Его будто ударили наотмашь. Да, ей требовалось немало смелости, чтобы жить, если даже во сне она не находила покоя.

— Какие сны, Кейт? Что вам снится?

Она молчала, стоя с потемневшими глазами. Потом пес ткнулся носом ей в руку. Она посмотрела Джону в лицо, склонила голову набок и поддела его, уклоняясь от настоящего ответа:

— Вот чем занимаются приближенные короля? Болтают о снах?

Во снах он видел ее, но предпочел умолчать об этом.

— Нет. Жизнь возле короля требует смелости иного рода.

Он приготовился к новым колкостям, но ее взгляд смягчился.

— Расскажите.

Он еще ни с кем не говорил на такие темы. Каким-то образом — и в этом ему было сложно признаться даже самому себе — она вытягивала из него слова, как дымоход вытягивал из жаровни дым.

— Король рос в окружении — нет, правильнее сказать, во власти — людей, которые сохраняли ему жизнь в угоду своим целям. — Якова короновали еще ребенком, но дети такие хрупкие существа. — Его мать меняла союзников чаще, чем мужей. Шотландцы, англичане, французы… Он не знал, с кем она будет завтра. Это закалило его, но сделало недоверчивым.

Рядом с королем и Джон стал таким. Жизнь научила его не доверять ни родным, ни женщинам.

— Но вам-то он доверяет?

— Иначе он не отправил бы меня сюда. — Договорив, он внезапно понял, зачем король поручил ему это дело. Это была проверка. Более серьезная, нежели он думал сначала.

Король хотел выяснить, кому он предан.

Взгляд Кейт оставался спокойным, но он сам ощутил замешательство. Когда он только приехал, у него не возникало вопросов относительно того, в чем состоит его долг. Не было сомнений.

Теперь его уверенность пошатнулась. Он перестал понимать, кому должен быть предан. Другим Брансонам эти метания были незнакомы. Для них на первом месте стояла семья. Никто и никогда не подвергал это сомнению.

Никто, кроме Джонни.

Но упрямая, непреклонная Кейт сделала то, чего не удавалось еще ни одной женщине. Она заставила его задавать себе неудобные вопросы. А потом поблагодарила его, пусть и нехотя. Почему-то он был уверен, что из всех мужчин он единственный удостоился такой чести.

Однако она продолжала в нем сомневаться. Возможно, не без умысла. Возможно, как и король, она проверяла его.

— Я дал вам слово, Кейт. Вы же верите, что я сдержу его? — Он затаил дыхание, ожидая ее ответа.

Неожиданно она улыбнулась.

— Не настолько, чтобы отпускать вас одного, Джонни Брансон.

Сложив руки, он подвел итог:

— Тогда мы поедем оба, потому что я не отпущу вас одну.

— Какой же вы твердолобый, Джонни Брансон.

— Не больше вашего, Кейти Гилнок.

И они, тряхнув головами, улыбнулись своему обоюдному упрямству.

Ночью Кейт пробудилась ото сна, напугавшего ее сильнее обычного.

Ей приснилось, будто она делит ложе с Джонни Брансоном. И что ей при этом не страшно.

В замешательстве она лежала без сна и смотрела в потолок, слушая тихое посапывание Бесси под боком. Сначала ей приснилось чувство покоя, потом нежный поцелуй, а потом… нечто большее.

Она сама захотела большего.

То был не сон. Скорее предчувствие того, что будет, если она уступит ему. Во сне его руки трогали ее груди, ее кожу, лаская, поглаживая, возбуждая ее, пока она не унеслась ввысь, одержимая каким-то необузданным духом…

А после она проснулась. Испуганная, с бешено колотившимся сердцем.

Лежа на спине, она пыталась утихомирить дыхание.

Она избегала мыслей о браке, но знала, что рано или поздно ей придется выйти замуж. Она будет жить у Брансонов, помогая по хозяйству и на конюшне, пока глава клана не женится. Пока она в состоянии тренировать собак и заниматься лошадьми, у нее будет пища и кров. У нее будет жизнь.

Ее ничего не стоящая жизнь.

После набега она на долгие месяцы погрузилась в оцепенение. Еда утратила вкус. Солнце, луна, музыка — все перестало ее интересовать. Одежда мешком повисла на теле, а весь мир окрасился в серый цвет.

