— Вот чертяка! — восхищенно воскликнул парень. — Только как он слезет? Эй, кто поближе живет? — крикнул он, обращаясь к толпе. — Живо веревку! Мигом!

Два или три человека побежали вверх по переулку. Между тем в доме что-то затрещало, из верхних окон повалил дым.

— Наверх пробило, — пробормотал парень. — Ах, чтоб тебе…

В этот момент в окне показался Ринальдо, держащий на руках безжизненное тело ребенка. Несколько мгновений он стоял, качаясь, как пьяный, жадно глотая воздух.

— Погоди, друг, погоди немного! — крикнул парень. — Сейчас веревку притащат…

— Дядя Мео, дядя Мео! — раздался вдруг из-за церковной ограды звонкий мальчишеский голос. — Мы лестницу нашли! Только через загородку никак не перетащим!

— Вот молодцы ребята! — обрадовался парень.

С помощью ватаги ребятишек он приставил к окну большую садовую лестницу и быстро взобрался наверх.

— Надышался очень, надо бы лекаря, — сказал Ринальдо, передавая ему ребенка.

— А Фьора? — спросил Мео.

— Женщина эта? Там, у лестницы. Еле нашел их. Сейчас притащу сюда.

— Я тебе помогу! — крикнул парень, поспешно спускаясь вниз.

Передав ребенка попечению женщин и велев одному из мальчишек бежать что есть духу на улицу Спада за лекарем, парень снова взобрался на лестницу. Ринальдо не появлялся.

— Плохо дело, — пробормотал Мео.

Он оглянулся, ища, кого бы позвать на помощь, и увидел подбежавшего к дому коренастого человека, очень смуглого, черноволосого, заросшего густой черной бородой.

— Эй, Симончино! Конура! — что было мочи заорал Мео.

Бородатый услышал и со всех ног бросился к тому месту, где стояла лестница.

— Слушай, Конура, — продолжал Мео, — там сестра Тамбо, не успела, понимаешь, выскочить. За ней уже пошел один паренек, да что-то долго не возвращается. Лезь наверх, стань на мое место, а я схожу посмотрю.

С этими словами он ловко влез на подоконник и спрыгнул в комнату. Тем временем Конура стал тяжело взбираться по тонким перекладинам. Не успел он добраться до последних ступеней, как в окне появился Мео, легко, как ребенка, держа на руках худенькую молодую женщину. Женщина была без сознания.

— Здорово угорела, — хрипло проговорил Мео, тяжело переводя дыхание. — Там дымище…

Он перегнулся через подоконник, передавая женщину Конуре, и увидел внизу троих мужчин, один из которых, высокий, белокурый, с крупными чертами лица, всхлипывая и хватаясь за волосы, все порывался взобраться на лестницу следом за Конурой, крича:

— Пустите, дьяволы! Муж я ей или не муж?

— Не пускайте его! — крикнул Мео. — Лестница хлипкая. Леончино, — продолжал он, — перестань бесноваться. Подержи лучше лестницу. Вот она, твоя жена.

Придерживаясь одной рукой за перекладины, Конура стал осторожно спускаться вниз, а Мео бросился обратно в комнату. На этот раз он не появлялся в окне гораздо дольше. Фьору уже снесли вниз и положили рядом с ее ребенком на циновку, когда он, кашляя, высунулся наружу, волоча за собой еле живого Ринальдо.

— Держись, — бормотал он, — держись. Садись-ка сюда, на ветерок… Вот так. Ветерком обдует, сразу легче станет.

В эту минуту под окном появился запыхавшийся мальчишка, посланный за лекарем.

— Нету лекаря, — закричал он. — Чем свет ушел куда-то. Я учителя встретил. Он сюда бежит.

Между тем Ринальдо мало-помалу приходил в себя. С помощью Мео он кое-как сполз с лестницы, присел на траву у ограды и только тут почувствовал жгучую боль в руке. Оказалось, что его левый рукав во многих местах прогорел насквозь, и там, где огонь коснулся кожи, вздулись большие водянистые пузыри.

— Вот везет мне, — с усмешкой заметил он.

— Ничего, — отозвался Мео, мельком оглядев его руку, — у меня для тебя такой лекарь есть — лучше не надо. Посиди немножко, очухайся, я мигом. — С этими словами он со всех ног бросился к тем, что без устали подносили ведра, заливая огонь в кухне.

