Поиск
Париж, январь 1870
ГЛУПОСТЬ ВОЙНЫ
Работница без глаз, предательская пряха
Качает колыбель для тлена и для праха,
Ведет она полки, ведет за трупом труп,
И, опьяненная безумным воем труб
И кровью сытая, потом с похмелья вянет,
Но человечество к своей попойке тянет.
Нагнав ораву туч и накликая ночь,
Все звезды, всех богов она сшибает прочь
И вновь безумствует на черных пепелищах,
В пороховом дыму, в тяжелых сапожищах
Распространеньем зла, как прежде, занята,
Животных выгонит, но предпочтет скота
И может лишь одно придумать бестолково.
Снять императора, чтоб возвести другого.
Я ТРЕБУЮ
Не троньте Францию с ее бессмертной славой!
Вам направлять ее? Но по какому праву?
Хоть смелый воин вы, однако же не прочь
Просить угодников, не могут ли помочь.
И для Парижа вы, чей ореол могучий
Уж пробивается сквозь мерзостные тучи,
Для гневной нации — чрезмерно вы полны
Терпенья, благости. Они нам не нужны
Во дни опасности, поднявшейся над миром.
Не думаете ж вы взаправду стать буксиром
Светила дивного, встающего из тьмы,
Которого в тюрьме сдержать не в силах мы?
Оставьте Францию! Косматою звездою
Она появится, разгонит сумрак боя.
Для королей и войск соседних с нею стран
Она опустошит сверкающий колчан,
В боях с пруссаками окажется счастливой
И, гневная, тряхнет своей горящей гривой
И каски медные, глаза под низким лбом
И души все пронзит карающим лучом!
Но эта ненависть, порыв ее священный
Вам непонятны, нет. Ночь встала над вселенной,
И надо, чтобы мы, прогнав ее, спасли
Лазурь грядущего, встающую вдали,
И с темной пропастью сражались без пощады.
Париж, в огне, велик, — вы опустили взгляды.
Вы ограниченны, и близорук ваш глаз,
Как демагогия, страшит сиянье вас.
Оставьте Францию! Ее пожара пламя
Не угасить. Оно, усилено ветрами,
Пронзает молнией окрестных туч валы.
Пускай же каются князья бегущей мглы,
Что, солнечный вулкан забрызгав мраком ила,
Они великое разгневали светило.
Для гнусных, мерзостных, кровавых королей
Встающая заря чем дале, тем страшней.
Так дайте же расти сверкающей богине!
Ваш путь — на поводке идти при господине.
Оставьте сбросивший ярмо свое народ!
Вот Марсельезы зов; она уже идет
На бой, уже звучит ее припев могучий.
Луч — это тот же меч. Он ударяет в тучи,
Как некогда таран бил в крепостной гранит.
Уйдите в сторону, пусть солнце отомстит.
Не помощь вы ему. Оскорблена свобода,
И дивным будет гнев великого народа.
Когда коварный мрак покроет все вокруг
И станет кладбищем казаться вешний луг,
Речонка — пропастью, а роща — вражьим станом,
И под покровом тьмы все, что живет обманом,
Вся тварь презренная, ничтожный каждый гад
На волю выползет, упиться кровью рад,
И лисьей хитрости и волчьей злобе — воля,
Когда шакал и рысь, дремавшие дотоле,
Гиена и змея зарыскают в ночи, —
Тогда как мстители являются лучи,
И восходящий день исполнен возмущенья.
Лишь призрак — Пруссия, Вильгельм — лишь привиденье.
Пусть свора королей несытых, пусть орда
Жестоких хищных птиц стремит свой лет туда,
Где началась резня, пускай царит над миром
Война, являясь нам то гидрой, то сатиром,
Пускай вослед за ней глубокий мрак идет,
Скрывая от людей лазурный небосвод, —
Оставьте их, солдат, священникам любезный,
О, Франция сама сумеет встать над бездной,
Окрасит пурпуром окрестных гор зубцы
И, залпами лучей разя во все концы,
Одних ввергая в прах, другим неся защиту,
Освободит лазурь до самого зенита!
БОМБА В ФЕЛЬЯНТИНАХ
Что ты такое? Как! Ты возникаешь в небе?
Как! Ты — свинец, огонь, убийство, страшный жребий,
Коварный, скользкий гад, взлелеянный войной?
Ты — неприкрашенный, невиданный разбой,
Ты, брошенная нам владыками мирскими,
Несущая разгром и горе, ты, чье имя —
Страх, ненависть, резня, коварство, гнев, — и ты
Вдруг падаешь на нас с небесной высоты!
Лавина страшная металла, взрыва пламя,
Раскрывшийся цветок из бронзы с лепестками,
Горящими огнем! Людской грозы стрела,
Ты мощь разбойникам, тиранам власть дала.
Продавшись королям, ты злому служишь делу.
Каким же чудом ты с небес к нам мечешь стрелы?
Как настоящий гром, разишь ты с высоты;
Ад породил тебя, так как же с неба ты?
Тот, близ кого сейчас твое промчалось жало,
У этих бедных стен, задумчивый, усталый,
Сидел, во мраке лет стараясь вызвать сон
Прошедший: мальчиком, совсем ребенком он
Здесь, помнится, играл; и прошлого глубины
Раскрылись перед ним: здесь были Фельянтины…
Нелепый этот гром упал на райский сад.
Какой здесь смех звучал — о, много лет назад!
Вот эта улица была когда-то садом.
То, что булыжник здесь уж повредил, снарядом
Вконец разрушено. На склоне наших лет
Мы обесцвеченным, поблекшим видим свет.
Здесь птички ссорились среди листвы дрожащей.
О, как дышалось здесь! В густой зеленой чаще
Казался отблеск дня сияньем неземным.
Ты белокурым был — и вот ты стал седым.
Ты был надеждою — ты тенью бродишь ныне.
Ты мальчиком смотрел на купол той твердыни —
Теперь и сам ты стар. Прохожий погружен
В воспоминания. Здесь с песней крылья он
Раскрыл, и расцвели перед его глазами
Цветы с бессмертными, казалось, лепестками.
Вся жизнь была светла. Здесь проходила мать,
Под вешней зеленью любившая гулять,
И за подол ее держался он рукою.
О, как стремительно исчезло все былое!
Там, где цветы зари цвели для юных глаз,
На тех же небесах — горят над ним сейчас
Цветы ужасных бомб. О, розовые дали
Той утренней зари, где горлинки летали!
Тот, кто сейчас угрюм, был счастлив, весел, рад.
Все искрилось кругом, все чаровало взгляд,
Казалось, купы роз, и голубой барвинок,
И маргариток тьма, белевших меж травинок,
Смеялись, нежились под солнечным теплом,
И, сам еще дитя, он тоже был цветком.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: