— Это он, — сказала Саар, указывая на него пальцем.
— Немедленно воинов к Эогану, — велел я. — Обыщите все. Возьмите юношу, он узнает своих коней.
Через два дня к Зеленой ветви был доставлен жеребец. Черный, с одним белым пятнышком на правой задней ноге. Собрание князей и друидов признало Эогана виновным в нарушении перемирия и в убийстве. Его зарезали в священной роще в ту же ночь.
Надо сказать, что меня больше не звали Конэйр Мак Фиаха. Люди придумали новое прозвище — Конэйр Мор. Конэйр Великий. Но я слышал, что так называли и Саар, и на мой взгляд, это было вернее.
После казни Эогана у меня не осталось явных врагов, и никто из князей не осмеливался роптать.
Трижды ко мне приходил Глунндуб и просил отдать Саар в клан друидов. Я сказал, что не могу ей приказывать, и все будет лишь по ее желанию. Друид долго разговаривал с моей колдуньей наедине, после чего покинул дворец. И сколько я не пытал Саар, она не открылась о беседе.
— Расскажи тогда, что ты сделала при гаданье? — попросил я. — Опять какое-то волшебство? Тайные снадобья, тайные слова?..
— Все проще.
Саар достала из своего угла мешочки с травами и протянула один:
— Положи щепоть на язык.
Там был черный порошок. Я послюнил палец и осторожно попробовал. Чуть-чуть. Саар засмеялась, когда я метнулся к ручью, чтобы прополоскать рот.
— Поистине, это сродни огню! — изумился я, когда смог говорить. — Хуже дикого лука!
— Я посыпала им сухарь, который дала Эогану. Я высыпала на него четыре щепотки!
— Да уж, бедняга Эоган! — засмеялся и я. — Слушай, откуда столько коварства?
— Ты говоришь про меня или про своих сородичей? — невинно осведомилась она.
— Мир прогнил, — согласился я с ней. — Даже родная кровь не останавливает убийства.
— Ты заговорил, как старик. Дальше будет еще хуже, так что радуйся тому, что сейчас.
— Ты становишься провидицей? — пошутил я, но суеверный страх все же проник в душу.
— Я вижу и умею думать, — ответила она. — Мир перестал рожать людей, подобных тебе. И это плохо для мира.
Я посмотрел на нее внимательно и сказал:
— Саар…
— Пойду отнесу лепешку собакам, — сказала она и вышла из шатра. После этого мы долго не говорили.
Как-то утром, когда Кельтхайра не было, я проснулся и увидел, что Саар тоже не спит.
Я смотрел на мою колдунью. Она держала арфу, натягивая струну, взамен лопнувшей. На лице ее играли блики от воды.
— Расскажи мне о тайне своего сердца, — сказал я неожиданно для себя.
Она усмехнулась:
— Ты знаешь все мои тайны. У меня есть пять сестер и…
— И три брата, — перебил я. — Я спрашиваю, есть ли кто у тебя на уме?
— Ты спрашиваешь, о мужчине, с которым я хотела бы разделить ложе?
От ее спокойного голоса мне стало не по себе. Я почувствовал себя последним дураком. Но ответить пришлось.
— Да, об этом речь, — промямлил я.
— Нет, — ответила она так же спокойно. — Мне никто не нравится.
— А если понравится, что тогда?
— Что тебе до этого, Конейр? — засмеялась она.
— Ты права, — засмеялся и я.
Саар пощипала струны, прислушиваясь к звуку. Собаки снаружи залаяли и она выскочила посмотреть. Я проводил ее взглядом и перестал смеяться.
Саар вскоре вернулась и спросила, почему я такой хмурый.
История с Фиал не прошла бесследно, и теперь я проявлял известную осторожность, присматриваясь к женщинам. Саар была права — враги мои не дремали, и поэтому в каждой красивой чужачке я видел теперь отравительницу. Но все изменилось, когда я заметил Этне, дочь Форгала.
Форгал был моим верным сторонником. Даже когда Айлин стала наложницей отца и моя мать была отвергнута, Форгал не гнушался разговаривать с нами. Один раз он привел матери рабыню, чтобы ей не приходилось самой замешивать хлеб, а на мое совершеннолетие подарил лучшего щенка из племени любимой суки. После того, как я стал королем, Форгал взялся отвечать за вооружение войска. Однажды мы с Саар пришли к нему, чтобы договориться о новых щитах. До этого я трижды встречал его дочь, а в этот раз увидел и удивился, как она выросла — ведь я помнил ее еще ребенком. У Форгала были гости. Этне сидела с девушками своего возраста. Пока гостьи болтали, юная хозяйка не выпускала из рук шитье. У нее были ласковые глаза и родинка над губой. Я наклонился к Саар, которая гладила моего пса. Пятнистый еле слышно скулил от удовольствия, и пытался лизнуть ее в ладонь.
