— Ты это серьезно? — насмешливо спросил Эфриэл. — Какая святость и глупость!

— Вы очень добры, госпожа герцогиня, — сказала пейнета Кайя, — и пристыдили меня. Но Адончия заслуживает урока. Сделаем так. Пусть она отправится в деревню, скажем, на месяц — чтобы подумала о спасении души и женской добродетели, а потом мы ее вернем. Я отправлю ее на кухню или в портомойню, чтобы поубавила лоска. И там она точно не попадется больше на глаза милорду Освальду.

— Вы просто чудо! — Бранвен в порыве благодарности схватила экономессу за руки, и та в ответ ласково пожала пальчики герцогини.

— Какое вы еще дитя, — умилилась она. — Но я полюбила вас с первого взгляда! Если что-то понадобится — только скажите мне, я все сделаю и все решу.

— Зовите меня по имени, — попросила Бранвен, — вы так похожи на мою любимую нянюшку, которая осталась в Эстландиии… У вас и голос такой же. Я буду закрывать глаза и представлять, что это Тильда говорит со мной.

— Скучаете по дому?

— О! Это пройдет, — вздохнула Бранвен.

— Конечно, пройдет, — пейнета Кайя потрепала Бранвен по щеке. — Как только вы увидите маскарад, бои быков и Каса Люстросо — ваша тоска по дому значительно уменьшится, а может и вовсе исчезнет. Герцогский замок — самое красивое строение во всей Аллемаде. Да что там Аллемада! И в Эстландии не найдете такого великолепия.

— Можно спросить вас… — сказала Бранвен, ужасно стесняясь.

— Говорите, ваше сиятельство, — с готовностью подалась вперед пейнета Кайя.

— Это касается первой жены милорда Освальда… — проговорила Бранвен, запинаясь.

Проницательная женщина сразу же догадалась о причине ее смущения:

— Он не сказал вам.

Бранвен покачала головой и поторопилась оправдать мужа:

— Должно быть, для милорда это очень болезненная утрата…

— Нет-нет, не переживайте, — экономесса ободряюще погладила девушку по руке. — Никакой привязанности там и быть не могло. Они были едва знакомы, прожили вместе чуть больше месяца, и вдруг пейнета Пилар — пусть яркий огонь озарит ее путь — скоропостижно скончалась. Об этой смерти многие говорили. Но люди всегда болтают лишнее, когда умирает молодой и здоровый человек. Не думайте о ней, не омрачайте начало семейной жизни. Он просто не хотел вас волновать, — она поправила кружева на рукавах кофты Бранвен. — Кому захочется огорчать призраками прошлого такую милую девушку?

Бранвен покраснела, чувствуя, что начинает любить эту женщину, как кровную родственницу.

— Большая удача, что я встретила вас, — сказала она.

— Удача — это то, что наш герцог нашел такую прекрасную жену, — ласково ответила пейнета Кайя. — Я оставляю вам драгоценности, завтракайте, наряжайтесь — и отправимся. Люди в Ла-Корунье ждут вас с нетерпением. Не обманите их ожидания.

— Лживая, лицемерная старуха, — сказал Эфриэл, когда экономесса удалилась.

— Почему ты всегда хочешь видеть в людях лишь зло? Пейнета Кайя добра и заботлива, ты просто не понимаешь, что люди могут быть добры по своей природе.

— Где уже мне, дураку, устриц есть, — холодно ответил Эфриэл.

Не желая ссориться, Бранвен сделала вид, что ее очень интересует содержимое шкатулки. Ключик прилагался — висел на тонкой цепочке, прикрепленный к петельке в крышке. Девушке пришлось повозиться, открывая замок, и ее труды были щедро вознаграждены. Даже у леди Дерборгиль из Роренброка не было таких драгоценностей. Бранвен принялась доставать украшения, ахая от восторга. — Какие огромные и прозрачные камни! Какая тонкая работа! Ты только посмотри!

Но Эфриэл даже не взглянул, пробормотав что-то о дамских побрякушках и пустоголовых леди. Больше всего его занимал завтрак. Все время, пока он с аппетитом поглощал морские гребешки в сливочном соусе, Бранвен расхваливала экономку из Каса Люстросо. И даже когда они вышли во внутренний двор, где запрягали коней, она продолжала петь дифирамбы пейнете Кайе.

— Тебя так вдохновила плюха, которую она отвесила твоей сопернице или барахло, которое она тебе привезла? — спросил Эфриэл, но Бранвен не пожелала заметить насмешки.

