Но вот блатных воров ненавидел люто и, случалось, стрелял собственноручно. Очевидцы рассказали мне об одном таком случае. Как-то летним днем Мальцев шел со свитой по строящемуся городу, где впервые за полярным кругом посадили молодые деревца, привезенные откуда-то издалека, и получилось даже нечто вроде бульвара, чахленького конечно. На одной из скамеек уселся блатной вор и с нахальным и независимым видом заплевал шелухой от семечек чистый желтый песочек дорожки. Генерал рявкнул на блатняка командирским басом и услышал в ответ то, что и должен был услышать:

– Соси фал, генерал, и не кашляй!

Мальцев не мог сделать вид, что он ничего не слышал, а может быть, и не захотел, во всяком случае, он вынул пистолет и с первого выстрела уложил блатняка наповал. Бросив свите: «Списать!» – он как ни в чем не бывало, пошел дальше. Свита списала зыка без лишних слов, написав в акте, что смерть наступила в результате кровоизлияния в мозг, и не погрешила против истины...

Незадолго до конца войны Мальцеву было приказано показать правительству плоды своих трудов – панораму Воркутинского угольного бассейна с птичьего полета. Но кто и как эту сложнейшую работу сможет выполнить? Мальцев вызвал к себе начальника Проектной конторы Рябцева, порядочного труса и подхалима, и дал ему задание: нарисовать панораму в кратчайший срок. Убежден, что эту работу в то время в Воркуте мог выполнить только один человек – Михаил Иванович Сироткин. Ему и поручили. Соединив несколько листов ватмана и наклеив их на холст, Миша изобразил панораму воркутинских шахт и города с высоты примерно трехсот метров. Панораму эту я не видел, но все, кто видел, говорили, что она была сделана блестяще. Мальцев очень торопил, и Миша работал день и ночь, почти не отрываясь... Наконец настал день, когда панораму свернули и с большими предосторожностями доставили в кабинет Мальцева. Начальник конторы Рябцев (видимо из трусости) взял с собой и автора панорамы – Михаила Ивановича, которого оставил в приемной генерала, а сам вошел с панорамой в кабинет, как в клетку с тигром. Миша встал, как и следует дисциплинированному и бесправному заключенному в присутствии высоких чинов, скромно у стенки, опустив руки по швам. Он не знал, как посмотрит генерал на его работу, вдруг возьмет да и посадит на пять суток в холодный карцер... Неожиданно из кабинета Мальцева вышла большая группа военных, все в больших чинах, видимо, какая-то комиссия из Москвы, и прошла мимо Михаила Ивановича. Вдруг один из генералов остановился и стал пристально рассматривать Михаила Ивановича. Миша поднял на него глаза и мгновенно узнал своего однокашника по Академии Фрунзе. Молча они смотрели друг на друга несколько минут. Наконец генерал тихо спросил:

– Ваша фамилия Сироткин?

– Так точно, гражданин начальник, заключенный Сироткин, статья 58-16, срок 15 лет.

Генерал вздохнул и медленно вышел, не сказав больше ни слова...

Через несколько минут Михаилу Ивановичу приказали зайти в кабинет Мальцева. Генерал стоял перед Мишиной панорамой, укрепленной на стене, и внимательно ее рассматривал.

– Вы делали? – спросил Мальцев басом.

– Так точно, я, гражданин начальник.

– Фамилия?

– Заключенный Сироткин, статья 58-16, срок 15 лет.

Генерал вдруг хмыкнул, ни слова ни говоря, быстро подошел к письменному столу, вырвал из блокнота листок бумаги, что-то чиркнул в нем и протянул Михаилу Ивановичу:

– Возьмите, это вам.

Начальник конторы и Миша вышли из кабинета. Рябцев вздохнул с видимым облегчением. Миша взгромоздил на нос очки и с удивлением прочитал на бумажке:

С таким несметным богатством Миша вернулся в лагерь, даже со спиртом! Это было совершенно неслыханное нарушение режима, но приказал сам генерал Мальцев... Вот когда они «гульнули по буфету» – Миша, Валентин Мухин и Илларий Цейс. Меня тогда еще не было в Воркуте, я еще ходил вольный по улицам Ленинграда, не зная, что меня ждет.

В один из вечеров воспоминаний (по-лагерному «вечерних свистов») Илларий Цейс рассказал историю о коммерческой деятельности и самого Валентина Мухина. История эта произошла еще до организации Речлага, в конце войны, когда многие заключенные имели пропуска в город, они могли заходить в магазины и даже посещать рынок. Номеров зыки тогда на одежде не носили, и вообще была «житуха» – свободная жизнь...

