И теперь, выйдя от Груздева, Самедов подумал со стыдом и раскаянием: «А я кричал ему: „Сопьюсь! Удавлюсь! Сбегу на Каспий!“ Ох, любишь ты, Джабар, ехать на спине по гладкой дорожке. Давай на буровую! Давай смотреть с бурильщиками геологический разрез скважины! С Семеном потолковать надо. Может, взять ниже горизонтом против глубины, заданной по проекту?»

Чем ближе подходили буровики к этой заветной глубине, тем накаленнее становилась атмосфера в поселке. Все напряглось в ожидании.

— Чего я так хотел? Ничего я так не хотел, как сейчас хочу посмотреть на нефть. — Ярулла Низамов залпом выпил воды и почти со страхом глянул в ковш: на донышке еще плескалась, блестела светлая жидкость. Отвернувшись, он тихонько слил ее на землю, сплюнул и придавил это место носком грубого сапога.

— Ворожишь? — с тихой злостью спросил Егошка Тумаков, сидевший вместе с другими буровиками на оставленных возле будки тракторных санях-полозьях, пока перфораторная бригада заканчивала прострел обсадной колонны. — Не поможет тут ни поп, ни дьявол. Если она там, то мы ее возьмем — никуда не денется, а если давно уже выдохлась? Может ведь и так быть, братцы разбойники! Не зря некоторые ученые на горло нам наступают: заткнитесь, мол, со своими буровыми. Что ж, ведь здесь не то что удача — брага, а неудача — квас. Не ведро барды выплеснуть: миллионной стоимости дело. Не удастся, на горбу отдастся.

— Лучше ты заткнись! — Ярулла, побелев, подскочил к Егошке, поднес к его толстому носу увесистый кулак. — Вот это видел! Да? Я тебе так на горбу сыграю, что забудешь про барду, про брагу и про своих больно ученых…

— Ты, никак, спятил, Низамов! — Егошка невольно отшатнулся. — Разве я для того тебя на соревнование вызвал, в кружок завлекал, старался?

— Нечего на кулаках ходить! — притворно строго окрикнул Джабар, которому выходка Яруллы напомнила то, как он сам взорвался в конторе Груздева. «Скоро все тут психами станем», — подумал он и вслух. — Наше дело бурить побыстрее да от аварий беречься. С учеными спорить мы не годимся. Если уж Ярулла взялся кулаками махать, то я на первом же диспуте своим врагам носы бы расквасил.

Когда скважина была прострелена и прошли первые томительные минуты ожидания, утренняя смена приступила к работе — спуску эксплуатационных труб, а Джабар Самедов пошел в будку. Высоко стояло сияющее горячее солнце — летом Башкирия может соперничать жарой с Азербайджаном, — да еще густая, въедливая черноземная пыль, взбитая гусеницами тракторов, клубится завесой от порывов теплого ветра. Закрой глаза — и можешь представить, что ты где-нибудь на Апшероне… Но здесь нет дыхания моря и нефтью не пахнет. В глинистом растворе опять ни проблеска.

«Может быть, еще раздышится скважина…» С этой слабой надеждой Джабар взял из ящика возле будки пробный керн, поднес к носу, понюхал — нет, нефтью не пахло. В сердцах он бросил керн — и вздрогнул: позади послышалось дикое рычание, земля, прокаленная июльским солнцем, точно вздыбилась… Может быть, мастер сам покачнулся, быстро обернувшись мощным корпусом? Но в глазах у него не зря потемнело: нефтяной фонтан, стремительно вырастая, с гулом взлетел над вышкой, раздулся в черную тучу и обрушился плотным ливнем. Брызги его обдали лицо мастера, стоявшего метров за сто от буровой, и он зажмурился. Зажмурился, а рот раскрыл, будто ловил маслянистые пахучие капли, ошалело, блаженно улыбаясь, но вдруг, подпрыгнув, со всех ног бросился к вышке.

«Что такое?» — подумал растерявшийся Ярулла.

Едва успели нарастить и опустить очередную трубу, как из стальной горловины рванулся вверх столб какой-то грязи, и все точно оглохли. Неужели фонтан? Нефтяной фонтан!

— Нефть! Нефть! — Ярулла подставлял ладони под нефтяной дождь, шлепал себя по мокрым плечам, смеялся, отплевывался, притопывал ногами.

— Нефть! Нефть!

— Ты что, рехнулся? — закричал ему в лицо Самедов. — Закрывать скважину надо!