Она не знала, сколько времени так прожила, но однажды услышала пение птицы. Ощутила дуновение ветра. Научилась радоваться мелочам. Благодарной ласке собачьего языка на ладони. Восходу солнца после свободной от кошмаров или набегов ночи. Жару очага в декабре. Она довольствовалась малым и не желала ничего большего.

До этого момента.

Она почти ничего не знала об отношениях между мужчиной и женщиной. Ее отец рано овдовел, поэтому ей не довелось наблюдать украденные тайком поцелуи или слышать звуки соития за стеной соседних покоев. Она убедила себя, что всего этого в ее жизни нет и не будет, пока ее тело остается настороже, а рука держит меч.

Но приезд Джона все изменил.

Он был человеком, привыкшим легко срывать поцелуи с уст готовых на все женщин. Он не подозревал, что ее нельзя трогать. Одним своим присутствием он будил в ней желания, более опасные, чем желания тела. Желание жить с мужчиной в любви и согласии. Трудиться бок о бок, делить с ним ложе, вынашивать в утробе его детей. Все то, о чем она запрещала себе мечтать.

Она и хотела бы разозлиться на него за это, но не могла. Во сне ей открылась правда. Бывает так, что человек не только дает обещание, но и выполняет его. И это побудило ее захотеть невозможного. Она захотела стать женщиной, которая способна полюбить мужчину.

Нужно обуздать эти мечты. Подчинить их своей воле, как на протяжении двух лет она подчиняла себе свою жизнь. Может случиться так, что даже после смерти Вилли Сторвика она не сможет заставить себя прижаться к мужскому телу и испытать от этого радость.

А значит, нет никакого смысла тосковать по мужчине вроде Джонни Брансона. Способный очаровать женщину одним только взглядом, он возьмет себе такую жену, которая хочет, чтобы ее очаровывали. Которая будет таять в его руках и ждать его поцелуев.

А она останется Храброй Кейт — отныне и навсегда. Женщиной, которой не нужен мужчина.

Он дал ей обещание, но на самом деле оно предназначалось его королю. Единственному, кому он был предан. Скоро Джон Брансон вернется ко двору и женится на какой-нибудь изысканной даме, оставив Кейт вместе с ее несбыточными мечтами и сожалениями, забыть которые будет ненамного проще, чем исцелить полученные два года назад раны.

Нет. Ей нельзя мечтать. Нельзя подпускать Джона ближе, чем следует. Наступит день, когда он уедет, и она снова останется один на один со своими кошмарами.

Вы не доверяете мне? В том и беда, что она начала ему доверять.

За час до заката Джон вместе с остальными был готов к отъезду.

Их отряд был небольшим для того, чтобы можно было перемещаться быстрее. Прибыть незамеченными и молниеносно исчезнуть. Всего пятеро человек кроме Роба, Джона и Кейт.

В свете угасающих сумерек, когда ее груди оказались спрятаны под стеганым дублетом, а волосы закрывал шлем, никто не признал бы в ней женщину.

Никто, кроме него.

Его собственный шлем, взятый взаймы, был ему великоват, и она потянулась, чтобы поправить его.

Никаких прикосновений, напомнил он себе, и улыбнулся.

— Спасибо.

Их глаза встретились, и ее губы слегка разомкнулись. Она тут же отвернулась, словно видела опасность даже в таком невинном прикосновением.

Ему хотелось взять ее за руку. Поцеловать ее пальцы. Пообещать защитить ее. Умолять ее остаться дома…

— Держись посередке, — послышался сбоку голос Роба.

Кивнув, она подхватила поводья, подозвала собаку и направила лошадь к воротам.

— Это касается вас обоих, — непререкаемым голосом сказал Роб.

— Обо мне можешь не беспокоиться, — ответил Джон. — Владению мечом я обучался у наставника короля.

— Ты будешь ехать там и делать то, что я скажу, — сказал Роб тоном, предназначенным для него одного. — Я не хочу, чтобы ты болтался сзади.

— Я уже давно не Джонни Тряпка, — хрипло напомнил он.

— Может быть, но ты ни разу не бывал в рейде, братишка.