— Посмотри на Этне. Что скажешь? — спросил я у моей колдуньи.
Некоторое время Саар молча разглядывала девушку, а она не замечала наших взглядов и продолжала шить. Подруги тормошили ее, им хотелось играть и смеяться, но Этне только качала головой. Я подумал, что она не только красивая, но и хорошая хозяйка, и с нетерпением ждал ответа.
— Ну? — поторопил я Саар, потому что она молчала очень уж долго.
Этне повернула голову, увидела меня и склонилась над шитьем, заливаясь румянцем так, что покраснели уши и шея. Саар переложила с колена на колено собачью голову, похлопывая Пятнистого по холке.
— Хорошая девушка, — сказала моя колдунья. — Думаю, она достойна тебя.
— Кровь моя играет при виде ее, — доверился я.
— Думаю, и ты ей приятен, — сказала Саар ровно.
Форгал не был против, и вскоре Этне стала мне женой.
В эти дни я впервые остался без Саар. Она отправилась проведать родственников, так как младшая ее сестра занемогла. Я отпустил ее, попросив вернуться скорее. Она не пообещала.
Она вернулась, когда уже были съедены все припасы, выпито все пиво и все вино закончилось. Как-то утром, возвращаясь во дворец, я увидел мою колдунью у общего костра. Рядом с ней сидел Угайне. Они жарили мясо на прутиках и смотрели друг на друга с улыбкой.
Я позвал Угайне и отправил его с поручением. Потом подошел к Саар.
— Не слишком ты торопилась, — упрекнул я ее.
— Я здесь уже третий день, — спокойно сказала она. — Ты проходил мимо.
Она протянула мне зажаренное мясо, и я взял кусочек.
— Как сестра? — спросил я.
— Здорова, милостью богов.
Мы помолчали, потому что я впервые не нашелся, что сказать.
Этне появилась на пороге Зеленой ветви и замерла, глядя на нас. Мне стало стыдно, будто меня застали за чем-то порочным. Я поспешно прожевал мясо и подошел к жене. Она была без плаща.
— Не стоит выходить так, — сказал я. — Застудишь кости.
Жена ничего не ответила и ушла к себе. До ночи она молчала, словно была обижена. Однако, взвесив на ладони брачную дощечку[7], снова возлегла со мной.
Я видел, что Этне относится к Саар с неприязнью еще почище Кельтхайра, и не мог этого понять. А Саар вела себя, как обычно, хотя почти никогда не разговаривала с моей женой.
Однажды дозорные разбудили нас среди ночи, сообщив, что возле древних курганов слышали, как стонут духи. Проснувшийся Кельтхайр тут же вставил, что это не к добру. Он всячески намекал на Саар, но я делал вид, что не понимаю его намеков.
Возле курганов мы остановились и прислушались. Сначала было тихо, а потом раздался то ли рев, то ли стон, идущий из-под земли. Мои люди дрогнули, и едва не бросились бежать.
— Дурной знак, дурной знак, — бормотал Кельтхайр.
— А ты что думаешь? — спросил я у Саар.
Она нахмурилась, склонив голову к плечу, чтобы лучше слышать. Потом ответила:
— Корова. Корова попала в могильник.
После ее слов и мне показалось, что таинственные звуки — не что иное, как мычание коровы, заблудившейся в тумане. Кто-то вспомнил, что два дня назад был набег на стадо, и пастухи не досчитались нескольких тёлок. Пока мы решали, что делать, моя колдунья пропала. Мне стало досадно. Обойдя холмы, мы остановились возле одного, откуда мычание слышалось особенно отчетливо. Кто-то заметил вход, скрытый зарослями ракитника. Посветили факелами и увидели вымощенный камнями коридор, ведущий вглубь.
— Кто пойдет со мной? — спросил я.
7
Брачная дощечка — пластинка золота, которая дарится мужем жене наутро после первой ночи. Назначение подарка — прикладывать к щекам, чтобы скрыть краску стыда. Толщина дощечки указывает на положение жениха и его нежное отношение к новобрачной.