Летом 1858 года четверо европейских туристов умерли за несколько дней после посещения пирамиды Гизе и могил фараонов в Долине Царей. Никто не упомянул о проклятии фараонов, говорили лишь о тифе и чуме. Якобы проводилось вскрытие, показавшее, что причина — «восточная чума, пневмония, осложненная лихорадкой и тифом». Австралийский хирург А. Рейер и его соотечественник Г. Лаутнер установили позже, что результаты вскрытия изменены. Во всяком случае, двое опытных врачей затруднились поставить диагноз смертельной болезни четверых туристов…

В том же году Биларц стал вице-президентом Египетского общества и принял на себя сложные функции — ему предстояло показывать ценности именитым особам из Европы. В 1862 году он сопровождал в Луксор герцога Кобург-Готского Эрнста II. Если герцог больше хотел поохотиться, то жену манила гробница Долины Царей. На обратном пути в Каир Биларц почувствовал сильный жар. Профессор Лаутнер отвез его домой, где тот две недели провел в коматозном состоянии и умер, не приходя в сознание. Лаутнеру так и не удалось поставить диагноз. Официальная версия — тифозная лихорадка. Лаутнер возражал, утверждая, что его друг стал жертвой таинственной лихорадки. Но откуда она взялась, кто ее принес?

Список египтологов, умерших таинственным образом в последнее столетие, кажется бесконечным, но при ближайшей рассмотрении вырисовываются три основные причины кончин — лихорадка с галлюцинациями и предчувствие смерти, удар (сердечный приступ) и быстротекущий рак со скорым летальным исходом. Рихард Лепсиус (1810–1884), знаменитый немецкий археолог, переправивший все сокровища из найденных могил в Берлин, жил дольше коллег, но и он был парализован, и врачи поставили онкологический диагноз.

Египтолог Георг Меллер (1777–1821), руководивший раскопками в Абу-Сире и фиванском Городе Мертвых около Дейр-эль-Медины, провел много времени в усыпальницах, будучи экспертом по погребальным обрядам египтян. Как и многие в юном возрасте, он увлекался иероглифами и с 28 лет стал атташе по науке в германском консульстве в Каире. Он умер в 44 года во время поездки в Упсалу. Диагноз — малярия.

Джеймс Генри Брестед, профессор Чикагского университета, работавший при финансовой поддержке Рокфеллера, был ветераном многих экспедиций, в которых он начал участвовать еще в 1894 году, будучи совсем молодым человеком. Потом начались приступы лихорадки. Его сын Чарлз Брестед пишет, что даже до приезда в Луксор он тоже стал чувствовать приступы малайской лихорадки. Состояние быстро ухудшалось. Каждый день после полудня жар начинался с новой силой, кровь буквально бурлила в жилах и ударяла в голову. Он сам утверждал, что это малярия, но лабораторные тесты на малярию оказались отрицательными. Ему прописали постельный режим, и шесть недель то же повторялось ежедневно утром и после обеда. Несмотря на болезнь, Брестед работал над расшифровкой одного папируса и планировал экспедицию на Синайский полуостров.

Потом появился канадский профессор литературы Ля Флер. Младший Брестед вспоминает: «Случайно ему дали комнату по соседству с отцовской. Мы встречались с ним, он был приятный человек. Вскоре после приезда он подхватил простуду и уже начал выздоравливать, когда получил приглашение от Картера поехать посмотреть могилу. И он поехал, хотя был еще слаб. Той же ночью болезнь обострилась. В три часа английский врач вошел в комнату Ля Флера».

Чарлз уже проснулся и вошел вместе с врачом. Ля Флер был мертв. «Я стоял в тишине и думал: „Есть что-то зловещее в этой мести в далекой стране, на берегу огромной реки, в отеле, наполненном чужими людьми“».

Доктор вернулся с двумя слугами, которые принесли широкое покрывало, в него завернули Ля Флера. Потом мы с доктором собрали его вещи. Он сказал мне: «Мы должны удержать вашего отца от этой поездки — он уедет, но никогда не вернется!»

Утро застало отца за завтраком, когда мы вошли к нему с доктором. «Я знаю, что вы мне собираетесь сказать, — начал он и улыбнулся нам. — То, что произошло прошлой ночью, повлияло на меня. Мы отказываемся от синайской поездки, но только на время».

