— У меня прослушивание было в самом разгаре, — продолжал Флэннаган, — и я попросил Тима приехать без четверти десять. Я подумал, что, если успею рассказать вам все до того, как вы получите завтра утром письмо Ванды, то согласитесь мне помочь. Не знаю, что за чертовщина взбрела ей в голову, но я не хочу, чтобы в этом было замешано мое имя, — с несчастным видом закончил он.

— Во сколько ты сюда приехал? — спросил Шейн у Рурка.

— Примерно без десяти десять. Опоздал всего на несколько минут. Ральф только что вылез из-под душа и сразу показал мне письмо. Мы быстро все обсудили, а потом я позвонил тебе.

— Да, это было в пять минут одиннадцатого, — кивнул Шейн. — И чем вы занимались, пока ждали меня?

— Сидели здесь, пили, трепались о жизни… и о Ванде Уэзерби, — ухмыльнулся репортер. — Короче говоря, тебя дожидались.

— Можешь поклясться, что Флэннаган был здесь с десяти? И что он никуда отсюда не выходил… скажем, на почту отправить письмо или еще куда-нибудь?

— Он все время был здесь. Грыз ногти и ждал тебя.

Шейн взял письмо Ванды и легонько похлопал им по ладони.

— На вашем месте я бы на этот счет особенно не волновался, — мрачно сказал он Флэннагану. — Кто-то оказал вам большую услугу. Сегодня вечером Ванда Уэзерби была убита — между десятью и половиной одиннадцатого. По словам Тима, как раз в это время вы находились дома.

Целую минуту после этих слов Рурк и Флэннаган сидели неподвижно, ошеломленно уставившись на Шейна. Потом Флэннаган хрипло прошептал:

— Убита? Вы хотите сказать…

— Пулей в голову, — спокойно констатировал Шейн. — Она звонила мне в десять часов, а когда я приехал к ней на Семьдесят пятую улицу, она уже была мертва.

Продюсер вздрогнул, закрыл лицо ладонями и простонал:

— Ванда…

Рурк резко выпрямился и подался к Шейну. Его глубоко посаженные глаза лихорадочно заблестели.

— Значит, она боялась не того, кого нужно. Что-нибудь еще удалось узнать?

— Нет, ничего. Скорее всего она даже не видела убийцу. Он стоял снаружи у окна и стрелял через каминный экран.

— Зачем ее убили? Чтобы она не смогла поговорить с тобой?

— Это первое, что приходит в голову, — пожал плечами Шейн. — Не исключено, что он стоял близко от окна и слышал, о чем она говорила со мной. Если он знал о ее письме, в котором она обвиняла Флэннагана, то для убийцы это был самый подходящий момент, чтобы избавиться от нее. И тогда бы вы, Ральф, оказались главным подозреваемым.

— Запросто, — пробормотал продюсер, ошалело мотая головой. — Если бы у меня не было алиби… если бы Тим не оказался здесь в нужный момент…

— Кому еще вы рассказывали об этом письме? — спросил Шейн.

— Никому! — испуганно ответил Флэннаган. — Боже мой, такие вещи с посторонними не обсуждают.

— Вы сказали, что к вам кто-то приходил на прослушивание. Вы уверены, что при них вы не упоминали о…

— Абсолютно.

— А кто знал о ваших отношениях с Вандой? И то, что она вас шантажировала?

— Это вовсе не было шантажом. Я не позволю говорить такие вещи о Ванде! Ведь именно я настоял на том, чтобы платить ей деньги. — Лицо Флэннагана покраснело от злости, на скулах заходили желваки.

— И тем не менее, — сердито перебил его Шейн, — это чертовски подходящий мотив для убийства. Возьмем вас — вы помолвлены с богатой девушкой, и если станет известно о вашем романе с Вандой, ваша карьера окажется под угрозой. Поймите, Флэннаган, я пытаюсь выяснить, не было ли у кого-нибудь особых причин желать ее смерти? Этот человек мог быть в курсе ваших дел и знать, что подозрение прежде всего падет на вас, если с Вандой что-нибудь случится. Посмотрите на это письмо — неважно, как вы к ней относились, но Ванда подозревала, что вы собираетесь ее убить! Она здесь пишет, что вы дважды пытались это сделать. Кто мог знать о ваших отношениях?

— Никто. Клянусь, я никому ничего не рассказывал. Боже, да если бы хоть одно слово выплыло наружу… — Флэннаган замолчал, словно сама мысль об этом приводила его в ужас.

