ФОРТЫ

Как свора верных псов, наш город сторожат
Могучие форты: ведь мог же гнусный гад
Порою доползать до самых стен Парижа!
Хитер опасный враг; его орда все ближе.
Их девятнадцать здесь, на кручах, на холмах;
Тревожно ждут они, врагу внушая страх,
И, чтоб не удались коварные затеи,
Всю ночь вытягивая бронзовые шеи,
Бессонно стерегут людей, объятых сном,
И в легких бронзовых клокочет смертный гром.
По временам холмы внезапно в тьму густую
Бросают молнии — одну, потом другую.
И снова ночь, — но вот почуяли они
Угрозу в тишине, в покое — западни.
Напрасно кружит враг, — он лишь теряет время;
Они же — бдительны и сдержат вражье племя
Орудий, рыщущих вдали, сквозь плотный мрак.
Париж — могильный склеп, темница, бивуак,
Средь мира темного безмерно одинокий,
Стоит, как часовой, покуда сон глубокий
Его не свалит с ног. Покой объемлет всех —
Мужчин, детей и жен. Стихают плач и смех,
Стихают площади, мосты, колеса, топот
И сотни сотен крыш, откуда сонный шепот
Исходит — голоса надежды, что твердит
О вере, голода, который говорит
О смерти. Смолкло все. О, сны! О, души спящих!
Тишь, забытье… Но их не усыпить, грозящих.
И вот внезапно ты очнулся… Страх и дрожь…
Прислушался едва дыша — и узнаешь
Густой, глубокий гул, как будто стонут горы;
Селенья вздрогнули, внимает мрачный город,
И вот на первый гром ответствует второй —
Безжалостный в своей угрюмости, глухой,
И новые во тьме раскаты возникают,
И громы тяжкие друг друга окликают.
Форты! В густых зыбях полночной темноты
Отчетливы для них зловещие черты:
Они заметили орудий очертанья,
Заметили в лесу, чье мертвое молчанье
Нарушил птиц ночных встревоженный полет,
Передвижение чужих полков и рот,
Огни в кустарниках — как волчьи злые очи…
Вы славно лаете, форты, во мраке ночи!

20 ноября 1870

ФРАНЦИИ

Кто за тебя? Никто! Все в сговоре! Гладстон
Спасибо говорит твоим убийцам. Он
Не одинок — есть Грант и Банкрофт есть, которым
Привычно поносить, клеймить тебя позором.
Один — трибун, другой — солдат; а там — судья,
Там — поп: на севере, на юге; и твоя
Кровь растекается, и, на кресте распятой,
Тебе плюют в лицо. Но в чем ты виновата
Перед народами? Рыдавшим в мире зла,
Слова Надежды ты всем нациям несла:
То — Мир и Радость. Ты взывала благородно:
«Цвети, Америка! Будь, Греция, свободной!
Италия! Ей вновь великой стать пора.
Я этого хочу». Ты отдала, щедра,
Той — золото, той — кровь; для всех была ты светом,
Прав человеческих защитницею; в этом
Ты видела свой долг пред каждою страной,
Как с водопоя бык бредет к себе домой,
Так люди собрались под кровлею одною,
Тобою слитые, великой их сестрою,
Твоей заботою, твоей борьбой за них.
Ах, знак их низости — неблагодарность их!
Да что там! Слышен смех — довольна их орава,
Что горе у тебя, что на ущербе слава
И ты, обнажена, под молотом невзгод
И кровью залита, взошла на эшафот.
Французов им не жаль — сынов, которым надо
Краснеть за мать свою. У палачей досада,
Что ты не умерла, что быть тебе живой.
Склонила в темноте ты лик лучистый свой.
Ночной орел твою расклевывает печень
И, побежденную, тебя прикончит, встречен
Восторгом королей — убийц с больших дорог, —
Европы, мира… Ах, когда б я только мог
Не быть французом, чтоб во дни мученья злого
Я, Франция, тебя мог предпочесть и снова
Провозгласить, что ты, чья бурно льется кровь,
Мой край, мой гордый лавр и вся моя любовь.

НАШИ МЕРТВЫЕ

Простерты на земле безгласной и суровой,
Они лежат в крови запекшейся, багровой.
Живот распоротый им вороны клюют.
Огонь сражения, чудовищен и лют,
Обуглил их — прямых, давно окоченевших
И черных среди трав, завянуть не успевших.
Снег белым саваном облепит всех зимой
Вот череп — как валун, холодный и слепой.
Рука сраженного — она еще готова
Зажатой шпагою пронзить кого-то снова.
За ночью ночь они, без речи и без глаз,
Оцепенелые, валяются сейчас.
И столько ран на них и рваных сухожилий,
Как будто лошади их рысью волочили.
Переползают их червяк и муравей.
Тела в земную твердь врастают — вглубь морей
Так погружается корабль, терпя крушенье.
Над бледными костьми и сумрак и гниенье,
Как Иезекииль изрек о мертвецах.
Они лежат везде — то в сабельных рубцах,
То в ранах ядерных, то в штыковых, багряных.
Над крошевом их тел в увечиях и ранах —
И моросящий дождь и ветер ледяной.
Завидую тому, кто пал за край родной!

1-е ЯНВАРЯ

О внуки, скажут вам, что дедушка когда-то
Вас обожал, что он был долгу верен свято,
Знал мало радостей и много горьких бед,
Что были вы детьми, когда был стар ваш дед;
Что он, добряк, не знал слов гнева и угрозы,
Что он покинул вас, лишь распустились розы,
И умер в дни весны беззлобным стариком,
Что в трудный, черный год, под вражеским огнем,
Через ночной Париж, где громыхали пушки,
Он пробирался к вам и нес с собой игрушки —
Паяцев, куколок, в корзинку уложив.
Вздохните же о нем в тени могильных ив…

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: