— Кто там, Чириако? — окликнул из комнаты господин, и груму пришлось ответить.
— Пришла Адончия, гринголо, — сказал он. — Впустить?
— Гони прочь, — последовал ответ.
Грум с удовольствием захлопнул двери прямо перед вытянувшимся личиком девицы. Устраиваясь возле порога и ожидая, когда позволено будет удалиться или остаться охранять покой господина, Чириако размышлял, насколько было бы проще и лучше, если бы благородные господа были также благородны и в семейной жизни. Взять, к примеру, герцогиню. Что еще надо мужчине? Конечно, она не так мясиста, как Адончия, но толстые женщины — услада для крестьян. А женщина благородная должна быть соткана из воздуха и лепестков розы. Последним сравнением грум позволил себе погордиться. Он был не слишком-то учен, но постоянно сопровождая гринголо Освальдо слышал много утонченных выражений. Это нравилось ему особенно. Да! Из воздуха и лепестков розы! И зачем было наносить такому нежному существу такое не нежное оскорбление? Адончия сама по себе неплоха, и с остальными держит себя в строгости, но разве ее можно сравнить с герцогиней?
Когда слуги удалились, герцог пригладил волосы, глядя в зеркало, и спросил, натягивая свежую рубашку:
— Адончия ушла?
— Мне позвать? — грум с готовностью вскочил. Соображения — соображениями, а воля господина всегда превыше благоразумия и справедливости.
— Нет, не зови. Выгляни в коридор, нет ли там кого?
Чириако мигом понял, к чему это идет и выглянул в коридор с удвоенным старанием.
— Пусто, гринголо! — возвестил он. — Дать вам плащ?
— Не надо плаща. Постой у лестницы и не пускай никого.
— Будет сделано, — грум поклонился и зарысил к указанному месту, чтобы заворачивать всех любопытных и захожих, если такие появятся посреди ночи возле господских покоев.
Сам же Освальд выскользнул в коридор и стараясь ступать потише подошел к комнате герцогини и прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Он знал, что с недавних пор герцогиня отказалась от услуг служанок и предпочитала ночевать одна, обходясь без компаньонки. Раньше это казалось ему страным, но сейчас — необыкновенно разумным.
Он постучал трижды, ожидая заветного щелчка замка. Потом постучал громче и еще громче, решив, что супруга уснула. Наконец по ту сторону двери послышались легкие шаги.
— Кто здесь?
— Миледи, откройте, — сказал лорд Освальд, в нетерпенье нажимая на дверную ручку. — Это ваш супруг.
— Что-то случилось?
Грум на лестнице закашлялся. То ли предупреждал, что кто-то идет, то ли решил прочистить горло.
— Зачем вы здесь, милорд? — спросила жена, но открывать не спешила.
— Впустите меня, а там решим, зачем я здесь.
— Но я уже разделась, милорд.
— Тем лучше, — он поскреб ногтями косяк, приникая к щели, чтобы голос не так громко раздавался под сводами Каса Помо.
— Нет, милорд.
— Нет?
— Я привыкла спать одна, — заявила она без капли жалости. — А у вашей милости есть Адончия.
— Но мне не нужна Адончия! — возмутился герцог. — Мне нужны вы!
— Придется потерпеть до Ла-Коруньи. Ведь таково было ваше желание.
— Тогда я был не в себе, — покаялся герцог. — Откройте.
— Нет. Ваша милость прекрасно скоротает время с Адончией. А у меня болит голова, не беспокойте меня.
— Я могу принести вам лавровые капли…
— Благодарю, у меня есть.
— Сыграю вам на лютне, чтобы вы крепче уснули…
— О, не утруждайте себя. Я уже засыпаю, лютня мне только помешает.
— Не будьте так жестоки! — возмутился лорд Освальд.
— И не смею, мой дорогой супруг. Все, что я делаю — только лишь для вашего блага, — в ее голосе чувствовалась непритворная забота. — Спокойных снов, милорд.
Отвергнутый муж еще какое-то время тщетно взывал к супруге, но она хранила молчание, и лорд Освальд поспешил скрыться в своей комнате, чтобы не выставить себя на посмешище перед слугами, которые будто бы невзначай решили наведаться в эту часть дома.
— Она не открыла мне! — доверился он груму, который вошел следом за господином.
— Ах, негодяйка, — вздохнул грум.
— Не смей говорить подобными выражениями о моей жене! — вскипел лорд Освальд.
— Прошу прощения, я не так выразился.
— Но она не открыла! — не мог успокоиться герцог.
— У нее болит голова…
— Я уверен, это всего лишь отговорки!
— Позвать Адончию?
— Видеть не хочу эту жабу! Она надоела мне еще в дороге.
— Тогда вам лучше лечь спать, милорд.
— Я сам виноват.
— Все верно…
— Она сказала, мне придется ждать до Ла-Коруньи!
— Ах, не… коварная.
— Но это пять дней пути!
— Если поторопимся, доберемся за четыре.
— Поди вон, — махнул на грума рукой лорд Освальд. — Твоя тупость утомляет.
— Как прикажете, — грум подождал, пока герцог устроился на пуховых перинах, яростно взбив подушку кулаком, после чего прикрыл ставни и удалился.
В соседней комнате Бранвен обессилено опустилась в кресло, глядя на Эфриэла сияющими глазами.
— Я все сделала правильно? — спросила она голосом маленькой девочки.
— Более чем. Ты быстро учишься, маленькая леди.
Бранвен была слишком взбудоражена тем, что произошло, и не заметила его недовольства. Хотя, с чего бы ему быть недовольным? Все складывается, как нельзя лучше.
— У меня получилось! — она до сих пор не могла поверить успеху. — У меня получилось! Он сказал, что ему не нужна Адончия!
— Слишком не обольщайся, — буркнул сид, укладываясь в постель. — Ты еще не победила, просто выиграла сражение. А теперь умолкни, я хочу спать.
Он отвернулся, и Бранвен, воспользовавшись этим, с горем пополам расшнуровала корсаж и переоделась в длинную рубашку для сна. «Милая Тильда пришла бы в ужас и прочитала мне тысячу нравоучений, если бы знала, что я научилась сама раздеваться перед сном», — подумала девушка. Нырнув под одеяло, она свернулась клубочком, стараясь не коснуться сида ни рукой, ни ногой, но ей никак не спалось, и мысленно она снова и снова повторяла разговор с мужем, пока не вспомнила кое о чем важном.
— Я не поблагодарила тебя, — сказала она смущенно. — Спасибо, что возишься со мной.
— Если ты сейчас же не замочишь, я тебя задушу, — пообещал Эфриэл и с размаху опустил ей на лицо подушку.
Глава XII (начало)
В последующие три дня пути лорд Освальд совершенно переменился. Он позабыл об охоте и все время ехал рядом с каретой супруги. По совету Эфриэла, Бранвен разговаривала с мужем неохотно и исключительно через окошечко, открытое наполовину. В карете было душно и темно, но герцогиня терпеливо переносила сии неудобства, возлежа на подушках, подперев голову рукой, и слушая, как супруг разглагольствует о чрезмерной жестокости некоторых красавиц.
Теперь не было необходимости разбивать на ночь шатры — на пути повсеместно попадались деревушки и небольшие города. В первую же ночь после праздника в Имерилье, заночевав в гостином доме, Бранвен не могла уснуть до полуночи — лорд Освальд приходил несколько раз, то умоляя, то требуя, чтобы его впустили. Начинались переговоры через дверь, но Бранвен стояла на своем — есть Адончия, вот к ней и надо отправляться милорду герцогу.
Но любовница, разрешение на которую было получено, сразу потеряла половину прелести. Однажды утром Бранвен оказалась свидетельницей, как Адончия получила от лорда Освальда выволочку из-за того, что осмелилась подойти слишком близко и надоедать разговорами. А в другой раз он велел служанке ехать в хвосте каравана, сочтя ее наряд неприличным и безвкусным.
Зато когда Бранвен объявила, что не желает надевать прежних платьев, в первой же лавке был куплен ворох юбок, ярких чулок и кофт с короткими рукавами. Примерила Бранвен и кружевное покрывало, которое помогли ей надеть Чикита и Тония, весьма зауважавшие герцогиню, и теперь всячески старавшиеся ей услужить. Оказалось, что нацепить кружева — вовсе не простое дело, как могло показаться. Девицы объяснили Бранвен, в чем тут хитрость. Чтобы кружева лежали на плечах красивыми складками, их требовалось приколоть к рукавам. Сначала нужно было склонить голову к левому плечу и приколоть кружева справа, а потом наклонить голову к правому плечу и закрепить покрывало слева.