— Вы знаете некоего Гарли? — неожиданно спросил Шейн.

— Нет… — нахмурился Флэннаган, — не думаю.

— Джек Пирсон Гарли, — повторил Шейн. — Иногда его называют Джек-Фонарь.

— А, этот? Конечно, слышал — и о нем, и его игорном клубе, но лично никогда с ним не встречался.

— А Ванда не упоминала это имя?

— По-моему, нет. Я уже говорил, что мы с ней не были особенно близки. Мы ведь встречались всего несколько раз, да и то недолго. И все. Честное слово, я почти ничего не знаю о ее жизни.

— И все-таки постарайтесь получше вспомнить эти несколько раз, — нетерпеливо сказал Шейн. — Может быть, обрывок какой-нибудь фразы или намек, указывающий на ее связь с Джеком Гарли и «Спортивным клубом»?

— Боюсь, что ничем не могу вам помочь, — беспомощно покачал головой продюсер.

— А что там с этим Гарли? — с любопытством спросил Рурк.

— Пока еще сам толком не знаю. Но здесь есть какая-то связь, это точно. — Шейн замолчал, вспоминая свой разговор с владельцем клуба.

Гарли был как раз тем человеком, который знал о письме Ванды, где она обвиняла Флэннагана. Ему было известно об этом письме еще до ее смерти — иначе зачем понадобилось посылать одного из своих подручных звонить Шейну? И какого черта Гарли так беспокоился об этом письме? Что ему нужно от Ральфа Флэннагана? Если это Гарли приказал убить Ванду, то, естественно, ему не нужно было, чтобы письмо, в котором она обвиняла Флэннагана, было уничтожено.

— Только не лгите, Флэннаган, — жестко сказал Шейн. — А как насчет дочери Гарли — Дженет? Вы хорошо ее знаете?

— Я понятия не имел, что у этого Гарли есть дочь. И, насколько помню, среди моих знакомых нет ни одной девушки по имени Дженет.

— А Шейла Мартин? Знаете такую?

— Что-то не припоминаю. Говорю вам, я и Ванду-то не знал по-настоящему. Никогда не бывал у нее дома, не встречался ни с кем из ее друзей, никогда не разговаривал с ней о ее личных делах…

— А вечеринка, где вы познакомились? Кто-то из гостей наверняка ее знал.

— Э-э-э… да, наверное, ведь кто-то же ее пригласил. Но кто именно? Я ведь уже рассказывал, что это была за вечеринка. Ванда могла прийти с кем-нибудь из гостей. Вообще-то, я не видел, чтобы она с кем-то разговаривала. Когда я ее заметил, она сидела одна, а вскоре после этого мы уехали.

— Ну, ладно, — вздохнул Шейн. — Что ж, давайте вернемся к Ванде и к ее подозрениям на ваш счет. Кто еще мог знать, что она ждала от вас ребенка, а, стало быть, в случае ее смерти вы — подозреваемый номер один?

— Клянусь, я никому не говорил… Подождите, вы намекаете на то, что это письмо написала не Ванда? — с надеждой спросил Флэннаган. — Да-да, скорее всего, так и есть. Я просто не могу поверить, чтобы она так обо мне думала! Но кто это мог быть?..

— Ванда могла рассказать кому-нибудь. А детектив, который вас сфотографировал и начал шантажировать? Откуда вам знать, что он и в самом деле вернул ей фотографию? Он выжал из нее тысячу, — Шейн брезгливо поморщился, — и с таким же успехом мог после этого пойти к ее мужу, чтобы получить деньги и от него.

— О, нет! Я уверен, что вы ошибаетесь. Ведь Ванда сказала, что он вернул ей негатив и оригинал фотостата, и она сразу же их уничтожила.

— Да он мог сделать хоть тысячу копий, — махнул рукой Шейн. — И с фотографии можно сделать еще один негатив. Да, скорее всего, полиция будет тщательно проверять ее мужа.

— Что? Вы хотите сказать… что обо всем станет известно?! — простонал Флэннаган. — Шейн, для меня это конец! А не могли бы вы придержать информацию и сами заняться этим делом? Если я — ваш клиент, то это конфиденциальная информация, так ведь? Кажется, в законе есть статья, дающая частным детективам право не разглашать сведений о своих клиентах полиции на тех же основаниях, что и адвокатам. — Было заметно, что Флэннаган разволновался не на шутку.

— Вы правы, такая статья есть, — согласился Шейн. — Но как только я получу завтра утром оригинал письма и чек, Ванда Уэзерби официально станет моей клиенткой.