Однажды, гуляя, Валентин Мухин зашел зачем-то в аптеку и обнаружил там небольшие пачки мази от обморожения. Глядя на мазь, Валентин задумался, как бы это снадобье превратить в источник дополнительного дохода и, следовательно, дополнительного питания, голодуха в лагерях в то время была ужасающая, заключенные умирали по нескольку сот человек в месяц. И Мухина осенила гениальная идея... Мазь от обморожения состояла в основном из животного жира с добавлением каких-то болеутоляющих и антисептических веществ, а жир, если сварить его с каустической содой, как известно, превращается в мыло, а мыло – острейший дефицит на городском рынке, и населению по карточкам выдают один кусок серого мыла на целый месяц. А если в мыло добавить еще какой-либо краситель, например, фуксин, его надо попытаться раздобыть в санчасти, получится туалетное мыло, которое можно продавать вдвое дороже.

Идея есть, и Валентин приступил к ее реализации. Для начала Валентин купил в аптеке несколько десятков пачек мази, достал где-то каустической соды, раздобыл на кухне железный старый бачок, поставил его на раскаленную докрасна плиту в бараке и начал варить первую порцию мыла. Смесь должна была кипеть довольно долго, и чтобы она не пригорела, ее необходимо было непрерывно помешивать деревянной лопаточкой. После окончания варки, полученную смесь Валентин остудил, всыпал немного фуксина и красивую розовую массу разлил в заранее приготовленные металлические формочки, напоминающие форму обычного туалетного мыла довоенных времен.

На следующий день Валентин побежал на рынок и быстро распродал свой товар – острейший дефицит! – и получил несколько сотен рублей чистой прибыли. С рынка он прямым ходом побежал в аптеку и скупил весь наличный запас мази и договорился с аптекарем, что тот выпишет с базы еще ящик.

Коммерческое предприятие Мухина заработало на полную мощь. Сам Валентин уже не бегал на рынок, эту работу выполняли за него «шестерки» – помощники, которых он нанял и хорошо платил им за труд. Валентин по вечерам важно сидел на нарах, собирал денежки от торговцев и в специальной книге вел бухгалтерский учет – дебет-кредит, и чувствовал себя на вершине коммерческого успеха. Но самую ответственную операцию – варку, Валентин не доверял никому и в целях сохранения секрета фирмы варил мыло сам. Эту важную операцию он проводил преимущественно по ночам, когда все зыки спали. И вот однажды, зарядив адской смесью бачок и поставив его на раскаленную плиту, Валентин присел около плиты с деревянной лопаточкой в руке. Намаявшись за день на работе, он около теплой печки заснул сном праведника. Естественно, кипящая смесь, лишенная присмотра, пошла крупными пузырями и потекла через верх бачка на раскаленную докрасна плиту. Образовался ужасающе вонючий, прямо убойной силы смрад, смешанный с белым дымом. Поначалу горячий дым пошел густым облаком под потолок, и Валентин даже не проснулся, но потом вонючий пар охладился и серой пеленой опустился на головы спящих на верхних нарах зыков. Как только они вдохнули первую порцию ядовитого дыма, их ударило словно дрыном по голове, и зыки, дико всхрапывая, кубарем скатывались с верхних нар на пол. В бараке поднялась невообразимая суматоха, глотнувшие адской смеси отчаянно кашляли, чихали, ругались по-страшному, бегали как угорелые по секции и даже начали бить стекла в окнах. Валентин ничего этого не слышал, он крепко спал... Наконец все поняли, что произошло, и первым делом выбросили бачок на улицу, проветрили помещение, и наконец Валентин предстал перед судом разъяренных товарищей. В первые минуты все решили Валентина вздуть как следует, но потом, видя искреннее раскаяние коммерсанта, зыки смилостивились и только запретили раз и навсегда варить мыло в бараке. Но Валентин и тут нашелся, разыскал гдето заброшенную старую баню с исправной печкой, и производство мыла возобновилось в полном объеме. Однако коммерческая деятельность Мухина прервалась самым неожиданным образом. В Проектной конторе работал еще один весьма предприимчивый инженер по фамилии Копейкин. Это был прирожденный комбинатор и прохиндей совершенно исключительный. Он и предложил Мухину образовать синдикат по производству туалетного мыла с объединенным капиталом. Валентин, чувствуя себя достаточно независимым в финансовом отношении, наотрез отказался от сотрудничества. Но Копейкин быстро нашел средство сразить «капиталиста» наповал, он вошел в контакт (конечно, с участием в прибылях) с руководством Главной аптечной базы и скупил на корню все ящики с мазью от обморожения. Таким финансовым ходом он лишил Мухина первичного сырья, и тот был вынужден закрыть свою фабрику навсегда.