— Она замечательная! Теперь я почти не боюсь, а раньше трусила ужасно. Все-таки, яркое пламя милосердно. Вот, оно направило мне навстречу добрую и милую помощницу.

— С каким это пугалом разговаривает твоя милая и добрая ведьма? — поинтересовался Эфриэл, указывая на пейнету Кайю, беседовавшую с неприглядного вида верзилой. Верзила был рябой и кривой на один глаз, но одет богато — почти как гринголо, в черный бархат и алый атлас. Короткие штаны украшал золотой позумент, а на башмаках сверкали серебряные пряжки.

Пейнета Кайя и ее кривой собеседник не заметили Бранвен — она стояла в тени портика, а Эфриэла и подавно никто не видел. До слуха девушки долетели обрывки фраз:

— …пять самых отборных курочек, — говорил кривой, — в самом соку, нежные…

— Очень хорошо, — деловито сказала экономесса. — Привезешь в Ла-Корунью, я их посмотрю лично. Герцог любит, чтобы все были…

— Все беленькие, Кайя! Разве я тебя когда-нибудь подводил?

— Наверное, он ее родственник, — сказала Бранвен, усаживаясь в карету. — Я уверена, что пейнета Кайя содержит все в порядке и довольстве. Ты не представляешь, как хорошо, что есть кому заниматься хозяйством. Даже в Роренброке я ничего не решала — где уж мне справиться с огромным замком в столице. Но пейнета Кайя научит меня всему, я стану хорошей женой, — она помолчала и добавила, будто убеждая саму себя: — Да, хорошей женой.

В Ла-Корунью въехали уже в сумерках, и Бранвен сразу поняла, какой глупышкой она была, восхищаясь городком Имерильей. Там все было игрушечным, розово-кремовым, как яблочная пастила. Здесь же белоснежные башни напоминали драконьи зубы — они возносились к небу хищно и твердо, а стена вокруг города походила на неприступные белые скалы Дувра. И если в Имерилье девушку переполняли восхищение и радость, то Ла-Корунья посеяла в ее сердце безотчетный страх.

Ради въезда в столицу, Бранвен пришлось пересесть в седло. Она была не ахти какая наездница, поэтому страшно трусила, хотя и пыталась это скрыть. Эфриэл шел рядом, держась за стремя, чтобы не отставать. Когда его локоть прикасался к лошадиному боку, бедное животное всхрапывало и дергало ушами, а Бранвен судорожно сжимала поводья, боясь, что кобыла понесет.

Едва сиятельная пара проехала в городские ворота, сверху обрушился дождь цветочных лепестков. Люди лезли чуть не под копыта лошадям, желая прикоснуться к башмакам своего господина. Рыцари, пешими сопровождавшие герцогскую чету, отгоняли особо настойчивых.

Навстречу шествовала пестрая толпа благородных пейнет. Бранвен увидела их и беспокойно заерзала в седле, а Эфриэл расхохотался. Пейнеты были разнаряжены, что твои павлины, но у каждой подол был подвернут к поясу, выставляя на всеобщее обозрение яркие нижние юбки.

— Ты создала новую моду, девочка, — сказал сид довольно. — Не надо смущаться. Это большая честь для такой глупышки, как ты. Но как они хороши! Кобылицы, а не женщины!

— Очередная глупость наших модниц, — сказала с досадой пейнета Кайя, ехавшая на смирном муле рядом с лошадью герцогини. — Если так пойдет дальше, скоро они вообще поснимают юбки или сделают их короткими, как передники.

Бранвен благоразумно промолчала и вдруг вскрикнула — ей показалось, что голова одной из дам запылала, зажженная факелом. Уже в следующее мгновение она увидела, что ошиблась. Что-то сверкающее, горящее беспламенным огнем, пряталось в волосах красивой гордой пейнеты, расцвечивая драгоценные камни на ее гребенке всеми цветами радуги.

— Это какое-то волшебство? — спросила Бранвен у экономессы.

— Нет, моя дорогая, это всего лишь лампириды.

— Лампириды?

— Жуки, которых наши модницы специально покупают к праздникам. Эти жуки светятся в темноте.

Некоторые дамы нанизали светящихся жуков вместо ожерелий, и от этого их резкие монументальные лица светились, будто древние статуи, озаренные жертвенным огнем. Бранвен подумала, что никогда не смога бы носить на голове или шее жуков. Будь они сколь угодно красивыми и блестящими.