[…] Благодаря вечеру, удалось переехать и выдать Наташу замуж, но все же есть долги и будущее очень неясно. Слава Богу, что Он дал мне легкий (в этом отношении) характер. […]»
[Запись И. А. Бунина:]
10. III. 32. Grasse.
Темный вечер, ходили с Галей по городу, говорили об ужасах жизни. И вдруг — подвал пекарни, там топится печь, пекут хлебы — и такая сладость жизни.
[Из дневника Веры Николаевны:]
22 марта.
[…] Третьего дня были на «Утре Лоло». […] Зал был полон. […] Лоло мне сказал: «А жаль, что Иван Алексеевич не пришел. Мы хотели сделать ему овацию». А он именно этого больше всего и боялся.
Публика была, конечно, сплошь русская. И когда она в таком большом количестве, то удручает очень. […] главным образом люди пожилые и старые. […]
1 апреля.
Совершенно неожиданно, по настоянию Яна, еду в Париж2. […] Я ему не жаловалась, точно его осенило сверху. Одно жаль, он хочет, чтобы я пробыла не больше 2-х недель, а у меня 30 домов навестить, Национальную библиотеку, Венсенскую, Тургеневскую, словом, не знаю, как успею. […]
3 апреля.
Сегодня едем. Грустно оставлять своих, хотя они оба радуются за нас. А Ян, как всегда перед моим отъездом, мил, нежен и очень ласков. […]
Вчера были у Фондаминских. […] от них узнали новость: Скобцова постриглась тайно, хотя пострижение было в Сергиевском подворье при всех. […] Имя ее Мария. Но в миру она должна называться по-прежнему, Елизаветой Юрьевной. Евлогий ей сказал: ваш монастырь — весь мир. […] Вот круг — от левой эсерки к монашеству. […]
3 апреля.
Вагон третьего класса. […] Сейчас Галя сказала:
— Знаете, почему И. А. так решительно и настойчиво уговаривал вас ехать в Париж? Он мне сказал: — Меня тронула ее кротость, ее полное смирение. Ей в голову не приходит, что она может тоже захотеть поехать. Такая скромность. […]
4 апреля.
Спала часа два: […] Пишу письмо Яну. […] Галя спит, занимая три четверти лавки. А я все никак не могу глаз отвести от жемчужно-серого пейзажа […]
6 апреля.
Вчера были у Зайцевых. […] Кричали так, что Боря сказал: — Я по крику догадался, что это вы пришли. — Квартира у них приятная. […] Две комнаты, ванна, кухня с проведенной горячей водой. Убрано по-студенчески, просто, чисто. Вид у Бориса ужасный — провалены щеки с румянцем. Третьего дня был у Зернова: истощение, расширение сердца и нервы. […] А к завтраку у них было приготовлено всего 2 мерланки, вот тебе и усиленное питание. […]
Ночь с 9 на 10 апреля.
Вернулись от Цетлиных. Были, кажется, все их знакомые, а потому было «неуютно». Сильное впечатление произвел на меня Мережковский: худ и испуган. Он весь вечер перебегал от одного к другому и говорил что-то с паническим видом. Конечно, о своем вечере, о том, что им есть нечего. За чаем сидел рядом с Галей. Я с ним не сказала ни слова. З. Н. не было — она не совсем здорова. […] Вечер их налаживается. Участвовать будет Плевицкая, Вертинский, Тэффи, Аминад. […]
Потом они с Тэффи, давясь от смеха, проектировали программу: она прочтет фельетон, в котором она насыпала Мережковскому за Пилсудского, когда тот сравнивал его с Христом. А Аминад — стихи, где он «воспел» Д. С.
[…] Ходасевич сидел со мной. Он, как всегда, оставил приятное впечатление. Ругал писателей, что они мало работают — «Только Тэффи и я трудимся, а остальные перепечатывают старые вещицы». Это, конечно, зло, но злость мне в нем нравится. […]
Ночь с 10 на 11 апреля.
