Рассматривая итоги промышленного развития Аргентины в последнее десятилетие прошлого века, многие исследователи сходятся на том, что в 1990-е гг. имел место процесс деиндустриализации экономики, который нанес тяжелый урон национальным интересам стратегического порядка, в известной степени отбросил страну в хозяйственном отношении назад. В частности, П. Бродер пишет об упадке индустрии в последнее десятилетие XX в., общем снижении доли в ВВП производственных секторов, «массовом закрытии промышленных предприятий»213. Еще категоричнее выразился крупный бразильский ученый Элио Жагуарибе, назвавший неолиберальную промышленную политику К. Менема – Д. Кавалло «индустриальным самоубийством»214.
К похожим оценкам пришли авторы доклада «Инновации и производительность: исследование политики аргентинских промышленных фирм (1992–2001)», подготовленного при финансовой поддержке Международного исследовательского центра проблем развития. В документе отмечено: «В то время, когда многие местные компании были разорены (особенно это затронуло средние и малые предприятия) или проданы иностранным инвесторам, другие фирмы полностью либо частично оставили производственную деятельность и превратились в импортеров зарубежных товаров. В свою очередь, крупные компании, прежде всего филиалы транснациональных корпораций (ТНК), лучше приспособились к новым рыночным условиям»215.
Следует признать, что тезис о «деиндустриализации» аргентинской экономики в 1990-х гг. имеет под собой некоторые основания. Например, в 1993–1998 гг. ВВП вырос на 21,8 %. Более высокие показатели продемонстрировали: сельское хозяйство – 23,1 %, строительство – 27,6 %, добывающая отрасль – 34 % и сфера коммунальных услуг – 44,5 %, тогда как объем производства в обрабатывающей промышленности увеличился лишь на 14,5 %. Однако в действительности все обстояло не так просто и не может оцениваться «чисто арифметически». К тому же даже приводимые исследователями цифры во многом зависят от поставленной «сверхзадачи».
В качестве примера приведем позицию X. Кастро. В первые 8 лет десятилетия 1990-х, пишет он, промышленное производство выросло на 50 %, индустриальный экспорт увеличился на 67 %, а производительность труда в расчете на одного занятого – на 70 %216. Исходя из приведенных данных, делается вывод о высокой динамике роста индустрии, переломившей негативную тенденцию, сложившуюся в 1970—1980-х гг. Не менее важна и качественная сторона дела. Предприятия ряда отраслей индустрии воспользовались ситуацией дешевого доллара и за время рыночных реформ благодаря импорту современного оборудования и технологий сумели перестроить производство и повысить свою конкурентоспособность. Данное обстоятельство признают даже такие непримиримые критики неолиберального курса и политики «конвертируемости», как Э. Дуальде. Он писал: «Промышленность вышла на самый современный уровень за последние пятьдесят лет. Соотношение песо – доллар 1:1 помогло предпринимателям модернизировать свои производства»217. Забегая вперед, отметим, что это явилось одним из факторов, позволивших после кризиса 2001–2002 гг. быстрыми темпами увеличить выпуск и экспортные поставки многих промышленных товаров.
С учетом имеющихся разнообразных и во многом противоположных экспертных мнений и оценок попробуем объективно разобраться в ситуации и установить реальные результаты промышленного развития Аргентины в контексте неолиберальных преобразований. В начале обратимся к основным (базовым) показателям индустриального роста страны (см. табл. 5.7).Как видим, конкретные цифры в целом не рисуют никакой «промышленной катастрофы»: по основным позициям в 1990-е гг. в индустрии либо наблюдался рост (в ряде случаев – существенный), либо объемы производства сохранялись примерно на одном уровне. Исключение составляет хлопковое волокно. Его выпуск на протяжении десятилетия сначала заметно возрос, а затем резко снизился. Однако общей картины это никоим образом не меняет, поскольку удельный вес данных товаров в агрегированной стоимости национальной продукции весьма незначительный.
Таблица 5. 7 Производство важнейших видов промышленной продукции (1990–2001 гг.)
