Но Яр был не столь любопытен, чтоб совать нос в подобные дела, к тому же после того, как он изрисовал кабинет господина Никифорова, работы ему больше не дали, оставив на вот таких вот мелких поручениях. Тамара не ошиблась – Валерий Николаевич действительно выделял его из прочих. Возможно, ему импонировал талант Яра. Он был в восторге от русалки на дереве, теперь украшавшей его кабинет, говорил, что приходящие в офис люди быстрее расслабляются и больше не хотят шуметь, если собирались.
В любом случае, Яр и сам не заметил, как прижился в «Кедре»…
- Хм… мне кажется или пора тебя немножко закоптить, белокрылый ты наш?
Сашка хмуро оглядел подошедшего Яра. Тот смущённо хихикнул. С недавних пор внешне он сильно изменился, и дело даже не в том, что наступило-таки лето, и народ принялся повально оголяться и видоизменяться. Очевидно, Тамара считала это забавным, во всяком случае только она могла подговорить Никифорова и тот забавы ради (и ради удовольствия подруги) принялся измываться над внешним видом своего подопечного. Ничего плохого он не сделал, просто как-то незаметно стал цепляться к Яру:
- Что это за лохмы – живо в парикмахерскую. И чтоб ни в коем случае не стригли, только подравняли!
- Почему у моего работника такое жуткое рваньё? Руки в ноги и марш в ближайший бутик за приличной одеждой! Куда, дурень? Секретаршу мою возьми, бабы в тряпках – как рыбы в воде.
- Кто впустил в офис это чучело-мяучело? Ах это Ярослав… Не, не узнаю. Ярослав не горбится и не шаркает ногами по кафелю.
- А это что за чувырла кладбищенская? Пошёл и переоделся во что-нибудь светлое. Мне тут только депрессии повальной не хватало…
Белокожий, темноволосый, в светлой одежде он стал притягивать к себе взгляды окружающих. На Яра оглядывались в толпе, девушки всё чаще спрашивали не работает ли он где-нибудь моделью и ненароком подсовывали номерки телефонов.
Сегодня у Яра был выходной. В «Кедр» должна была нагрянуть налоговая, и Валерий Николаевич турнул всех, кого мог, чтоб не крутились под ногами и не действовали на нервы. А тут как раз Сашка очень удачно позвонил и похвастался, что экзамены сдал.
- А в другое место прийти никак нельзя было?- друг нервно оглянулся на двух мамаш с детьми, прошествовавших мимо, покосился на бредущую впереди парочку, держащуюся за руки.
Яр и сам заметно нервничал, но, верный привычке совать нос везде и всюду, Валерий Николаевич всучил ему два билета в зоопарк и широким жестом предложил отвезти туда подружку или друга. Подружка по телефону не отозвалась, друг не сказать, чтобы был в восторге, но прогулять два халявных билета согласился.
Зоопарк прилегал к детскому парку. Здесь пахло сахарной ватой, ставком и солнечной пылью. Откормленные голуби бесстрашно шныряли под ногами, выпрашивая семечек. Где-то вопил ребёнок, непременно желая затащить родителя к кривым зеркалам, недовольно фыркал разряженный в цветную сбрую пони.
- Эй, мальчики-красавчики,- из проходящей мимо шумной компании высунулся парень немногим старше Сашки и Яра, окинул ребят насмешливым весёлым взглядом,- третьим не возьмёте?
Яр побурел. Компания захохотала, а Сашка неожиданно развернулся и показал весельчаку оттопыренный палец. Говорившего перекосило. А друг похабно ухмыльнулся, поднёс палец к языку и выразительно его облизнул.
- А ты так к нам хочешь?- незнакомым медовым голосом проворковал он.
- Ты чего творишь?- прошипел Яр, когда Сашка дёрнул его за руку и поволок к куполообразной вывеске зоопарка.
- А ты чего творишь? Знаешь сколько подобных уродов повсюду? А ты только глазами хлопать и умеешь. В дыню таким надо!.. Чего улыбаешься?
- Ничего. Спасибо.
Сашка что-то пробормотал и всучил билет контролёрше.
…Зоопарк оказался небольшим. К обезьянам они даже не зашли, решив, что приматов в округе и так хватает, взять хотя бы тех, что цеплялись недавно. От вольера с грифами несло унынием. И вполне осязаемой тухлятиной, поэтому оттуда они тоже капитулировали. Страус щипнул Сашку в плечо, наградив багровым синяком, а ишак, вместо специально купленной для этой бессовестной рожи морковки, кусанул пальцы. Настроение у друга катастрофически падало, не помогла даже жаркая сцена хомячковой любви, подсмотренная у огромной многоячеистой клетки, в которой обитали грызуны, поэтому по прошествии часа они уже поворачивали к выходу, когда взгляд Яра зацепился за человека, несущего сено к стойлам с ламами. Вернее, стоящего посреди толпы с упавшим к ногам тюком. Заросший, ссутуленный, только вишни глаз из-под чёлки жгут. По ним и узнал – они стали до того не похожи друг на друга, будто и не братья вовсе, просто два чужих человека. Светлый худенький Яр, который так и не поправился после болезни, и его некогда близнец – за месяц ещё вытянулся, раздался в плечах, кожа не белая, а бледная, волосы спутаны. Он никогда о внешнем виде не заботился. Раньше Яру казалось, что Матвей стрижёт волосы только чтобы его не отпугивать. Причём, сам – Яр даже видел однажды, как брат, глядя в зеркало, безбожно кромсал лохмы.
