Можно ли сделать другому человеку что-то доброе? Или просто надо предоставить его своей судьбе?

Ну — идем в поход! На счастье, я обнаружила в ущелье заваленный вход в подземелье — этим ребята соблазнились.

Целую. Будь здоров и весел.

Ира.

В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской

Москва, 28 июля 1968 г.

Сегодня 28 июля — последняя моя корреспонденция — в Крым. Кто в выгоде — я или ты, которая до самого отъезда будет получать мои письма, или я, который получу опять до последнего дня — писать уже не имеет права. Я могу, конечно, писать для тебя письма в июле — в сущности так же и для себя, наверное. — Но какие-то тайные силы управляют нашей волей — писать такое письмо можешь, но не всегда это живая переписка, новое общение. Я, например, когда пишу и если перечитываю, всегда думаю, какую ты сделала рожицу при этой вот фразе, а при этой? Все это обеспечивает живость общения. В случае сочинения писем в стол требуется подняться еще на один этаж воображенья, чтобы сделать все живым. На лишний этаж. Очень близко к такого рода лишнему этажу в личной переписке стоит писание рассказов, ибо в самой своей важной сути рассказ — это письмо. Честное письмо. И общественных начал у рассказа нет. На твои многие письма последние (с Честертоном[369]) я не отвечал с нужной и даже необходимой полнотой, но это из-за того, что переписка наша кончается. Морская твоя экспедиция приходит к своему концу. Я вечно буду помнить июнь шестьдесят восьмого года — это лучший месяц моей жизни. Неплох и июль — ибо как ни ругал почту — это дало мне ежедневное общение с тобой, пусть не совсем удовлетворительное, но Крым есть Крым, география есть география. Целую тебя из Москвы с уверенностью, что это письмо найдет тебя в Новом Свете. Будь здорова, скорее приезжай.

В.

Письма я писал каждый день, просто не в одно и то же время дня их отправлял.

В.

И.П. Сиротинская — В. Т. Шаламову

Дорогой мой, пишу тебе последнее письмо!

Сегодня опять ходили в горы! Великолепно! Новый Свет — райский уголок. Всюду ветер, волны. А пришли домой — тишина, солнце, спокойное море. Прямо видно сверху, как за Соколом и Орлом бушуют белые гребешки, а у нас тихо. Захватить бы кусочек в Москву — кусочек моря. А я, пожалуй, привезу тебе море в пузыречке. Хочешь? Но, может быть, и не стоит. А почему бы и нет? Кусочек водоросли, камушки, вода. Как ты думаешь?

Ах, скоро, скоро уезжать! Снова жить без моря!

Мой хозяин все пристает ко мне — хочет показать мне персонально, без детей Ад и Рай — здешние достопримечательности, к которым трудно добраться. Но я говорю — что вы, я для детей только и пойду туда.

Милый, как хорошо у моря! Я хотела бы всегда жить у моря, всю жизнь. У Новеллы Матвеевой есть песенка о море.

— Набегают волны синие,

зеленые, нет, синие…

Где-то есть страна Дельфиния и

город Кенгуру…

Что-то в этом роде. Наверное, своя страна — это потребность каждого человека — Бимини, Дельфиния и что-то еще.

Я бы хотела всегда жить в Бимини, но это слишком много.

Это остров Бимини. X — мой замок.

(Рисунок)

Флаг мой был бы голубого цвета с серебристой звездой, моя спальня была бы в башне, а внизу — огромный холл с окнами во всю стену, книгами, низкими диванами. На плоских крышах — цветы, деревья, но окна моей спальни (она круглая) открыты всем частям света. И кровати там нет — просто мягкий пол, пледы. А остров — просто скала, поросшая соснами и можжевельником, только в бухте — песчаный пляж. Приглашаю тебя в гости в Бимини. У меня есть флигель для гостей, маленький домик. А когда гость мне надоест, я посылаю ему утром цветок, и он исчезает в море. А потом моя яхта снова качается у причала — пустая. Когда же мне становится скучно одной, я вступаю на яхту и отправляюсь в плавание. Ты хочешь погостить на Бимини?

Значит, 5-го в 6.30!

Артем заглянул в письмо — это кого ты приглашаешь в Бимини? Любимчика своего, Алешку, да? Я говорю — конечно, разве ты не получил цветок?

