На знакомых мостках сидела такая же знакомая фигурка. Опять разбулась и, наплевав на холод, опустила в воду ноги. Обернулась, когда под Яром скрипнули доски, неласково смерила болотными глазами.
- Что ты здесь делаешь?
- Тебя искал.
Лиса фыркнула.
- Хочешь за прошлый раз отыграться и показать, что ты таки мужик? Прости, мне с тобой не понравилось.
- Мы с тобой не спали.
Девушка перебрала ногами в воде.
- Хм… значит, Шурка только прикидывался бессознательной тушкой и таки всё слышал? Думаю, он же и вызвонил твоего братишку, чтоб пришёл и забрал из лап мерзкой горгульи свою принцесску… Ну да, я тебя просто довела, чтоб ты кончил на постель.
Сашка ему это и рассказал, когда вытащил-таки во двор и заставил прогуляться по разбитому недалеко розарию. Не сказать, чтобы Яр так уж любил розы или вообще цветы. Он просто любил природу, а его пронырливый друг это знал. Как всегда. Потом он вернул его в квартиру и спокойно ушёл, уверенный, что обессиленный Яр ляжет спать, как и обещал. А Яр наглотался кофе и принялся вызванивать Лису. Не вызвонил и пришёл сюда, вспомнив единственное место, которое она когда-то назвала любимым.
- Зачем?
- Прости, но я не лесбиянка, чтоб спать с девкой, а мне почему-то кажется, что из вас двоих ноги раздвигаешь именно ты. Как-то Матвей не тянет на эту роль.
Больно стегнувший выпад Яр проигнорировал.
- Нет, зачем ты всё это задумала?
- Да и не задумывала я особо. Просто ты пришёл, весь такой из себя праведный, глазёнки невинные таращишь… И вообще ты дурак доверчивый – я тебе открытым текстом заявляю, что ненавижу, а ты чай хлебать садишься.
Яр вспомнил свою ненависть к Матвею после водохранилища. И то, как отчаянно собирал крупицы информации о брате – что он сейчас делает, не заболел ли. Человек – существо слишком сложное, чтобы только любить или только ненавидеть. Того же Матвея он задушил бы голыми руками, если бы не чёткая уверенность в собственной слабости, как физической, так и духовной, и такая же уверенность, что после подобного не избежать ему очередной порки. И в то же время сюда он пришёл именно из-за Матвея, из-за изнасиловавшего его парня… из-за родного брата, за которого готов прибить даже эту вздорную дурочку, обозлившуюся на мир за одну-единственную оплеуху.
- Слушай, я понимаю, почему ты меня ненавидишь…
- Понимаешь?!- Лиса не выдержала и вскочила. Размахнулась и закатала звонкую пощёчину.- Ты маленькая гнусная потаскушка! Ты спишь с собственным братом! Ты… как ты можешь стоять тут передо мной весь такой белый и пушистый, и делать вид, что понимаешь?! Ну и как, весело было слушать, как я говорю про Матвея, и в то же время самому вертеть перед ним задницей?
Хлясь!
Лиса залилась меловой бледностью. На щеке медленно наливался красками след от ответной пощёчины. Яр сжал кулаки, стараясь не выдать, как его колотит.
Да что она вообще знает? Его тоже силой взяли. Пускай всего один человек… родной брат.
- Лапки распустил? Точно баба,- зло припечатала Лиса.
- Не смей называть меня потаскушкой,- ровным тоном попросил Яр.- Я до Матвея даже не целовался ни с кем.
- Нашёл чем хвастаться!
- Не тебе меня судить.
- Выродок,- тихо прошипела собеседница.
- Я не намекаю на тех троих. Но не меня судить человеку, у которого здесь ничего нет,- и указал на грудь.- Тебя скрутили, а ты и рада сломаться! Пустая бездушная кукла! Матвей на тебя внимания никогда не обратит! Потому что ты фальшивая насквозь и в этом только ты сама виновата…
Она мрачно посмотрела ему в лицо, насмешливо скривила красивые пухлые губы.
- Вылитая девка. Даже сюда прибежал, чтобы пометить свою территорию. Не бойся, я уже поняла, что мне тут ничего не светит, голуби вы мои…
Дура! Какая же она дура… Упрямая, эгоистичная… несчастная. Но несчастная не потому, что жизнь тяжёлая, а потому что сама ничего изменить не хочет. Ей проще обвинить во всём остальных. Насильников, потому что напали в подворотне, Матвея, потому что предпочёл ей собственного брата, Яра, потому что даже оказавшись в грязи, он не обозлился и не сломался.
