За последние десятилетия в связи с бурным развитием синологии в Японии появилось немалое количество источниковедческих работ, посвященных изучению китайских источников. Часть этих трудов касалась анализа даосских и конфуцианских сочинений [878; 946; 968; 970; 979], другие — изучения буддийских текстов, прежде всего сочинений сект «Цзин-ту» и «Хуаянь» [871; 876; 904 и т. п.].

Подводя итог краткому очерку истории изучения китайских первоисточников, следует заметить, что важнейшие из них уже достаточно хорошо изучены и введены в научный обиход. В первую очередь это касается источников первой и второй группы — сочинений конфуцианского канона и основных древних трактатов. К сожалению, в гораздо меньшей степени это относится к источникам третьей группы, особенно к династийным историям, из которых лишь две первые частично переведены Э: Шаванном и Г. Дабсом, тогда как остальные в лучшем случае представлены на европейских языках в форме публикаций отдельных глав„_д__ю и более мелких фрагментов. Переведена и изучена значительная часть сочинений буддийского канона, намного меньше — даосского. Из числа остальных источников четвертой и пятой групп изучены, систематизированы и переведены на различные языки, в том числе и на русский, многочисленные легенды, мифы и сказки, рассказы о духах и героях. Изданы также переводы всех китайских романов, множества пьес, стихов и т. д.

Эта солидная источниковедческая база послужила основой для создания многих сотен, даже тысяч серьезных научных исследований и сводных работ, десятков тысяч статей и заметок, посвященных различным конкретным вопросам истории и культуры Китая. Следует заметить, что до известного предела развитие научных исследований было как бы функцией успехов источниковедения. Сначала компиляции миссионеров являли собой своеобразный синтез сведений о Китае, будучи одновременно и переводом источников и изложением с первичной систематизацией материалов об истории и культуре страны. С середины XIX в. после первых успехов второго этапа в развитии источниковедения стали появляться синологические труды, опирающиеся на уже достигнутые результаты в изучении китайских источников. Иногда, как, например, в России, где развитие синологии после Бичурина было тесно связано с именем и трудами академика В. П. Васильева, новые публикации источников и специальные исследования и исторические труды, опиравшиеся на эти публикации, оказывались даже делом рук одних и тех же синологов. Но тем не менее оба жанра уже отчетливо различались между собой: с одной стороны — публикации памятников, пусть даже с историческим введением, с другой — основанное на сумме всех изученных и опубликованных источников изложение материалов по отдельным проблемам. Прямая зависимость развития синологии от успехов в изучении и публикации китайских источников была достаточно заметна вплоть до начала XX в., т. е. до того времени, когда все основные сочинения конфуцианского канона и множество трактатов, равно как и другие источники были введены в широкий научный обиход. С этого времени прямая функциональная зависимость от количества публикаций источников уступила место новому качественному скачку в развитии синологии как науки.

Начало современного этапа в развитии синологии можно условно датировать 20—30-ми годами XX в. Именно в эти годы синология, как и многие другие науки, испытала серьезные изменения. Прежде всего подверглись пересмотру методологические основы подхода к изучению материалов и проблем. В СССР это было связано с победой марксистского материалистического мировоззрения, основные положении которого побудили советских синологов обратить преимущественное внимание на социально-экономические проблемы истории Китая и попытаться вскрыть важнейшие закономерности развития китайского общества. Марксистский теоретический анализ самых глубинных основ социальной структуры общества оказал определенное влияние и на развитие социологической мысли на Западе, в том числе и на построения одного из признанных патриархов европейской социологии — Макса Вебера. Проделанный им социологический анализ традиционного китайского общества [770] оказал немалое воздействие на формирование в западноевропейской и американской синологии строго аналитического подхода к изучению проблем китайской цивилизации [712; 814]. Кроме того, важным изменением в развитии синологии было резкое увеличение числа специалистов и научных центров, расширение географического ареала. Больших успехов достигло изучение Китая в США и Японии, где возникли серьезные синологические школы. Само собой разумеется, что солидный вклад в изучение этих проблем внесла и китайская синология, первые успехи которой связаны с именами Ван Го-вэя, Лян Ци-чао, Ху Ши, Гу Цзе-гана, Ли Цзи, Лян Сы-юна, Дун Цзо-биня и ряда других.