Составлено по: Dos siglos de economia argentina (1810–2004). P. 322, 346, 349, 352–354, 362–364, 368.
Характерные статистические подсчеты сделал один из ярых критиков неолиберализма, Эдуардо Басуальдо, всесторонне проанализировавший основные тренды развития индустриального сектора в интересующий нас период. Ученый выделил такие показатели, как общий объем промышленного производства, уровень занятости, динамика реальной заработной платы и производительности труда (см. табл. 5.8). Результаты исследования дополняют имеющуюся панораму и помогают глубже понять существо достаточно сложных и многослойных процессов, происходивших в аргентинской обрабатывающей промышленности на исходе прошлого века.
Таблица 5.8
Показатели развития аргентинской индустрии в 1991–2001 гг. (1993 г. = 100)
Источник , http: //www. iade/org. ar/Re/Articulos/
Из приведенных в табл. 5.8 данных можно сделать вывод стратегического порядка. В 1990-е гг. в аргентинской обрабатывающей промышленности имели место не только и не столько количественные, сколько качественные изменения. Данное наблюдение наводит на мысль о формуле «созидательного разрушения», выдвинутой Йозефом Шумпетером. Согласно его работам, «созидательное разрушение» означает уход с экономической сцены неэффективных, закостеневших компаний и укрепление позиций наиболее конкурентоспособных предприятий. Другими словами, разрушение необходимо для созидания, т. е. экономического роста. По некоторым оценкам, в современной экономике примерно 50 % роста производительности труда обеспечивается именно «созидательным разрушением». Включение в Аргентине рыночных механизмов «подстегнуло» промышленность, но не всю, а те ее сектора, продукция которых была востребована в условиях резко усилившейся конкуренции и изменений в структуре потребительского спроса (внутреннего и внешнего).
Важным моментом было существенное – почти в 2 раза – повышение производительности труда, происходившее постоянно в течение всего периода неолиберальных реформ на фоне (и, видимо, в значительной степени благодаря) сокращения числа занятых (почти на */3) и фактического замораживания и даже некоторого снижения средней реальной заработной платы работников индустриального сектора. В подкрепление данного тезиса приведем дополнительные цифры, отражающие динамику отобранных показателей (см. табл. 5.9).Представляется очевидным, что падение объема промышленного производства произошло в условиях кризисных потрясений 1995 г., а также в период рецессии и последовавшего за ней системного кризиса 2001–2002 гг. Именно в 1999–2001 гг. происходит максимальное падение промышленного производства (см. рис. 5.1). Но в этом смысле ситуация в индустрии мало чем отличалась от положения дел в национальной экономике в целом.
Таблица 5.9 Динамика основных показателей развития аргентинской индустрии в 1991–2001 гг. (в % в среднем за год)
Источник . http://www.iade/org.ar/Re/Articulos/
Рис. 5.1. Изменение объема промышленного производства (%)
Источник . Argentina: Indicadores Económicos. Octubre 2009
Что касается реальной заработной платы и производительности труда, то их динамика была напрямую связана с такими системообразующими процессами, как приватизация, усиление роли ТНК, концентрация капитала и производства, снижение уровня защиты местных товаропроизводителей от трансграничной конкуренции. В контексте указанных макроэкономических изменений, как правило, происходило улучшение корпоративного менеджмента, что, в свою очередь, вело к рационализации производства, повышению рентабельности и, говоря марксистским языком, усилению эксплуатации трудящихся. И в этом плане обрабатывающая промышленность не «выбивалась» из общего ряда большинства других отраслей экономики. Иное дело, что в 1990-е гг. продолжился (а в условиях рыночных реформ ускорился) начавшийся значительно раньше процесс сокращения доли обрабатывающей промышленности в ВВП в пользу некоторых других хозяйственных секторов (см. табл. 5.10). Однако данный тренд носил не национальный, а глобальный характер и в первую очередь означал возникновение и укрепление в стране определенных элементов постиндустриального общества, выражавшихся в последовательном увеличении удельного веса и макроэкономического значения информационно-сервисных секторов, включая телекоммуникации, транспорт и финансы.