«Лиз срочно требовался кто-нибудь, на кого она могла опереться, и тут как раз появился Стенли, — вспоминала Марджори Диллон. — Он проявил к ней редкостное участие, и дело кончилось тем, что он стал проводить с ней больше времени, чем того требовали съемки».
Невысокий, смуглый двадцатисемилетний режиссер вряд ли был в глазах Сары Тейлор достойной заменой Ники Хилтону. Мать Элизабет злорадно насмехалась над тем, что он выбился в люди из артистов кордебалета, и не упускала случая, чтобы напомнить дочери о том, что Донен женат, хотя и не живет с женой. А если к этому прибавить, что Донен был евреем и к тому же без гроша в кармане, становится понятно, почему Саре Тейлор делалось дурно при одном упоминании его имени.
Как-то раз, вечером, во время съемок Донен зашел проведать Элизабет в доме родителей и засиделся до двух часов ночи. Возмущенная Сара была вынуждена попросить его удалиться.
«Если он уйдет, я тоже уйду», — закричала Элизабет и решительно направилась вместе с любовником прочь из родительского дома.
На следующее утро Элизабет попросила Марджори Диллон переехать вместе с ней на квартиру, но Марджори в то время собиралась замуж. Поэтому Элизабет была вынуждена обратиться к своему агенту Джулзу Голдстоуну, который в свою очередь представил ее Пегги Ратледж, бывшей секретарше жены Боба Хоупа. Пегги согласилась занять место секретаря Элизабет, деля с ней квартирку, которую Элизабет снимала на бульваре Уилтшир.
«Я больше не хочу видеть моих родителей», — заявила Элизабет, давая студии понять, что если Сара Тейлор осмелится переступить порог киностудии, сама она уйдет и больше не вернется. Чтобы ублажить свое бесценное сокровище, на «МГМ» приняли решение потихоньку выплачивать Саре ее жалование, но обязанности наставницы передать Марджори Диллон или Пегги Ратледж.
«Когда они с матерью разругались, Элизабет с ней не разговаривала очень долго, — вспоминает Марджори Диллон. — И тогда ответственность за Элизабет переложили на мои плечи. Хотя Сара не появлялась на студии, она звонила мне по меньшей мере раз пять на день. «Послушай, Марджи, — начинала она. — Проследи, чтобы Элизабет хорошо кушала, напомни ей, чтобы она как следует расчесывала волосы щеткой, а перед тем как уйти из студии, пусть не забывает снять грим». Затем она переводила разговор на Стенли. «Она встречалась вчера вечером с этим ужасным Доненом? Во сколько и куда они ходили? И сколько времени они провели вместе? О чем они разговаривали? Как она выглядела?» Сара постоянно говорила мне: «Нельзя допускать, чтобы Элизабет связалась с этим Доненом и его религией».
Элизабет все еще не могла прийти в себя после развода. Ей не давал покоя вопрос, почему Ники Хилтон проявлял к ней такое безразличие. Она постоянно спрашивала Донена, почему Ники считал ее занудой и избегал ее? Чтобы компенсировать хилтоновское равнодушие и продемонстрировать собственную преданность, Донен превратился в возлюбленного Элизабет. Он посвящал ей двадцать четыре часа в сутки, давая ей ту нежность, заботу и ласку, которой Элизабет недоставало.
Несмотря на всю пылкость и душевную щедрость Донена, Элизабет вовсе не была влюблена в него столь безоглядно, как в свое время в Ники Хилтона. По правде говоря, у нее сохранилось физическое влечение к бывшему мужу, и спустя два месяца после рыдания в суде она потихоньку встретилась с ним в Палм-Спрингсе и провела ночь в отеле «Сандерберд». Спустя несколько месяцев, когда Ники Хилтон объявил о своем намерении жениться на Бетси фон Фюрстенберг, девятнадцатилетней актрисе и немецкой графине, Элизабет разрыдалась.
Под тем предлогом, что им надо уладить последние детали раздела имущества, Элизабет позвонила Ники и вымолила у него встречу. Они встретились в Нью-Йорке, правда, при этом публично отрицали всякую возможность примирения. Правда, в тайне от посторонних глаз, они потихоньку улизнули в Коннектикут, во владения Говарда Янга. Но по пути в этот райский уголок у них сломалась машина. Дежурный полицейский остановился, чтобы узнать, в чем дело, и, узнав Элизабет, предложил довезти их до места. Приехав в поместье Говарда Янга в Риджфилде, благодарная парочка пригласила полицейского в дом на рюмочку-другую. Позднее полицейский рассказывал, что от него не скрылось, что Ники и Элизабет вели себя не просто как старые добрые знакомые — между ними явно было нечто большее.