Еще ничего не сообразив, Ярулла кинулся за ним, увлекая остальных. Купаясь в струях нефти, бившей снизу и падавшей сверху, они топтались вокруг скважины: почти вслепую тащили на ее устье тяжелую чушку фонтанного пьедестала, которую отталкивала, выбивала из их рук растревоженная подземная стихия.

То они горели желанием увидеть нефть, были бы рады даже пожару на вышке, лишь бы ударил фонтан, а сейчас, рискуя жизнью, задыхаясь от газа, в любую секунду грозившего вспышкой ураганного огня, стремились закрыть его. Во что бы то ни стало надо сберечь сокровище, добытое такой дорогой ценой.

Только бы не ударило камнем по железу! Только бы не высекло искру! Шатались от угара, будто пьяные, но с отчаянным упорством лезли вперед! И — одолели! Пьедестал водружен на свое место, схвачен болтами с крестовиной. Удалось установить и фонтанную елку, закрутить задвижку… Все вокруг было залито нефтью, играющей радужными отсветами под лучами солнца.

В наступившей тишине насквозь промокшие, черномазые люди посмотрели друг на друга, на вышку и лестницы, с которых лилась коричневая капель. Сколько времени прошло с начала события, никто не знал. И вдруг буровики заговорили наперебой, засмеялись, начали прыгать и толкаться, как дети.

— Качать, качать Яруллу! Качать мастера! — исступленно орал верховой Илья Климов, смешно размахивая руками. — Качать Алексея Матвеевича!

— Всех нас качать! — требовал ликующий Сенька Тризна, такой же грязный, как и остальные разведчики, прибежавшие к вышке на помощь счастливой вахте.

— Ура! — закричал Груздев, пьяный от радости, обхватив одной рукой Дронова, другой еще двоих.

Кто-то дал им подножку, и все, кроме женщин, повалились на деревянный помост.

— Куча мала! — кричал оголтело Егошка, обдавая барахтавшихся людей нефтью из пожарного ведра, и сам навалился сверху.

Джабар Самедов, оказавшийся внизу, поднялся первым, узнал Яруллу, по-медвежьи облапил его, облепленного лоснящейся одеждой, начал трясти, ласково приговаривая:

— Черт ты паршивый! Не зря я тебя учил, окаянного! Давайте рванем сегодня вместе за нефть! Труды наши не пропали!

Приехав в Москву, Алексей Груздев прямо с вокзала с легким баульчиком в руке явился к Сошкину.

— На съезде партии будет решаться вопрос о расширении поисков и разведке нефти в Башкирии, о создании нефтяной базы на востоке, — сообщил Иван Наумович, едва дорогой гость перешагнул порог его квартиры. — Молодцы, ребятки, не подвели! — Он крепко обнял Алексея, поцеловал в угловатый подбородок. — Не посрамили чести нефтяников! Хорош фонтанчик, а?

— Двести тонн в сутки…

Иван Наумович, уже достаточно наслышанный о фонтане, сам выступивший в печати по этому поводу, и раз сто, по крайней мере, дававший разные интервью газетчикам и журналистам, одобрительно кивнул. Копна его светлых волос по-мальчишески задорно нависла на лоб. Глаза так и блестели за стеклами очков: до слез волновало долгожданное открытие.

Конечно, если бы он оказался в тот миг на буровой, он тоже кричал бы «ура», и валил бы всех в кучу малу, и, наверное, как Егор Тумаков, плескал бы на них нефтью из ведра, тем более что костюма никому беречь не приходилось!

О горе Алексея Сошкин не заговаривал. Только по особой сердечности, по тому, как заботился он об устройстве молодого нефтяника (в Москве продукты тоже отпускались по карточкам, а магазины были вытеснены распределителями), ощущал Груздев его сочувствие.

— Теперь пойдет большая нефть, — сказал Сошкин, узнав, что на соседней буровой появились очень обнадеживающие признаки. — Пробурим наклонные скважины под Белую, в уральские нагорья поднимемся. В районах озера Канды-Куль и Туймазы будем искать. Кстати, вот где дом отдыха-то построить для буровиков! Что рыбалка, что купанье! А птицы осенью идут на присад тучами! — Взглянув на погрустневшего Груздева, Сошкин сразу переменил тему: — Наши противники даже не поздравили меня. Они восприняли открытие нефти в Башкирии как личное оскорбление. Настоящие дельцы от науки, а может, и хуже! Собственные диссертации и книжонки им дороже всего! Зато друзья из Геологического комитета торжествуют — они хотят встретиться с тобой. Сегодня соберемся, пусть через тебя поздравляют всех наших именинников.