Денщик Савелий суетился возле полковника Богатырёва, только что верхом прискакавшего из Зимнего дворца, разоблачал мокрые одежды. Богатырёв сладко потянулся всем своим гигантским телом, мечтательно подумал: «Выпью за ужином водки и до самого утра задрыхну! Да там опять на целый день к одру своей лапушки Государыни. Только совсем плоха она, печального исхода ждать в любой день можно».

Вдруг в дверь без стука влетел лейтенант Лагуткин. Полковник фаворит не только вытащил его из неминуемой беды, но и приблизил к себе. Задыхаясь, Лагуткин выпалил:

— Господин полковник! Сей миг, согласно вашему приказу, взял под караул двух людей Девиера. Они желали из дворца сундук вынести, в коем драгоценности Императрицы! Генерал-полицмейстер Девиер зело на меня осерчал, ругался, из пистоля стрелял, вот — полу камзола дырявил. А светлейший князь Меньшиков прежде того к себе уехал...

Богатырёв рывком вскочил на ноги, крикнул:

— Савелий, прикажи чтоб седлали. Вот они, скорпии алчные, жало свое ядовитое показали! Ну, теперь такое начнется…

Хищники

Во дворе был настоящий потоп. Конюх, прикрыв полой балахона фонарь, держал под уздцы резвого коня.

— Держись, ретивый! — Богатырёв прямо с крыльца прыгнул тяжёлым телом в седло, отчего жеребец аж просел на задние ноги.

На резвую лошаденку влез и Лагуткин. Богатырёв приказал:

— Сундук с драгоценностями и людей Девиера держи под строгим караулом. Коли сам генерал-полицмейстер учинит какую строптивость, то арестуй и его. Попомни, лейтенант, головой за все отвечаешь! Ну, беги...

Сам же полковник поскакал к Меньшикову. Он растолкал переправщиков, забившихся от дождя в тёплый сторожевой домик, дал кому-то для пользы дела в скулу и на сильно качавшей волне, грозившей перевернуть ботик, с великим трудом все же переправился к Васильевскому острову.

Уже через минуту-другую, образуя лужицу на паркете, появился в трапезной.

Меньшиков, завидя Богатырёва, выронил из руки нож:

— Что случилось, полковник? Неужто... матушка Государыня?

— Слава Господу, жива! — перекрестился, оглянулся на слуг. — Прикажи, светлейший, чтоб нас наедине оставили.

— Пшли вон! — Слуги горохом посыпались в двери. — Может, за стол сядешь? Или вот прими хоть померанцевой под огурчик. Ну же, говори, не томи душу! Что стряслось?

Богатырёв поведал про сундук с драгоценностями.

Меньшиков грохнулся на колени перед образами:

— Господи, услышал ты мои молитвы, этот змей алчный, Девиер треклятый, попался. Теперь он в-о-о-т где у меня! — и воздел вверх кулачищи. — Ишь, шакал гнусный, роптал против венчания моей дочери-красавицы Машеньки с наследником престола Петром Алексеевичем.

Счастливо улыбаясь, рывком поднялся на ноги, заграбастал в объятия Богатырёва, чмокнул его в мокрый лоб:

— Ты, полковник, будешь у меня генералом. Заслужил!

Сладкие мечты

Дернул за шнурок. Тут же вбежал комнатный лакей.

Меньшиков приказал:

— Скажи матросам, чтоб срочно отплытие готовили! А пока накормите гостя дорогого. Богатырёв, сбрось свой мокрый камзол. Сейчас тебя во все сухое переоденут, — и задушевно, как равному, как старому другу: — Ведь Девиер давно жаждал меня погубить... Ах, выпей чего-нибудь, пусть кровь по жилам быстрей забегает. Португальское, шпанское, бургонское?

— Нет, светлейший, я водки предпочитаю.

— Тогда прими «гданьской» или «боярской». А лучше всего давай вместе замолодимся «приказной». За здравие Государыни! Собаки паршивые, что делают, что творят! Матушка-царица ещё, хвала Создателю, жива, а они уже добро её растаскивать начали. Ух, дураки безумные! Ведь Девиер хорошего не помнит. Государыню Екатерину я своей силой на престол возвел, а Девиер туда же примазался. Моими же заботами произведен был в генерал-лейтенанты. Я же хлопотал, чтоб Государыня пожаловала сему португальскому аферисту орден святого Александра Невского, а заодно графский титул и звание сенатора. А прежде того, сестру мою родную в жены заполучил — столь жестоко приказал Пётр Алексеевич. Хотя сердце кровью обливалось, но аз противиться не смел. Как же, Богатырёв, тебе такой ловкий маневр удался, что ты за руку злодея схватил?