Только что вернулась из Трокадеро. «Русский вечер». Очень приятно было послушать «Евгения Онегина». […] Балет Нижинской хорош. […] Хорош был и гармонист-казак. […] А когда вышли цыгане и одна девчонка плясала с такой отчаянностью, что мы пожалели, что с нами нет Яна — он пришел бы в восторг. […]
Керенский вчера был весел, легок, жив. Много болтал, когда все «метрошники» ушли и оставшиеся гости вместе с хозяевами уселись в кружок у стола. Он очень все время веселился — незаменимый человек в обществе. И откуда у него берутся еще силы? […] Алданова он назвал «первым учеником». Думаю, что М. А. это было неприятно. Продавали билеты на его доклад, который состоится в понедельник […]
13 апреля.
Из вчерашних писем вижу, что Ян изнемогает без нас. Написала ему, чтобы он приехал, что, если боится ехать один, пусть едет с Рудневым, который на два дня отправляется в Грасс к Фондаминским. […] Лене одному, может быть, будет и свободнее, пойдет туда, сюда. […]
15 апреля.
Собираюсь сегодня пойти в библиотеку на рю де Лилль, просмотреть «Русские Ведомости». […]
К Манухиной. […] говорили о святых католических. […] она говорила, что хорошо бы переводить их и частью издавать, что, может быть, я приняла бы в этом участие. Меня это предложение очень радует. […]
У Мережковских. Комната З. Н. Она мила. Говорили о постороннем. Затем вошел Мережковский. Вид его страшен. Глаза сверкают черным огнем. Сев на постель, он с места в карьер стал снова говорить о том, чтобы «застраховаться» на случай получения Нобелевской премии. Я сказала, что Ян едва ли согласится, что он суеверен, да и едва ли дадут русским. Он остался недоволен. В это время влетел черный кот, я вскочила и заспешила уйти. Все заахали, закричали. От них к Аминаду. […] замучен, но мил, добр, умен. […] Он нам с Галей напомнил чем-то Яна. […]
17 апреля.
[…] Шестовых не застала. […] Пошла к Зайцевым, купила яблок, но и их не застала дома. Рери3 отговаривала меня слушать Кульмана. […] но я все же решила итти. Там я поняла причину, оказывается, кроме Кульмана выступают сегодня Куприн, Зайцев, Осоргин. […] В перерыве я пошла в артистическую. Там все участники: Куприн, тихий, трогательный, кроткий. И читал хорошо, было приятно его слушать. Зайцев сиял в смокинге, собирался ехать на вечер Бальмонта, но не поехал — было уже поздно. Осоргин подошел ко мне очень радостно, стал пенять, что я не повидалась с ним до сих пор. […]
Кульман в своей лекции ни разу добрым словом не помянул Осоргина. […] зато Яна, Зайцева, Куприна, Шмелева хвалил очень. Народу было порядочно. К концу приехал Алданов, мы с ним возвращались вместе. […]
18 апреля.
Чувствую себя плохо. Неужели грипп?. […]
20 апреля.
Вчера проспала 20 часов. Я решила день пролежать, но не в постели, а на постели. — Лекцию Керенского слушала сквозь сон. Под конец он так оживился, что я одолела свое состояние. […]
21 апреля.
Ян приезжает с Леней. Пишет, что ему жаль оставлять Леню одного. […]
22 апреля.
Наши приехали. Очень радостно было их видеть. […] У Яна вид хороший. Настроение прекрасное. Леня без нас поправился. […]
Завтра четверть века нашей совместной жизни. Ян предложил мне ресторан, а я предложила купить кулебяку и всяких вкусных вещей и позавтракать дома. Накормим «детей» [Кузнецову и Зурова. — М. Г.], пригласим Капитана. Ян засмеялся и сказал: «Да, если бы собрать все деньги, которые мы с тобой за эти 25 лет истратили на рестораны, можно было бы дом купить».
Грустно мне очень. Все вспоминается последний день дома. […] Грустный вечер, хотя и с большими надеждами. Многое оправдалось, многое оказалось тщетным, но все же жаловаться на свою судьбу не могу.
24 апреля.
На сегодня много всего: Лувр с Леней, концерт духовный у Инвалидов, потом всенощная и соборование. Хочу завтра причащаться, чтобы седьмая неделя была свободнее. […]