Целую. До 5-го!

Ира.

И.П. Сиротинская — В. Т. Шаламову

Расторгуево, 29 июля 1968 г.

Мой дорогой, мой любимый, милый, сокровище мое!

Сегодня проснулась и подумала — когда нас любят — мы существуем, а когда нет — нет и нашего существования. Во всяком случае, так для меня.

Потому что я живу в заботах о детях, о каких-то делах и забываю о том, что я тоже есть — я не чувствую своего отдельного ценного существования, даже физического — я просто не чувствую — ты понимаешь? — как живет мое тело, только в голове — какие-то отдельные от жизни представления живут в своем замкнутом мире. А когда я чувствую себя любимой, я вдруг замечаю, что я и сама по себе живу на земле, что у меня есть руки и ноги и не просто как рабочий инструмент, а мои единственные руки и ноги.

Сегодня проснулась — выглянула в окно, солнце, мокрая трава. И мне стало радостно от того, что я живу и вижу это, а не просто от того, что солнце и трава.

Интересно, что еще, кроме любви, дает такую материальность жизни? Не представляю — что. Политика? Точнее — честолюбие? Для меня — нет. Все-таки в любви соединяется очевиднее всего два начала мира — материальное и духовное. Словно материализуется то, что называется душа. Ну, я совсем впала в метафизику. Может быть, еще — поэзия — тоже материализация духа?

Целую тебя тысячу раз. Я думаю еще — как совершенно необъятен наш внутренний мир, какие там пропасти, моря, вершины, джунгли. Каждый человек — целая планета! И живешь в каждый момент в каком-то одном ее уголке.

Целую, целую, целую.

В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской

Экстренно, после моей смерти.

На случай моей скоропостижной смерти.

Все мое имущество, наследство, в чем бы это ни выражалось, в том числе авторское право, я завещаю Сиротинской Ирине Павловне — живущей г. Москва, ул. Георгиу-Дежа, д. 5, кв. 6, тел. 257-48-66. Служебный телефон И.П. Сиротинской: 4-52-27-86 (ЦГАЛИ), Ленинградское шоссе, 50.

Выражаю особенное желание, чтоб к моим бумагам и вещам не прикасались О.С. Неклюдова и С.Ю. Неклюдов, мои бывшие родственники.

Москва, 10 декабря 1970 года.

В. Шаламов.

Москва, 4 ноября 1971 года.

В. Шаламов

Ира!

Спасибо тебе за эти шесть лет, лучших в моей жизни.

В.

10-XII-70

3 ноября 1971 г.

(было приложено к завещанию)

И.П. Сиротинская — В. Т. Шаламову <открытки>

Вот у такой горы мы живем. Все очень хорошо. Я блаженствую телом, забыв (наверное, впервые) о душе. Ну ее совсем! Одно беспокойство. Вода такая нежная, теплая, солнце такое жаркое.

Очень хорошо!

Целую. Ира.

За тем маяком на мысу <Сарыч> мы живем.

В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской

31 октября 1971 г.

<Сон>

Грязь, темень, мы идем по дороге, и ты твердишь о своей любви, и дорога мне кажется легкой, шлепать по глинистым лужам лесом. Но навстречу машина, фары ослепили нас. Ты успеваешь отскочить в сторону, оставив меня под ударом. И машина бьет в меня, наступает полная темнота, я ползаю в грязи, живой, что порвалось, ноги ушиблись, локоть, плечо плаща разорвано — все в грязи, все болит — и еще не узнать, все ли цело.

И ты поднимаешь меня из грязи — ты успела отскочить в сторону, но я не упрекаю тебя, что ты оставила меня перед машиной, я понимаю, что это случай, что в мозгу, в самой глуби твоей души нет ничего, что говорило бы о трусости или о чем-либо подобном. Все только случайно. И мы идем дальше, и тебе даже не надо оправдываться — хотя ты идешь здоровой, а я почти разбит. Вот весь сон.

Кроме сна за этот день вышли еще стихи о пионе.

В.Т. Шаламов — И.П. Сиротинской

Дорогая Ирина Павловна.

Вы всегда интересовались,[370] что же стоит психологически за моими рассказами, кроме судьбы и времени?