И вот новый удар: с необычной наглостью похищена коронационная застежка любимой супруги. А стоимость её? Почти в шесть раз она превышает годовые расходы Петра на себя и свой двор. Ох, ну и унижение!

Всю оставшуюся ночь Государь провел рядом с Девиером. Были задержаны сотни пеших и конных людей, обысканы, допрошены. Одних хромых взяли под караул не менее десятка человек. И все тщетно!

На дорогах творилось нечто необычное! Сотни конников рыскали по дорогам, хватали всех подряд.

Здесь тоже похитителей найти не умели.

Едва рассвело, Пётр прискакал к Апраксину, дабы вновь поговорить с бедным Рокентином: вдруг он вспомнил какие-нибудь новые приметы? О чем говорили между собой грабители? Возможно, это даст ниточку, которая поможет распутать дело!

Государь прибыл как раз в тот момент, когда четверо слуг несли на руках к карете слабо стонавшего Рокентина. Рядом шла его невенчанная супруга Нина. Она галантно присела перед Государем, развела ручки, промолвила:

— Дома больному будет лучше! Мой Рокентин пожелал вернуться к себе на Невский...

Вид больного ужаснул Государя: заметней проявились ушибы и ссадины, в лице разлилась бледность.

— Потеря крови велика, — объяснил доктор Спектор, принимая умный вид. — Но самое опасное — ушибы и сотрясения груди пациента. Смотря по степени оных и состоянию частей, можно ожидать воспаление грудной оболочки и внутренностей, оной одеваемых, ровно как расширение боевых жил — аневризма.

— Что, может и преставиться? — На лице Государя ясно читалась тревога.

Спектор неопределенно пожал плечами, словно говоря: все в руках Божьих! Но вслух произнёс:

— Повреждения внутренних органов, произошедшие от ушибов, сказываются не вдруг, но постепенно, ибо происходит постепенное накопление крови R расслабленных сосудах. Также возможно излияния оной в клетчатую плеву и расстроения других внутренних частей.

Пётр весьма увлекался медициной. Из сей тарабарщины вывел: «Избиение несчастного бриллиантшика может окончиться его смертью. И тогда не останется свидетеля ограбления». По этой причине Государь приказал:

— Хорошо, сей же час едем к тому месту, где злодеи отобрали шкатулку. Бывает, что утеряют на месте преступления пуговицу от кафтана, а портные по ней владельца определят! Или иные следы оставят. Славный Рокентин сослужит добрую службу, покажет все на месте.

Улики

Кавалькада, сопровождающая карету, направилась в сторону Красного Села. Граф Апраксин наконец сказал:

— Стойте, вот место, где я вчера нашел несчастного бриллиантщика...

— Осторожно вынесите больного на воздух, — распорядился Государь. — Да смотрите, не тряхните, а то я вас!

Вот уже сутки как установилась ясная солнечная погода. Лес сквозил на влажном и ярком утреннем небе. Остро пахло лежалой листвой, рыжим ковром покрывший остывающую землю.

— Господин Рокентин, тут ли происшествие случилось? — Пётр, постукивая себя по голенищу арапником (он ехал верхом), внимательно и с надеждой смотрел на бриллиантщика.

Тот встал на ноги. опираясь с обеих сторон на слуг, показал перстом:

— Да, тут я ратовал с разбойниками, тут они меня волоком из кареты вытащили, во-он к той сосне вервием привязали.

Пётр приказал всем оставаться на местах, а сам, низко наклонившись к земле, внимательно разглядывал оставленные неравной битвой следы. Поскольку незадолго до тех печальных событий, как помнит читатель, прошёл сильный дождь, а затем все время было сухо, земля четко сохранила картину произошедшего.

Осторожно ступая длинными ногами, Государь проделал весь путь до сосны, осмотрел песчаную почву и вернулся к дороге. Сказал:

— Господин Рокентин, вы вчера в этих сапогах были?

Тот удивился:

— Конечно, а сей кафтан, что на мне, нынче из дому Нина принесла.

— Коли так, то ваши следы, мне очевидно, вот эти? Приложите сюда стопу, точно, подходит. Вот ещё следы одни — вашего сообщника по преступлению...

