Самолет поднялся в воздух в час дня, и так же в час дня его шасси коснулись бетона посадочной полосы. Я перевел часы и улыбнулся. Можно было и не переводить. В воздухе мы находились ровно час — никакого фокуса, просто переход в другой часовой пояс.

Никто нас не встречал. Пришлось нести чемоданчик Арины Шалвовны, и это меня немного раздражало. Кожаный желтый чемоданчик был невелик, но тяжел. Перетянутый двумя широкими ремнями, он был непомерно раздут, набит неизвестно чем. Отправляясь в такие короткие поездки, сам я ограничиваюсь саквояжем. Люблю его, старенький докторский саквояж, когда-то принадлежавший моему деду, земскому врачу. Я нашел его на чердаке запущенной родительской дачи, почистил, починил замки.

В небольшом голубом здании аэровокзала было довольно просторно и светло, но не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего контроль.

Миновав узкие никелированные барьеры и несколько стеклянных дверей, мы сразу вышли на площадь. Она была удивительно правильной круглой формы. Залитая свежим черно-синим асфальтом площадь глянцево посверкивала под ногами, и я подумал, что недавно здесь прошел дождь. Площадь была совершенно пуста — ни одной машины, ни одного человека, я не нашел даже голубей или воробьев. С самолета сошли только мы.

Я сверил свои часы с часами на стене аэровокзала: с большого квадратного циферблата с золотыми римскими цифрами и сверкающими стрелками взгляд скользнул на старенький ручной хронометр. Если саквояж я брал с собой только в поездки, то хронометр был в кармане всегда. У него выпуклое, сильно поцарапанное стекло, под которым плоско лежат коротенькие черные стрелки.

— Ну, слава Богу, поехали! — сказала Арина.

— На чем! — удивился я.

Только что площадь была совершенно пуста. Ни шума мотора, ни скрипа тормозов.

— На такси. — В голосе Арины не было никакой иронии.

Вероятно, я задумался и упустил момент, когда оно подкатило. Рядом с нами действительно остановилось такси. Шофер вышел из машины и, услужливо распахнув багажник, сам взял у меня чемодан. Обычный водитель в старенькой кожанке и джинсах, он все-таки производил странное впечатление — может быть, своей излишней вежливостью.

Арина Шалвовна, высокая блондинка с прямыми худыми ногами и красивым, северного типа, лицом, несколько меня смущала. Я человек спокойный и одинокий, а эта упрямая женщина привыкла, чтобы мужчина выполнял любую ее прихоть с первого намека. Следовало держать дистанцию: все-таки дама уже дважды побывала замужем, тридцать лет, и нет детей.

Если бы в самолете мы сидели рядом, то я бы лучше представлял, как себя держать. На аэродроме в Москве мы перекинулись разве что парой слов и по-настоящему разговорились только теперь, в такси. Оказывается, у нее, как и у меня, в этом городе был свой интерес. Здесь жила ее двоюродная сестра, с которой они давно не виделись.

— …Детьми еще целовались на прощанье, — рассказывала она, комфортно расположившись рядом со мной на заднем сиденье. — Вы представляете, никогда не думала, что поеду в такую даль! — Она наградила меня коротеньким взглядом. — А тут, нате вам — командировочка!

Квартира сестры располагалась в четвертом этаже обыкновенного блочного дома — как я понял, на самой окраине городка. Я проводил Арину Шалвовну до двери, донес чемоданчик, после чего поехал в гостиницу. Мы условились через три часа встретиться в конторе завода и вместе отметить командировку.

Номер в гостинице мне понравился — обычный средний номер: кушетка, застеленная белым казенным покрывалом, подушка в накрахмаленной наволочке уголком вверх, все аккуратненько (я давно не был в командировках и немножко отвык), полированный столик с графином, кресло и телевизор, за который, как я подумал, непременно придется доплачивать. А в общем, очень прилично: туалетная комната, душ, солнечная сторона… С десятого этажа открывался превосходный вид на город.

