- Сделка… - Катя сглатывает слюну, пытаясь увлажнить резко пересохшее горло, - …сорвалась?

- Пока что перенос, - пожимает плечами директор. – Но нам уже выставили штраф, и контракт стал на треть менее выгодным. А надо еще покрыть издержки по самой «Аттике». Я удержал, конечно, этих ребят от получения информации, что их документы улетели…

- А это не могло быть курьерской ошибкой? – рискует прервать директора Катя.

- А ничего, что это твоя подотчетная зона? Что ты лично передавала вчера курьеру эти документы, что на расписках стоит твоя подпись? – директор внешне спокоен, но периодически начинает покручивать левым мизинцем золотой перстень на левом же безымянном пальце. – Кать, это уже третий организационный косяк за последние две недели. И совершенно неожиданный, с учетом твоих былых показателей. Что у тебя стряслось?

- Ничего, - шепчет Катя. В ее голове шумит то ли прибой, то ли волна электронных помех. Она дезориентирована и готова выйти из кабинета через окно, лишь бы не выслушивать дальнейшие слова директора. – Я просто допустила невнимательность…

- Подойди-ка после этого разговора к Яковлеву, выясни подробности по «Сити-Сервисез» - он в курсе, - и реши вопрос. Послушай, может, сходишь в отпуск после этой недели? У тебя чертовски нездоровый вид. Я готов выделить лично для тебя неделю за счет компании, помня твои былые заслуги перед родиной.

- Не нужно, Михаил Сергеевич, правда, - Катя боится, что рыдания в ее голосе превратятся в рыдания настоящие и крепко сжимает себя в кулак. – Я просто отдохну на ближайших выходных, и все будет в порядке. Простите, что я так… облажалась. Я ума не приложу…

- Хватит оправдываться. В твоем деле важны показатели, а не оправдания. Используй помощников, секретариат, а не тяни все на себе, как раньше. Бюджеты позволяют, - уже несколько грубо, по-хозяйски чеканит директор. – И помни вот что – еще один такой промах – и я просто вынужден буду, чтобы не выглядеть идиотом перед коммерческим и ключевыми, применить санкции. Я этого не хочу, но ты знаешь, чего стоит для нас каждая сделка сейчас, когда каждая мелкая сошка хочет, чтобы все работало через собственный юридический отдел, пусть и состоящий из пустоголовых выпускниц юрфаков строительных колледжей. Не подводи меня. Я же тебя не подвожу, правда?

Катя кивает.

- Я пойду?

- Давай, дорогая. И подумай о том, чтобы взять отпуск. Ей-богу, ты устала.

Катя молча кивает, выходит из кабинета, вручную закрывает дверь и какое-то время придерживает, словно из-за нее сейчас может вырваться нечто ужасное.

Катя думает, что, наверное, хотела бы завести собаку. Даже не так – она хотела бы, чтобы у нее просто уже была собака. Небольшая, типа мопса. Забавная и злая, как крокодил. Впрочем, нет, думает Катя, к черту маленьких животных. Они омерзительны. Все маленькое, серое, жалкое омерзительно. Маленькие собаки. Маленькие грызуны. Маленькие мужчины – даже не столько с токи зрения роста, сколько по моральным качествам. Нет, Кате не нужно карликовое убожество – таковых вокруг и так слишком много. Она любит больших зверей, и даже кота своего любила именно потому, что он был огромным, тяжелым и пушистым. Ей нужна большая собака. Хотя бы шарпей. А лучше сразу весь ротвейлер.

Дверь кабинета отделов контроля ключевых сделок и аудита и контроля торговых операций немного приоткрыта, и из-за нее изредка раздаются пустая болтовня, приглушенный, но все такой же наглый смех и шипение кофеварки. Здесь работают совершенно иначе, недели этажом ниже, думает Катя. А на первом этаже тогда вообще должен быть ад в первозданном виде. 