Задохнулся Рокентин, возмутился:

— Государь, моё достоинство и честь не следует оскорблять даже великому монарху! О каком таком «сообщнике» Bы речёте?

— О том самом, с которым ты спокойно сошёл с кареты. Мирно беседуя, ибо никаких признаков борьбы вокруг нет, вы дошли до облюбованной вами сосны. Тут ты, Рокентин. спокойно докурил трубку, вытряс пепел о дерево, прижал его каблуком к земле и затем уж дал себя привязать. И никаких троих в бархатных кафтанах и треугольником загнутых шляпах в помине не было. И тем более никто землю тростью не дырявил. Это все, Рокентин, твои выдумки. А сообщником твоим была блудная сожительница Нина Севож. — Он повернулся к карете, возвысил голос: — Эй, девица, иди сюда... Это твой ведь след возле сосны? Совсем маленький, вельми изящный.

Рокентин воздел к небу руки:

— Какая несправедливость, какой напрасный поклёп! Если великий Государь не отречется от своего заблуждения, то я прикажу небесной сфере упасть на землю, которую в сем случае на веки вечные объемлет тьма кромешная!

Пётр ударил арапником Рокентина:

— Не клуси (не ломайся шутом), человек похабный! Тут всё тебя обличает. Разве не сам утверждал, что карета со злодеями прочь города поехала? Но вчера утром во дворе дрябня (слякоть, жижа) была, земля сырая, влагой напитанная. Вот, зри, следы колес той кареты полукругом на обочине отпечатались, а ныне подсохли и тебя в воровстве обличают. И жалобы на внутренние боли — притворство одно.

— Сё поклёп! — Рокентин встал в гордую позу. Государь изумился:

— Таких глупых в упрямстве только баб встречал. Что же ты не опрокинул на грабителей свод небесный, не опалил их огнем? Тебе, Рокентин, хоть ссы в глаза — все Божья роса. А что твоя блудница скажет?

Тут настала минута для всеобщего удивления:

пока Государь обличал Рокентина, девица словно сквозь землю провалилась.

Впрочем, её особо никто не искал, ибо в тот же день эта история благополучно завершилась.

Эпилог

Рокентин был подвешен на дыбу и после первого удара кнутом повинился. Устроить весь маскарад ему посоветовала умная Нина: «Одним махом разбогатеем!» Она же отходила любовника палкой и привязала к дереву.

Бриллиантщик повёл Государя к себе в сад. Под старой березой нашли шкатулку, завернутую в прочную парусину. В шкатулке лежала бриллиантовая застежка. Обнаружил Пётр и изъял много золота и камней, а также большую сумму наличности — всего на двести десять тысяч рублей.

15 ноября того же 1723 года Государь продиктовал манифест «О короновании блаженной памяти её Императорского Величества Государыни Екатерины Алексеевны». Дело было непрочным, вот Государь и приводил в манифесте исторические примеры и утверждал, что «всем ведомо, как во всех христианских государствах непременно обычай есть патентами супруг своих короновать, и не только ныне, но и в древности...».

И далее Государь, отринув правду, взахлёб живописал подвиги и самоотвержение супруги в двадцатилетней войне со Швецией и о спасении якобы ею русского войска на берегах Прута. «Того ради, — говорилось в манифесте, — данною нам от Бога самовластию за такие супруги нашей труды решились мы короновать её Императорским венцом».

Седьмого мая 1724 года над землей московской плыл праздничный колокольный звон. То по обычаю предков в Кремле Пётр короновал свою Катеньку. Народ широко открыл рты, когда увидал богатейшую робу Императрицы из штофной материи с великолепным золотым шитьем. Коронационную мантию для царицы за безумные деньги изготовили в Париже из золотого штофа. Да и чего их, деньги, жалеть? Чай, не в гроб Петру Алексеевичу их с собой брать.

Впрочем, узнай тогда Государь некоторые подробности амурных приключений своей возлюбленной, так, может, и не столь щедрым был бы? Но он сведает о них лишь тогда, когда самому жить останется слишком мало. Даже царское величие не служит порукой женской верности. А что касается аграфа за стежки, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, так он красовался на коронационном платье Императрицы. И его хорошо видно на старинной гравюре.