Тотчас же оттуда донесся его уверенный голос:

— Куда льете, ребята? Там лестница занялась, верх отстаивать надо. А ты чего топчешься без толку? — крикнул он Леончино. — Не твое, что ли, горит? Иди помогай. Дайте ему ведро. И мне тоже.

Ринальдо попытался было встать с земли в надежде оказать посильную помощь там, где, выбиваясь из сил, боролись с огнем, но сразу понял, что не сможет не только поднять ведро воды, но, пожалуй, даже и на ногах-то не устоит. «И надо же мне было так треснуться об эту чертову перекладину! — со вздохом подумал он. — Спаситель, нечего сказать! Самого спасать пришлось…» Неподалеку от того места, где он сидел, несколько женщин хлопотали вокруг Фьоры и ее ребенка. Потом кто-то крикнул: «Учитель идет!» Ринальдо повернул голову и увидел невысокого тщедушного старика с белоснежной бородой и такими же, только сильно поредевшими волосами, растрепавшимися от ветра и пронизанными солнцем. Сливаясь с бородой, они окружали его тонкое и все еще красивое лицо сияющим серебряным ореолом.

«Вот так штука! — с радостным изумлением подумал Ринальдо. — Ведь это же Гваспарре дель Рикко. Ишь, старичок! И ведь почти не изменился. Все такой же живой и поджарый. Сколько же ему теперь лет?..»

Когда-то они были соседями. До того, как отца Ринальдо по чьему-то подлому доносу казнили, семья Арсоли, и Рикко жили в одном переулке неподалеку от церкви Сант Амброджо. Гваспарре держал школу на Гибеллинской улице, где учил детей бедняков грамоте и счету, а в свободное время возился с ящерицами, мышами и разными мелкими тварями, пытаясь, по его словам, постигнуть суть и устройство живых и неживых тел. Он не делал тайны из своего увлечения и поплатился за это. Его обвинили в ереси, пытали, но он стойко перенес мучения и не признал за собой никакой вины. Тогда его упрятали в тюрьму, самую страшную в городе подземную тюрьму Стинке, и продержали там без малого пять лет. Однако, выйдя на волю, он как ни в чем не бывало снова набрал детей в свою старую школу на Гибеллинской улице и, как в былое время, просиживал ночи напролет, читая книги и производя свои таинственные опыты, о которых, впрочем, никому уже не говорил ни слова. Таков был человек, приближавшийся сейчас к толпе женщин, окружавших несчастную Фьору.

Став на колени перед циновкой, учитель прежде всего склонился над ребенком. Неожиданно движения его стали резкими, торопливыми. Быстро подняв у него распашонку, он приник ухом к его груди, долго-долго не поднимался, наконец медленно выпрямился, осторожно опустил рубашку и приказал одной из женщин унести его пока к себе домой.

— Как же помочь-то ему? — спросила она.

— Ему уже не поможешь, — ответил учитель.

— Боже милостивый, а мы-то!.. — всплеснув руками, воскликнула женщина и поспешно перекрестилась.

Остальные тоже стали креститься. Учитель между тем занялся Фьорой. Потребовав ковш воды, он смочил ей голову, брызнул в лицо, потом взял ее за руки и сделал несколько энергичных движений, какие делают, откачивая утопленников. Женщина вздохнула, открыла глаза. Смертельная бледность, покрывавшая ее щеки, сменилась легким румянцем, она что-то прошептала, наверное о ребенке, и попыталась сесть.

— Ну вот, — сказал учитель, с трудом, по-стариковски, поднимаясь с колен. — Теперь кто-нибудь отведите ее в дом, уложите в постель и потеплее укройте. Да приготовьте тазик, ее может тошнить.

— А не натереть ли ее гусиным салом? — робко спросила одна из женщин.

— Себя натирай, если такая умная! — сейчас же выходя из себя, крикнул учитель. — Делайте, что велено. — И, сердито вздернув бороду, направился к тем, кто тушил огонь.

Наконец огонь потушили, и Мео, чумазый, в мокрой рубахе, подошел к Ринальдо и помог ему подняться с земли.

— Не били еще терцу? — спросил юноша.

— Что ты, нет еще.

— Как пробьет терцу, мне надо быть во Дворце приоров.

— Ого! — с удивлением воскликнул Мео. — Вот где я никогда не был да и не побываю, наверно. Нашему брату ход туда заказан. Ну что ж, идем скорее к моему лекарю. Там и в порядок себя приведешь, а то в таком виде во дворец…