«Когда мы сразу вошли в дом, они уселись в разных креслах, — вспоминал блюститель порядка. — Но, пропустив пару раз по стаканчику, они сели вместе, и Ники несколько раз поцеловал ее и обнял за плечи. Элизабет называла его «дорогой». У меня было такое впечатление, что она все еще влюблена в него».
Тем не менее, Ники Хилтон ни разу не проявил той терпимости, какую демонстрировал Стенли Донен, с неизменной улыбкой воспринимавший любую перемену в настроении Элизабет, ее приступы истерики и депрессии. Он неизменно пытался взбодрить и утешить ее. Однако, несмотря ни на что, он был не в силах избавить ее от мучительной неуверенности в себе. Элизабет беспрестанно терзалась вопросами и обращалась за советами к первому встречному.
«Лиз постоянно спрашивала, что ей делать, — вспоминает Марджори Диллон. — Она приставала с вопросами к любому, кто попадался ей на глаза. «Как по-твоему, мне стоит встречаться со Стенли Доненом? Что ты о нем думаешь? Где мне лучше встать — здесь или там? Что мне надеть? Надо ли мне делать это? Надо ли мне делать то?»
Публично признанные парой, Стенли и Элизабет стали частью модного кружка прожигателей жизни под названием «Клуб Лисятины и Лососятины», в который входили Дженет Ли, Тони Кертис, Колин Грей, Диана Линн, Барри Салливан и Мартин Рэгауэй.
«Чтобы вступить в ряды избранных, полагалось устроить шикарный завтрак. Затем мы по воскресеньям ходили из дома в дом — вкусно покушать и от души повеселиться, — вспоминает комедийный сценарист Мартин Рэгауэй. — В одно из воскресений завтрак устраивали Элизабет и Стенли, в квартире у Лиз. Мы все ждали, когда сценарист Стенли Роберте принесет столовое серебро и тарелки, и мы приступим к еде. Через час Элизабет не на шутку рассердилась. «Ах, как я зла на Стенли, он заставляет нас ждать. С каким удовольствием я сейчас запустила бы ему в физиономию вот этим!» — и она указала на огромный шоколадный торт с голубым кремом. Я рассмеялся и пропустил ее слова мимо ушей. Но когда через несколько минут в дверях появился Стенли, Элизабет бросилась через всю комнату, схватила торт и швырнула его бедняге в лицо. Он стоял, весь заляпанный кремом, и был вне себя от бешенства. Все остальные присутствовавшие от неожиданности буквально потеряли дар речи. До бедной Лиз наконец дошло, что все это вовсе не смешно, и она разрыдалась, в ужасе от того, что совершила непростительный поступок. После этого случая «Клуб Лисятины и Лососятины» прекратил свое существование, несмотря на то, что Стенли позже послал ей цветы и записку с извинениями в том, что стал виновником ее слез».
5 апреля 1951 года Элизабет, щеголяя огромным декольте, под руку со Стенли Доненом отправилась в кино. В тот вечер Элизабет, затмевая собой всех остальных присутствовавших в голливудском кинотеатре «Иджипшен Тиэтр», с готовностью позировала буквально перед каждым фотографом. На многих из этих фотографий хорошо видно, как она мертвой хваткой вцепилась в своего спутника Стенли Донена.
Через четыре дня Джин Донен подала на развод «вследствие взаимного отчуждения», а также приводя в качестве одной из причин, хотя и не называя по имени, «одну женщину». Так в свои девятнадцать лет Элизабет неожиданно для себя заслужила репутацию «другой женщины».
Семья порвала с ней всякие отношения, ее новый роман вызвал всеобщее неодобрение, и тем не менее Элизабет не оставляла попыток объяснить миру причины своих поступков.
«Я знаю, что я избалована, — заявила она, — но, как мне кажется, люди ко мне излишне суровы. Я всего лишь обыкновенная девушка, со своими достоинствами и недостатками, но поскольку я еще и кинозвезда, то у меня не было возможности развиваться, как все нормальные люди. Я с четырнадцати лет ношу платья с глубоким вырезом, и с тех самых пор окружающие ждут, что я буду вести себя соответствующим образом. Все мои беды начались с того, что у меня тело женщины и эмоции ребенка».