Джордж Гордон Байрон

Сон

Тьма

ПРОМЕТЕЙ

Отрывок

Стансы к Августе

Послание к Августе

К бюсту Елены, изваянному Кановой

Песня для луддитов

***

Томасу Муру

На рождение Джона Уильяма Риццо Гопнера

E Nihilo Nihil[1], или Зачарованная эпиграмма

К мистеру Меррею

Стансы к реке По

В день моей свадьбы

Эпитафия Уильяму Питту

Эпиграмма на Уильяма Коббета

Стансы

Пенелопе

Благотворительный бал

Эпиграмма на адрес медников, который общество их намеревалось поднести королеве Каролине, одевшись в медные латы

Из Марциала

На смерть поэта Джона Китса

На самоубийство британского министра Кэстелри

Победа

Экспромт

Песнь к сулиотам

Из дневника в Кефалонии

Последние слова о Греции

Любовь и смерть

В день, когда мне исполнилось тридцать шесть лет

ПРИМЕЧАНИЯ

1

Джордж Гордон Байрон

Стихотворения (1816-1824)

Сон

I

Жизнь наша двойственна; есть область Сна,

Грань между тем, что ложно называют

Смертью и жизнью; есть у Сна свой мир,

Обширный мир действительности странной.

И сны в своем развитье дышат жизнью,

Приносят слезы, муки и блаженство.

Они отягощают мысли наши,

Снимают тягости дневных забот,

Они в существованье наше входят,

Как жизни нашей часть и нас самих.

Они как будто вечности герольды;

Как духи прошлого, вдруг возникают,

О будущем вещают, как сивиллы.

В их власти мучить нас и услаждать,

Такими делать нас, как им угодно,

Нас потрясать виденьем мимолетным

Теней исчезнувших – они такие ж?

Иль прошлое не тень? Так что же сны?

Создания ума? Ведь ум творит

И может даже заселить планеты

Созданьями, светлее всех живущих,

И дать им образ долговечней плоти.

Виденье помню я, о нем я грезил

Во сне, быть может, – ведь безмерна мысль,

Ведь мысль дремотная вмещает годы,

Жизнь долгую сгущает в час один.

II

Я видел – двое юных и цветущих

Стояли рядом на холме зеленом,

Округлом и отлогом, словно мыс

Гряды гористой, но его подножье

Не омывало море, а пред ним

Пейзаж красивый расстилался, волны

Лесов, полей и кое-где дома

Средь зелени, и с крыш их черепичных

Клубился сизый дым. Был этот холм

Среди других увенчан диадемой

Деревьев, вставших в круг, – не по игре

Природы, а по воле человека.

Их было двое, девушка смотрела

На вид, такой же, как она, прелестный,

А юноша смотрел лишь на нее.

И оба были юны, но моложе

Был юноша; она была прекрасна

И, словно восходящая луна,

К расцвету женственности приближалась.

Был юноша моложе, но душой

Взрослее лет своих, и в целом мире

Одно лицо любимое ему

Сияло в этот миг, и он смотрел

С боязнью, что оно навек исчезнет.

Он только ею и дышал и жил,

Он голосу ее внимал, волнуясь

От слов ее; глядел ее глазами,

Смотрел туда, куда она смотрела,

Все расцветив, и он всем существом

Сливался с ней; она, как океан,

Брала поток его бурливых мыслей,

Все завершая, а от слов ее,

От легкого ее прикосновенья

Бледнел он и краснел – и сердце вдруг

Мучительно и сладко так сжималось.

Но чувств его она не разделяла

И не о нем вздыхала, для нее

Он только брата заменял – не больше.

Ей, не имевшей брата, братом стать

Он смог по праву дружбы детской.

Последним отпрыском она была

Из рода древнего. Названье брата

Он принял нехотя, – но почему?

Он смутно понял то, когда другого

Она вдруг полюбила, и сейчас

Она любила, и с холма смотрела –

Быть может, на коне послушном мчась,

Спешит возлюбленный к ней на свиданье.

III

Внезапно изменилось сновиденье.

Увидел я усадьбу и коня

Оседланного пред старинным домом.

В часовне старой, бледен и один,

Тот самый юноша шагал в волненье.

Потом присел к столу, схватил перо

И написал письмо, но я не мог

Прочесть слова. Он голову руками,

Поникнув, обхватил и весь затрясся,

Как от рыданий, и потом, вскочив,

Написанное разорвал в клочки,

Но слез я на глазах его не видел.

Себя принудил он и принял вид

Спокойствия, и тут вновь появилась

Пред ним владычица его любви.