пишет Петр Стефанович: «Мне Бог судил служить почти 42 года в приходе, где родился Павел Михайлович и где до сих пор имеется принадлежащее роду Третьяковых недвижимое имущество, приобретенное еще родителем его Михаилом Захаровичем Третьяковым... С приходскими священниками он всегда был в самых лучших отношениях, а с моим предместником Александром Аполлосовичем Виноградовым даже в дружеских. Этот священник часто хаживал к нему запросто побеседовать, так как находил особенное удовольствие в этой беседе. Михаил Захарович был человек очень умный, мог говорить о чем угодно и говорил приятно, увлекательно. Предместник мой передавал мне: “Бывало, слушаю, слушаю его, да и скажу: Михаил Захарович! Да скажите, пожалуйста, где вы учились, что вы так хорошо говорите? Я учился, ответит он, в Голутвинском Константиновском институте — иначе у голутвинского дьячка Константина”. Таков был родитель Павла Михайловича. Умный в разговоре, он еще умнее был по жизни, по торговым делам своим, а главное, в жизни семейной и в деле воспитания детей своих»25.
Действительно, в торговых делах Михаил Захарович преуспел. После раздела имущества с братьями (1830) в распоряжении коммерсанта было «... родовое недвижимое имение с каменным домом и со всеми принадлежностями» в Голутвинском приходе, где он жил вместе с семьей, и лавка в Старом Гостином дворе, в Холщовом ряду26. В 1831 году его брат Сергей, умирая, завещал Михаилу Захаровичу еще и свою лавку, расположенную там же. А к концу 1840-х годов, помимо дома и двух лавок, у Михаила Захаровича имелось «благоприобретенное имущество»: четыре лавки с палатками и «... на собственный благоприобретенный капитал купленное в 1846 году в губернском правлении с акционова торга каменное строение на Бабьем городке, заключающее в себе торговые бани», известные под названием Якиманских. В доме М.З. Третьякова располагалось небольшое предприятие-красильня, где подкрашивался, крахмалился и отделывался холст27. Кроме того, несколько лавок Третьяков снимал, а торговля его к 1847 году стала более разнообразной: к полотняным торгам (в Холщовом, Крашенинном и Суконном рядах Старого Гостиного двора) добавилась торговля хлебом и дровами. Часть же холщовых и полотняных товаров он отправил «... в Тифлис на комиссию в торговое дело»28. Пустующие жилые помещения в своем дворе предприимчивый Третьяков сдавал квартиросъемщикам29. Согласно исследованию С.К. Романюка, «... вся четная сторона
го Голутвинского переулка — от дома Третьяковых до берега Москвы-реки — была занята строениями, принадлежавшими им. На обширных участках находились склады леса, сплавляемого весной, а на углу переулка и набережной в течение всего XIX в. стояли бани купцов Третьяковых»30.
Менее чем за двадцать лет Михаилу Захаровичу удалось в несколько раз увеличить обороты. Предприниматель заводит бани, приносящие круглогодичный доход. Он уже не ограничивается торговлей одним видом товара, что, разумеется, уменьшает неизбежные риски его дела. Тот, кто торгует лишь льняными материями, рискует многое потерять в случае неурожая льна... Примечателен также выход деловой активности Третьякова за пределы Москвы.
Не зря Д.И. Борисов отдал дочь за Михаила Захаровича! Купеческие дела тот вел сноровисто, хватко, умел подстраховать себя от разорения. Отчасти ему помогла подняться завещанная братом доля отцовского имущества, отчасти — приданое Александры Даниловны — а оно было по тем временам немалым — 15 ООО рублей!31 Что ж, Михаил Захарович сумел как начальный капитал, так и это приданое приумножить и впоследствии вернуть супруге, отписав ей ее долю в завещании (1850). Обладал Михаил Захарович и другим редким талантом: непрестанно трудиться, совмещая торговые дела с обязанностями церковного старосты. Эти навыки он передаст впоследствии старшему сыну. Передаст не только на словах, но, сочетая родительское наставление с личным примером.