Серия проблем, связанных с историей духовной культуры и идеологических систем Китая, ныне начинается с группы вопросов, касающихся генезиса китайской цивилизации, т. е. происхождения и ранних этапов ее развития. Внимание науки к этим вопросам было усилено после успешных археологических раскопок и находок в Китае за последние десятилетия [198; 200; 262—264; 278—280; 283; 317; 565—566; 914; 9*18; 926]. Специалисты подвергли тщательному изучению изделия из древнекитайской бронзы и надписи на них [196; 471—474; 519—523; 526—530; 551; 729; 768; 818; 842; 859; 860], древнекитайские изделия из нефрита и мрамора [517; 550; 682], а также обнаруженные при раскопках иньской столицы гадательные кости с надписями [167; 740; 978; 1029]. Все эти материалы позволили реконструировать историю древнейших эпох существования китайского народа и предшествовавших ему протокитайских племен, которая нашла свое отражение в ряде серьезных сводных трудов И. Андерсона, Ли Цзи, Г. Крила, Чжэн Дэ-куня, Чэнь Мэн-цзя, Чжан Гуан-чжи. Кроме того, отдельным вопросам, возникавшим в связи с изучением вновь найденных материалов, было посвящено большое количество специальных статей в научной периодике.

Изучение материалов археологии и эпиграфики и сравнительный анализ древних изделий привлекли внимание специалистов к проблеме связей и взаимовлияний древнейших китайских неолитических культур и иньской цивилизации бронзового века с аналогичными культурами соседних регионов Евразии и даже Америки [220; 432; 470; 471; 475; 476; 587; 588; 630; 678; 679]. Параллельно с этим были подвергнуты тщательному изучению памятники древнекитайского искусства, особенно их ритуальная символика и семантика [281; 301; 374—377; 379; 518; 681; 751; 765; 766]. В результате всех этих работ, среди которых в первую очередь заслуживают внимания фундаментальные первоклассные исследования Б. Карлгрена, очень интересные, хотя и подчас чересчур рискованные в своих параллелях и далеко идущих выводах изыскания К. Хэнце и построения Р. Гейне-Гельдерна, многочисленные статьи Э. Эркеса, труды искусствоведов Б. Лау-фера, Жун Гэна, М. Лера, Э. Констен, Ф. Аккерман и Ф. Уотербери, палеографов Чэнь Мэн-цзя, Ху Хоу-сюаня и Го Мо-жо, была открыта совершенно новая страница в истории китайской цивилизации.

Если система протоисторических и раннеисторических представлений, верований, обрядов и культов была реконструирована специалистами сравнительно недавно, то пришедшая ей на смену в эпоху Чжоу более развитая система религии и этики, которая и определила впоследствии характер, принципы и нормы китайской цивилизации, известна по меньшей мере со времен первых публикаций миссионеров. Изучение ее шло непрерывно на протяжении столетий. Возникновение и функционирование этой системы на ее ранних этапах, в эпоху Чжоу, наиболее полно представлено в серии специальных исследований М. Гране [436—443]. Зрелость этой системы — в ее освященных конфуцианством формах --показана во многих десятках и сотнях работ, написанных в разное Время. Если говорить не о первичной систематизации материалов и оставить в стороне многочисленные труды описательного характера, то основная масса научных исследований, авторы которых подвергают серьезному анализу характер и структуру религиозно-этической системы Китая и ее роль в этой стране, приходится на современный период развития синологии, в основном на публикации послевоенного времени.