Новоиспеченный «генерал», ещё полгода назад ходивший в капитанском чине, выпил ещё одну чарку «приказной», закусил черной икрой и ответил:

— Комнатного лакея Девиера подкупил, Андрюшкой кличут. Он возле своего хозяина вертелся, мне шептал тайком. Я ещё нынче утром ведал, что Девиер ларец к выносу приготовил, караул я по сему случаю усилил, верного лейтенанта Лагуткина командиром оного назначил. Расхитители гнусные дождались, когда ты, светлейший, уехал из Зимнего дворца, да и я отлучился малость, вот и ринулись с бриллиантами и золотом. А тут их мои люди накрыли!

— Девиера надо было застрелить — и делу конец! Ну, по его спине кнут ещё погуляет. Пора, Богатырёв, поехали венец сему делу вершить. Нынче же разбужу Государыню, доложу ей о воровстве. И указ на подпись: всем головы рубить. Иначе воров на Руси не вывести.

Сюрприз

Ликующий Меньшиков среди ночи явился в Зимний дворец. Жаждая упиться победой, он намеревался сразу же отправиться допрашивать взятых под караул воров и уже предвкушал счастливый миг — арест Девиера.

Но обстоятельства подготовили светлейшему такой сюрпризец, что он едва не лишился дара речи. Войдя в главный подъезд дворца, он споткнулся, наткнувшись на труп караульного офицера в Семёновском зелёном кафтане, в котором Богатырёв узнал Лагуткина.

Тут же в лужах крови распластались и пятеро остальных караульных.

По углам испуганно жались дворцовые слуги. Богатырёв, уже вполне ощущавший себя в шитом золотом генеральском мундире, спустился с небес на землю. Он раздул щёки :

— Что такое? Заговор?

Слуги, утирая слёзы, рассказали, что Девиер привел с собой несметное количество полицейских, которые внезапно напали и перебили дворцовую стражу, освободили арестованных товарищей. Сам же Девиер, жаждая оправдаться, среди ночи побежал в спальню Государыни, где теперь и находится.

Меньшиков нутром видавшего виды царедворца почувствовал: вот он, важный момент: или голова скатится на плахе, или власть — сладостная, упоительная! — станет ещё прочнее. Скрежетнул зубами:

— Хулу на меня источает, погубить ищет! Богатырёв, скачи в свой полк, приведи сюда две, нет — три роты семеновцев! А я к Государыне.

Заплутал

Уже на лестнице у светлейшего зарябило в глазах от василькового цвета. Повсюду сидели и стояли вооруженные людишки в кафтанах, брюках и картузах сего мрачного цвета, отведенного полицейским: с лосинной перевязью, с набитыми патронташами, с пистолями и шпагами, красновато отсвечивавшими медными эфесами. На светлейшего они смотрели с наглыми ухмылками, не торопились замереть во фрунте.

Светлейший, как никогда, остался спокойным. Он даже с легкой улыбкой подумал: «Господи, как это до смешного похоже на возведение Екатеринушки на трон. Тогда, помнится, все эти шакалы алчные — Голицыны, Нарышкины, Толстые, Долгоруковы, Лопухины, принц Голштинский — жаждали Императором сделать внука Петра Великого — малолетнего Петрушу, сыночка злополучного Алексея, дабы от его имени государством управлять и разворовывать оное.

Когда эти недоумки совещались, я привел ко дворцу Преображенский и Семёновский полки. По знаку моему они в решительный миг во все свои гвардейские глотки гаркнули: «Да здравствует Государыня Императрица Екатерина Алексеевна!» Эти вельможные холуи со страху пообмирали. Ах, изменщик Девиер, неужто дело на сей раз в свою сторону склонит?»

Он степенно вошел в спальню.

Пахло камфорным спиртом, настоем трав и ещё непередаваемо тяжёлым, что появляется в воздухе перед смертью человека.