- Ты права,- Яр растянул губы, изо всех сил стараясь улыбнуться, но улыбки не получилось – получился злорадный оскал. Отошёл на шаг, едва не поскользнувшись и не полетев с мостков в серую после непогоды воду.- Я снизу. И знаешь, что?- он нагнулся и прошипел бывшей подруге в самое ухо, стараясь, чтобы его самого не передёрнуло.- Я кончаю от одной только мысли, что меня берёт собственный брат.
И тогда Лиса не выдержала – подскочила и со всей силы толкнула его с мостков.
Вода разомкнулась и сомкнулась над головой, принимая в себя.
…Интересно, она нечаянно или всё-таки знала, что он не умеет плавать?
5. Отражение: любовь и ревность
Когда-то давно, когда Яр был ещё ребёнком и не всегда умел отличить выдумку от реальности, и с воплями просыпался от ночных кошмаров, мама научила его простому приёму, как узнать спишь ты или нет – щипнуть себя.
Не помогло – не проснулся.
Серая масса схлопывается над головой, стирая звуки и краски. Мир ужимается до пульса в ушах. До боли знакомо сдавливает грудь. И жуткое, до судорог знакомое ощущение падения – не выдохнуть, ни вздохнуть. Кошмар, реальность – в голове мелькнули и погасли обрывки мыслей. Яр ещё успел отчаянно дёрнуть руками, пытаясь взлететь, но даже во сне он никогда не мог сделать этого сам.
Из последних сил распахнул глаза, отчаянно теряя контроль над сознанием… и увидел свою детскую мечту. Мазнула перед глазами пальцами с перепонками, кольнула плавником по ногам. Лицо пощекотали пузырьки воздуха, окончательно выдавленного из груди. Мигнули глаза с миндалевидным разрезом.
…Самым первым рисунком, который Яр когда-то нарисовал, была русалка. Мало ли что может нарисовать маленький ребёнок – наслушался сказок, насмотрелся мультфильмов. Со временем он и сам в это поверил, хотя помнил, как отчаянно выискивал в каждой попавшейся луже хвостатых обитательниц. Почему он так верил в их существование? Почему так боялся воды?
Падение.
Рваный пульс.
Лопатки скребнули по земле.
И в тот же миг знакомо и ожидаемо рвануло вверх, к небу.
…И уже теряя сознание, Яр взмахнул руками, ловля потоки то ли воды, то ли воздуха, и совсем не удивился, что умеет летать…
Сознание возвращалось мучительно медленно. Словно сквозь липкую плёнку к губам прижались чужие губы, мокрые, холодные. В рот сжатой струёй вдавился воздух, гоня его в горящие огнём лёгкие.
- Дыши давай!
Удар по груди. Внутри словно вулкан взрывается. Спёртый ком воздуха проталкивается внутрь, обдирая гортань.
- Кха-кха!
Яр скорчился, заваливаясь набок. Из горла и носа полилась вода. В груди пекло огнём, каждый вдох отдавался болью в рёбрах. Глаза жгло, но не от слёз, а оттого, что они слишком долго были открытыми – просто ничего не видели, зрение возвращалось постепенно, как и чувства.
Он лежал на самом берегу, но всё равно в воде – отросшие за весну волосы тёмным ореолом вокруг головы плавают. Тихо плещется о доски прилипшего к берегу помоста спокойная вода. И над головой серое свинцовое небо, к которому он так отчаянно старался взлететь.
- Яр?
Медленно перевёл взгляд. Над ним склонился человек. С волос вода ручьями льётся, широкие рукава ветровки исполосованы, полощутся на ветру, точно бахрома плавника. Тонкое лицо, высокие скулы… и глаза русалки.
- Ты меня слышишь?
- У т-теб-бя… у т-теб-бя губ-бы с-синие…
Матвей облегчённо прикрыл глаза и прижался лбом к его лбу.
- И т-теб-бя т-трясёт-т вс-сего…
- На себя посмотри.
Его сгребли в объятия, отрывая от воды. К горлу подступила тошнота, в ушах звенело, кружилась голова. Яр пропустил руки под мокрой ветровкой и вцепился в облепившую тело брата футболку.
- Зачем ты опять с ней встречался?
Он сжался.
Плеча коснулись сухие губы, прижались к ноющему, никак не заживающему, укусу.