А сейчас он стоял перед ним, ещё более дикий, чем обычно. Чужой, далёкий. Незнакомец, затянутый в рабочую робу. Яру даже в голову не приходило, что Матвей может где-то работать. Здесь работать!
- Ты чего?- Сашка проследил глазами за ошалелым взглядом приятеля.
- Яр?- одними губами шепнул Матвей и шагнул навстречу.
Яр попятился. А потом развернулся и со всех ног бросился прочь.
- Яр, стой!
Сердце рвануло из груди. Он точно так же удирал всего месяц назад, и точно так же Матвей кричал ему вдогонку и бежал следом. Только вокруг были ночь и деревья, а сейчас Яр всё видел, хотя в глазах и темнело от накатившего страха. Он налетел на мужчину, зацепился за витой угол скамейки, перескочил низкую оградку на маленькой детской площадке, пробежался по песочнице, раздавив чей-то куличик. В спину ударил детский вой. Яр обернулся. Матвей бежал следом – по той же площадке, через ту же песочницу.
- Яр!!!
Он рванул к выходу, пролетел мимо кассы контролёра, едва не запутавшись в дверце-вертушке, туда, где было меньше людей, чтобы не увязнуть в толпе и не попасться в руки бегущего за ним человека. В ушах гремел пульс. Не разбирая дороги, Яр пробежал по газону, сквозь декоративные кусты, и совершенно неожиданно очутился под навесным мостом – сверху шла трасса. Через переход шумела улица: ярко блестели продаваемые воздушные шарики, опять кричала детвора, доносился запах кофе из открыто кафетерия.
Он забылся всего на мгновение, выскочив из шумного мира в темную тишину перехода, и слишком поздно услышал над собой тяжёлое прерывающееся дыхание. Матвей схватил его за плечи, развернул, прижал к себе.
Яр вырвался, оттолкнул брата и бросился через переход. Бьющееся в рёбра сердце мешало дышать. Вылетел на свет, часто моргая глазами, слепо щурясь на яркое солнце, выискал скопление людей у дороги и побежал туда, прыгнул в уже закрывающуюся маршрутку. И уже сползая по стеклянной дверце, разрешил себе оглянуться. Матвей стоял на остановке, в быстро расходящейся вокруг него толпе.
Даже незнакомые люди инстинктивно боялись его близнеца…
В «Кедре» было тихо и спокойно. Полуденная жара разогнала посетителей по домам, несколько самых заядлых вяло гоняли тренажёры.
В холле мелькнул рыжий хвост Лисы. Девчонка шла в сторону бассейна. Вот там было шумно и весело. Яр привычно прошёл мимо. Юркнул в прохладные коридоры, не предназначенные для посторонних. Где-то здесь была его комната. Никифоров отдал достаточно просторное помещение, скорей всего, подсобку, но не используемую. Здесь водились неистребляемые пауки с многоножками, а в углу за шкафом завелась мышь. Она скреблась по ночам и нагло портила Яровы рисунки, очевидно, считая их деликатесами. Тем не менее, выводить всю эту разношёрстную кодлу Яр не хотел – его комната была рядом со складскими помещениями, куда отгружали новые тренажёры или вывозились уже сломанные. Люди здесь ходили редко, и то в основном охранники, ребята не самые общительные. А Яру иногда просто хотелось… наверно, почувствовать рядом кого-то живого. Тогда в голову лезли дурные мысли – про мать, про брата, про своё странное положение «любимца» при Валерии Николаевиче, и снова про брата. Как бы он не хотел, Матвей был его семьёй. Да, у него сорвало крышу, он свихнулся, он проделывал с Яром жуткие вещи. И он же защитил его от бандитов… и даже от собственного отца ограждал. Матвей был диким и совершенно не приспособленным к жизни с кем-то. Потом в памяти обязательно всплывали шрамы, оставленные ремнём. Есть люди, которые умеют любить. А есть те, кто любят, но не умеют. Мать говорила про отца. А Яр мог поклясться – слово в слово про Матвея. Обычно после таких мыслей его мучили кошмары. Один и тот же сон – он летит в пропасть, не может вздохнуть, грудь сдавливает от удушья. А над самой землёй спасительный рывок вверх – и одуряющее ощущение полёта. Вверх, к небу – за глотком чистого воздуха.