Я подошел к окну, и сразу стало понятно, что город построен давно, хотя из окошка такси это было незаметно. Из окошка такси широкие улицы казались сплошь заставленными стандартными домами.

Внизу под моим окном возле самой гостиницы стояло желтое строение с флюгером на крыше. Медленно поворачивался красный петушок, а дальше — лестница черепичных кровель. Все как игрушечное: какие-то башенки, какие-то стеклянные мансарды; посверкивали металлические шпили. На плоскости одной из крыш открытое кафе — столики и несколько кресел. С такого расстояния кресла и люди, сидящие в них, выглядели как фигурки в музейном макете.

Балкона, увы, в моем номере не было. Вытянув тугие шпингалеты из гнезд, я уже через пять минут после того, как вошел в номер, растворил окно. И сразу комната наполнилась запахом. Вероятно, где-то внизу под моим окном находился гостиничный ресторан. Там готовили обед, и, судя по запахам, роскошный. Я вынул сигарету и закурил, что делаю редко (мой лимит — две-три сигареты в день), но с удовольствием.

Наслаждаясь, я стоял у распахнутого окна. Курил и смотрел в колеблющуюся голубизну, в небо. Город под этим прозрачным пологом казался очень уютным, каким-то карманным. Блуждая взглядом по лабиринтам улиц, я пытался вычислить кратчайшие пути между зданиями — как в детской головоломке. Задача на первый взгляд неразрешимая, но заблудиться здесь было невозможно. Дежурная по этажу, миловидная девушка в коричневом платье, охотно объяснила мне:

— Наш город маленький: доберетесь легко, можете на автобусе, можете пешком…

Минут через двадцать я был уже возле здания завода. Несмотря на договоренность, а в общем-то, именно в связи с ней, хотелось приехать пораньше, выяснить обстановку. Таким образом я рассчитывал установить ту самую необходимую дистанцию с уважаемой Ариной Шалвовной, хотел дождаться ее, отметиться вместе, а потом принести извинения и улизнуть, чтобы одному погулять по городу.

Двухэтажное здание, сложенное из крупного коричневого кирпича, было совсем небольшим, в нем никак не мог разместиться «Завод вычислительной техники имени товарища Кириллова».

Большие квадратные окна, плотно забранные изнутри светлыми шторами, круглая лестница с выщербленными ступенями, ведущая к роскошным двустворчатым дверям, — все это наводило на размышления. Я еще раз сверился с номером дома и рассмотрел табличку, отчетливо удостоверяющую, что это и есть основное помещение завода.

Но сомнения оказались напрасными. Принявший меня в своем кабинете главный инженер иронически улыбнулся и объяснил:

— Завод у нас не секретный, без допуска, как говорится, но почти весь располагается под землей. — Он даже весело потопал по ковру. — В основном автоматика стоит, людей мало требуется. Притом мы богатые. Средств на строительство отпустили вполне!.. А то понатыкали бы бетонных коробок!.. Кому хочется на работу за город ездить?!.

— Действительно, — послушно покивал я. — Лучше под землей, чем за городом.

— А в черте города, поверьте, нет ни одного нового здания — все только памятники архитектуры. — Это был небольшого роста, тщедушный лысый человек, и, говоря, он весело жестикулировал. — А как вы думаете?! Это тоже памятник архитектуры… — продолжал он, размахивая авторучкой. — Демонтировали только подвалы. Правда, все равно скандал получился. Строители разрушили подземный ход, представлявший огромную историческую ценность, хотя он и был-то всего ничего, два на полтора, и совсем свеженький — прорыт в конце прошлого века…

Наконец, заметив нарочито постное выражение моего лица, он надел на авторучку колпачок, положил ее на стол, после чего пощелкал клавишами селектора и сказал в микрофон:

— Людочка, радость моя, поищи там Геннадия Виссарионовича, тут человек из центра приехал. Они хотят с нами договор на поставки разорвать. Не нравятся им русские компьютеры. Нужно товарища убедить.

У секретарши был немолодой суховатый голос, лишенный живой интонации:

— Геннадий Виссарионович в десять тридцать уехал на филиал, сегодня его не будет.