Ротвейлера неплохо было бы брать с собой на работу, подумывает Катя, открывая дверь. В конце концов, даже на переговоры по ключевым сделкам – для укрепления имиджа компании – мол, мы защищаем наши сделки, начиная с момента подписания сопроводительных документов. А после подписания клиенты хотят, чтобы все шло ровно и гладко, ведь они платят деньги не за то, чтобы самостоятельно ковыряться в нюансах сделок, а чтобы узнать, по итогу, что все разработано, все документы оформлены в соответствии с действующим законодательством, что все необходимые разрешения и допуски со стороны властей, администрация и прочих имеющих вес субъектов получены – а все это по доверенности должна сделать фирма, где работает Катя. И мельчайшая загвоздка в оформлении документов может стоить престижа компании, а падение престижа, которое приведет падение оборота, будет причиной сокращений и без того не сильно раздутого штата. И сначала пойдут под выселение специалисты по продажам. Потом вторичное звено, где и вертится Катя – люди, без которых, при желании, еще можно оформлять сделки. И только полный крах заставить директора влезть в осиное гнездо ключевых менеджеров и аудиторов продаж, потому что эти люди смогут, при необходимости, тащить весь остаточный оборот и не оставят директора, коммерческого и прочих с голой задницей на морозе. Стабильность их положения вызывает зависть и ненависть нижесидящих. И катины чувства не сильно отличаются от чувств масс.

Она подходит сразу к столу, за которым, положив ногу на ногу, откинувшись в кресле и лениво шевеля беспроводной мышью по краю стола, сидит собственной персоной Яковлев – темноволосый, высокий, с волевым подбородком и едкой улыбкой. Он традиционно раздражает Катю, но самое худшее не это. Хозяин той самой «тойоты короллы» сидит вместе с двумя другими составляющими отдела аудита сделок и контроля продаж. И он бросает на Катю взгляд. Взгляд прилипает па пару секунд, и это время кажется Кате поразительно долгим, и уже по истечению его она понимает, что слишком долго стоит молча, и на нее смотрят, как на дуру.

- Привет, Катюш. Какие дела? - бодро начинает Яковлев, решивший взять быка за рога, пока гостья дезориентирована.

- Эм… - Катя немного мнется, на секунду забыв, зачем вообще пришла. – По поводу проблемы с «Аттикой»…

- Ну да, отожгла ты, - ухмыляется Яковлев. – Давненько я не слышал таких отборных матов, дорогая.

Катя ощущает, как горячий укол пронзает ее изнутри, и по телу разливается жар ненависти. Манера Яковлева выражаться сейчас подводит ее к срыву, но внешне это пока незаметно. По крайней мере, ей так кажется.

- Можешь мне просто передать опорную информацию и перекинуть уточнения по самой «Аттике»?

- Ну, даже не знаю, - во весь рот улыбается Яковлев.

- Че ты не знаешь? Оставить самому разбираться? Мне теперь удавиться из-за этого косяка? – Катя понемногу готовиться перейти на смесь обычной брани и мата, хотя искренне желает, чтобы этого не произошло – она старается контролировать такие позывы, дабы выглядеть благороднее.

- Да не кипятись ты… - продолжает тянуть разговор под короткие усмешки окружающих Яковлев.

- Ошибки надо смывать. Кровью, - смеется подчиненный Яковлева, изображаю добродушие.

- Знаешь что… - Катя упирается руками в стол, и на ее языке уже вертится фраза «Из-за таких гребаных мудаков и шутников-тряпок, как ты, я уже который месяц сплю в обнимку со своими руками, и твои шуточки меня доведут». Тем не менее, открыть такие карты – значит похоронить себя, своими же руками закопать прямо в паркет офиса, а потому Катя сдерживается. – Мне не до шуток.

- Кать, ты, по-моему, скоро перегоришь на деле, - приняв серьезный вид, заявляет Яковлев.

- Блядь, да ты что, серьезно?

Повисает тишина. 

Катя сжимает в руке для пущей уверенности довольно массивный для нее «айфон», и ей кажется, что ее взгляд на Яковлева сейчас должен стать змеиным, и он должен испугаться возможности, что она выпустит зубы и ядовитое жало, но Яковлев совершенно спокойно и даже немного умиленно взирает на нее и улыбается.

- Кать, кто тебя обидел?