Добрый христианин, честный и предприимчивый купец, Михаил Захарович Третьяков умел и любил работать. Трудолюбие было одной из основных черт его характера: трудился купец всю свою жизнь не покладая рук. Трудился сознательно.
Для Михаила Захаровича было очень важно, чтобы он, сын купца, завещал собственным детям не только капитал, но и принадлежность к купеческому сословию, а с ним — к купеческому труду. Купеческий труд был тем самым крестом, который Михаил Захарович нес от рождения. И он старался нести этот крест как можно смиреннее. Многие купцы пускались на различные хитрости, чтобы через выгодный брак или иным путем выбиться в дворянские чины. Третьяков-отец родниться с дворянами не желал. Напротив, он воспитывал в сыновьях уважение к купеческому сословию. Составляя завещание, Третьяков велел супруге: «... сыновей от торговли и от своего сословия не отстранять и прилично образовать»32. Христианское смирение подсказывало ему: трудиться надо на той ниве, на которой ты оказался при рождении, — или же на той, для которой предуготованы данные от Господа таланты. И какова бы ни была деятельность человека, главное, чтобы он честно, непрестанно, соблюдая Заповеди, трудился во славу Божию.
Если праздность убивает человека, рождая в его сердце душевную пустоту, а с нею и пороки, то труд, освобождая от пустоты, воскрешает.
Именно в сознательном трудолюбии Михаила Захаровича надо искать ключ к объяснению фразы, многие годы спустя сказанной Павлом Михайловичем: «Работаю потому, что не могу не работать». Хорошее духовное наследство получил Павел Михайлович от отца: ведь и Михаил Захарович Третьяков не работать не мог! Такова была одна из граней гражданской позиции М.З. Третьякова. Другие ее грани были: любовь к православному Отечеству, покорность и уважение к государю как к помазаннику Божию на земле, любовь к ближнему и непременное уважение детей к родителям33.
Михаил Захарович постоянно сам проявлял деятельную любовь к ближним и старался привить это чувство своим детям. Вера Павловна Зилоти, старшая дочь Павла Михайловича и внучка М.З. Третьякова, запомнила, как в детстве ей родные рассказывали: «... дедушка твой, Михаил Захарьевич Третьяков, был добрый и жалостливый»34. Милосердие, проявляемое Третьяковым-отцом к людям, подтверждается отрывком из составленного им на склоне лет завещания (1847). Супруге Михаил Захарович велел: «... за неплатеж моих должников не содержать в тюремном замке, а стараться получать благосклонно и не давать сие завещание в огласку, а со вниманием узнавая должников, которые медленно платят, и ежели они стеснены своими обстоятельствами, то таковым старайся не оглашая простить»35. Обычная попытка человека, находящегося на пороге смерти, сделать еще что-то хорошее, чтобы заслужить прощение грехов? И да, и нет. Разумеется, М.З. Третьяков заботился о своей душе. Но он был слишком добронравным христианином, чтобы торговаться с Господом о цене вечного блаженства. Стремление делать благие дела было заложено в таких глубинах личности М.З. Третьякова, что противиться этому стремлению значило бы совершать нечто противоестественное. Милосердие Михаила Захаровича соответствовало евангельским Заповедям: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6: 3). Только исполнители его последней воли знали, что купец 2-й гильдии М.З. Третьяков завещал (1850) церквям Николы в Голутвине и Иоанна Воина на Якиманке банковские билеты общим достоинством 600 рублей серебром, проценты с которых шли на содержание находящихся при церквях богаделен. На помин души коммерсант отдал в те же церкви билеты на внушительную сумму — 2200 рублей серебром. Не только при составлении завещания, но и в повседневной жизни Михаил Захарович творил добрые дела и, сколько мог, сохранял их втайне.