Поведение человека за чертой действия его же человеческих законов добра и зла встает крупным планом со страниц романа. Видно, что всегда и во всем человек подсуден не только законам юридическим, законам военного времени, но и тем же законам изначальной нравственности. Уже в соавторстве со всеми бойцами из бригады творит писатель правду, воздействующую на нас всех. Дмитрий Гусаров обращается к художественно–документальной прозе не ради смакования кричащих моментов.

Поток документов, изданных отдельно, не может справиться с сегодняшней тягой читателя к истине. Нужен субъективный художественный дар, выделяющий из этого потока наиболее значимые факты, нужна нравственная концепция автора, объединяющая факты самого разного ряда в цельное представление о борьбе народа. Простое перечисление ужасов войны, лишенное морально–этического мироощущения художника — такой «объективизм» подобен бабочке–однодневке, он не уживается в памяти народной. Дмитрий Гусаров, внося в документальный ряд свое личностное начало, делает книгу единым документом уже художественного ряда, ибо позиция автора — тоже документ. Константин Симонов в письме к Гусарову, опубликованному в десятом номере журнала «Дружба народов» за 1977 год, не случайно замечает: «Вы написали книгу суровую и точно соответствующую своему очень обязывающему названию «За чертой милосердия». И нравственная сила людей, о которых написана Ваша книга, именно потому и очевидна, что с достаточной очевидностью и подробностью рассказано о том, в каких жесточайших условиях проявляли эти люди мужество, терпение, стойкость, человеколюбие, и каких усилий им все это стоило — и физических и нравственных».

Документ в романе оказывается основой для разговора о человеке на войне, основой доверия читателя, истинности даже вымышленного героя. Василий Чуткин — единственный по–настоящему вымышленный герой романа — держит на себе все действие книги, на нем поверяются действия невыдуманных Григорьева и Аристова, Шивякова и Колчина. Он — тот высший нравственный судья, имя которому — народ. Чуткин — тот национальный нравственный идеал, который присутствовал по–разному в каждом из воинов бригады, к которому стремились или который отталкивали как чужой. Ибо для него не существовали законы данного момента, и в радостях своих, и в делах, в гибели своей он живет согласно высшему нравственному смыслу событий, и его истина остается истиной через десять, двадцать, сколько угодно лет, в то время, как истина Аристова оказывается исторически неоправданной уже в наших глазах.

Можно говорить о влиянии на формирование образа Чуткина героев Твардовского, Шолохова, Симонова. Все будет правдой. В то же время Чуткин — чисто гусаровский герой. Тот условный герой, который жил всю войну и выиграл всю войну, но которого не опишешь документально — ибо это сгусток русского человека и русского духа, который жил везде и во всех со всей своей совестливостью, поисками правды и в то же время готовностью погибнуть, не думая о себе, если это надо для жизни всех.

Такой герой как бы вдвойне подтверждает, достоверность каждого в романе, достоверность событий, истинность переживаний. К нему Дмитрий Гусаров шел давно, от первых рассказов, от повести «Плечом к плечу», романа «Боевой призыв». Он придал значимость достоверности документального романа, а значимость романа придала достоверность ему самому.

Достоверность и значимость — вот два знамени пути, по которому идет писатель Дмитрий Гусаров, волею судьбы ставший карельским писателем. Знали ли, думали ли в семье деревенского кузнеца Якова Гусарова из села Тулубьево, что под Великими Луками, в тот осенний день 4 октября 1924 года, что сын их, только что родившийся, окажется со временем достаточно далеко от псковских земель и будет живописать землю древней Калевалы, а не родные среднерусские места. Это типично для нашего бурного времени. У каждой семьи сегодня по нескольку малых родин: где родился, где вырос, где воевал и где осел на землю. Вот и ездят сегодня по всей России бывшие псковские, вологодские, рязанские. Вот и оспаривают право: чьим писателем считать того или иного известного мастера слова. Казалось бы, после Псковщины во временных окрестностях войны всего три года пробыл Дмитрий Гусаров на Урале: год до ухода в партизаны, когда семья переехала в эвакуацию в Ирбит, и два года после войны. Но за этот период в маленьком, достопамятном бывшей когда–то всероссийской ирбитской ярмаркой, а ко времени войны известном лишь двумя небольшими заводами — автоприцепов и мотоциклетным, Ирбите Дмитрий Гусаров закончил среднюю школу, начал трудовую жизнь. Отсюда же молодой электросварщик, не дожидаясь призывного возраста, по комсомольскому призыву ушел в партизаны. Здесь написал он свои первые произведения о карельских партизанах. Вот и считают его своим на Урале, числят ветераном уральского комсомола, ждут от него книги о партизанах–уральцах.

…Псков, Ирбит, Ленинград, где кончал университет, Петрозаводск — все вместе Россия, Родина. Которая воспитала такого парня, что не стал дожидаться своего череда и ушел добровольцем в семнадцать лет, писателя, никогда не уходящего от самых сложных социально–нравственных проблем нашего общества, руководителя одного из лучших региональных журналов «Север», не в малой степени определяющего литературную жизнь страны. За работу в журнале Дмитрию Гусарову присвоено звание заслуженного работника культуры РСФСР. Самый взыскательный читатель помнит произведения Ф. Абрамова, В. Астафьева, В. Белова, Д. Гранина, В. Личутина, обретшие не без участия Гусарова жизнь на страницах «Севера». Дмитрий Гусаров постоянно учится у своих авторов. Чтобы позже учились у него более молодые собратья по перу, учились синтезу достоверности и значимости, художественности и документализма, столь талантливо обозначимому в романе «За чертой милосердия», впервые вышедшем в 1977 году и почти сразу же получившем Государственную премию Карельской АССР.

Потому и заговорили не только на русском, а и на чешском и финском языках герои Дмитрия Гусарова, что тема мужества и героизма карельских партизан, вроде бы такая локальная и малозначимая, стала темой действительной глубины человеческой жизни, которая — как летопись древних веков — в мнимой малости событий несет в себе большую правду жизни.

Владимир Бондаренко

Цена человеку

Вместо пролога

I

Свердловск, Пролетарская, 13, общежитие, ком. 10. Курганову В. А.

На ваш запрос отвечаем:

1. Возвращаться Вам в наше распоряжение не следует. Если Вы годны к дальнейшему прохождению службы, то призвать в действующую армию Вас может райвоенкомат по месту Вашего жительства.

2. Сандружинница Рантуева Ольга Петровна 17 апреля 1944 года отчислена из партизанского отряда «Народные мстители», и ее настоящее местонахождение нам неизвестно.

3. Почему никто из отряда не отвечает Вам на письма, Вы как бывший партизан должны легко догадаться, если следите по сводкам Совинформбюро за событиями на Карельском фронте.

Пом. начальника отдела кадров ШПД на Карельском фронте — Лейтенант административной службы

(Кармакулов)

7 августа 1944 года.

II

Министру социального обеспечения Карело–Финской ССР

Как бывший командир партизанского отряда «Народные мстители» ходатайствую о разрешении назначить в порядке исключения пенсию сыну партизанки Рантуевой Ольги Петровны за погибшего отца, командира отделения разведвзвода Кочетыгова Павла Васильевича.

Рантуева О. П. вступила в партизанский отряд с момента его организации и на протяжении почти трех лет безупречно и самоотверженно выполняла долг сандружинницы. Награждена орденом Красной Звезды. В апреле 1944 года в связи с беременностью была отчислена из отряда, и в октябре этого же года у нее родился сын.