Поездка так и не состоялась. Атакуемый приступами лихорадки, Брестед продолжал работать вместе с Картером над еще не открытым саркофагом Тутанхамона. Он же принимал участие в спорах между Картером и египетским правительством о правах на могилу. Как и Картер, он проводил в усыпальнице больше времени, чем кто бы то ни было. Постепенно выздоравливая, он сообщал из Луксора, что Картер выглядит больным и слабым, с трудом принимает решения. И все же Картер, для которого усыпальница стала вторым домом, пережил многих исследователей. Его сравнительно долгая жизнь — он умер 2 марта 1939 года в возрасте 66 лет — считается весомым аргументом против проклятия фараонов. Но, может статься, это всего лишь одно из тех исключений, которые подтверждают общее правило?..

Жена Брестеда, которая часто сопровождала мужа на раскопках, умерла в июле 1934 года. Чарлз писал, что она чувствовала себя все более и более усталой и в конце концов уснула и не проснулась. Сам Брестед пережил жену на полтора года, снова успел жениться — на младшей сестре жены, Имстене Харт, и взял ее в Египет. «Я рвусь на работу, — писал он из генуэзской гавани 21 ноября 1935 года, — писать новую историю Египта». В Атлантике, рассказывает Чарлз, ангина, подхваченная в Италии, разразилась с новой силой, но он принял ее за старую малярию, и корабельный доктор начал лечить ее. Когда судно прибыло в Нью-Йорк, он был безнадежно болен тем, что называется вирулентной гемолитической стрептококковой инфекцией, которую в Америке до изобретения сульфатных препаратов не лечили. Ни лучшие врачи Рокфеллеровского института медицинских исследований, ни другие доктора а ничего не могли поделать. Брестед умер 2 декабря 1935 года. Фараоны, которым он посвятил свою жизнь, призвали его к себе.

8 февраля 1973 года западногерманское агентство ДПА распространило сообщение из Египта под заголовком «Пять тысяч древних могил разграблено». Несколько газет напечатали невероятную, как тогда казалось, информацию: в нескольких строчках заключалось сообщение о крупнейшем египетском скандале за последние 20 лет.

«Там стрельба в Джебел Абу-Сире». С этими словами рабочий-хлопковод ворвался в полицейский участок Вони Суэфа, в 120 километрах к юго-западу от Каира, на западном берегу Нила. Гора Абу-Сир лежит на краю пустыни, и местность там почти безлюдна.

Было уже темно, когда патруль прибыл на место. Вспышки выстрелов были видны издалека. Полицейские вспугнули «спорящих», и те быстро скрылись. На месте отряд обнаружил массивные постройки. Здесь, в пустыне? Здоровенное отверстие, эдакая огромная дыра вела прямо под землю. Когда полицейские заглянули внутрь и посветили фонариком, то там, на глубине 20 метров, увидели людей. «Кто такие?» — крикнул полицейский. «Не стреляйте!» — донеслось в ответ. Снизу по лестнице осторожно поднялись три человека. Сначала они заявили, что ничего не знают о стрельбе. Но в участке признались во всем.

Семь месяцев назад один из них обнаружил древнюю могилу в Джебел Абу-Сире, спустя два дня — другую, а потом — еще несколько. Он рассказал о находках друзьям с хлопковой плантации, и те решили поживиться вместе. Чем больше копали, тем больше могил находили. Они даже забросили основную работу. Всех, кто проникал в их тайну, они принимали в свою организацию. Мало, что ли, под землей сокровищ? На всех хватит. Бизнес процветал семь месяцев. Никто не придал значения тому, что бедные рабочие, жившие в глиняных хижинах и перебивавшиеся с хлеба на воду, вдруг купили себе авто.

И вот однажды, в феврале, двое копателей наткнулись на захоронение, содержимое которого превзошло те пять тысяч могил, которые они к тому времени «оприходовали». «Мы нашли мумию фараона», — это известие распространилось со скоростью лесного пожара. Сообщество потребовало дележа, но грабители отказались. И их на общем собрании исключили из синдиката. А когда они ночью пробрались к своей находке, чтобы забрать сокровища, поднялась стрельба. Это похоже на индейский вестерн, но это было в 1973 году!