Сесиль Безье, по-видимому, умерла, родив трех дочерей.

Скорее всего, с детства, как это было принято в знатных домах, Эрменгарда воспитывалась при дворе своей родственницы виконтессы Аделаиды Каркассонской, женщины со смелым широким умом, развитым образованием, безоговорочно сочувствующей катарам. Надо полагать, что харизматическая личность Аделаиды сильно повлияла на убеждения и мировоззрение юной дочери де Фуа. Впрочем, должно быть, никакого религиозного фанатизма девочка не проявляла, поскольку отец без принуждения выдал ее замуж за знатного и богатого вельможу Жордена де ле Лиля, виконта де Гимоэша. Тот был только на год старше своей жены, являлся потомком старинного иберийского дворянского рода, близкого Комменжам, и владел крупными земельными угодьями по обе стороны Пиренеев. Путем этого брака были объединены разрозненные прежде владения Комменжей и Фуа.

Принято считать, что красивый и благородный Жорден на долгие годы стал ее защитником и другом.

Однако период замужества — это терра инкогнита в жизни Эрменгарды. Нет упоминаний, что супруги, принадлежавшие к высшей знати Лангедока и не стесненные в средствах, держали открытый дом, привечали песнопевцев, устраивали праздники, диспуты, «суды любви», хотя это было обыкновением практически во всех благородных семьях. Ни разу супружеская чета не упоминается в качестве гостей Тулузского двора или дворов других знатных вельмож. Не нашлось ни одного трубадура, который избрал бы Эрменгарду своей дамой и посвятил ей хотя бы единственное поэтическое творение.

Об этой паре в период их брака неизвестно ничего. Быть может, именно тогда произошло нечто, определившее дальнейший жизненный путь этой женщины.

В слащавых современных перепевах таинственной жизни Эрменгарды осторожно отмечается, что слыла она супругой «любящей и верной». Надо полагать, что этот вывод сделан на основании рождения шестерых детей: трех дочек — Эскароньи, Обики и Филиппы и троих сыновей — Бернара-Жордана, Жордана и Отона-Бернара. Впрочем, в разных родословных и количество, и имена детей называются по-разному. О потомстве Эрменгарды сведений практически не имеется. Лишь некоторые авторы мимоходом упоминают одного из ее сыновей среди защитников Мон- сепора.

Больше всего удивляет, что она осталась в истории не как виконтесса ле Лиль, а как женщина из дома де Фуа.

В 1187 г., незадолго до смерти, отец, Роже-Бернар I, завещал своей старшей и, по-видимому, любимой дочери развалины древнего замка на горе Монсегюр, чтобы она стала там «госпожой и повелительницей». Позже, объясняя свое отношение к сестре и ее подвижнической деятельности, граф де Фуа удивлялся: «Пик Монсегюр? У меня нет на этот замок никаких прав, нет над ним никакой власти: он мне не принадлежит... Имела ли право моя сестра жить на наших землях? Да. Я дал клятву умирающему отцу».

Эрменгарда передала Монсегюр своему вассалу Рамону де Перелле вместе с большой суммой денег, повелев восстановить святыню, с древнейших времен почитаемую как храм Солнца.

Через семь лет после кончины отца умер и супруг Эрменгарды (ок. 1200). История не сохранила подробностей этого печального события. Правда, упоминается, что условия завещания оказались для нее исключительно благоприятны. Дети были уже взрослыми, и больше ничто не привязывало виконтессу к мирской жизни. И она, поделив между ними богатейшее наследство, вернулась домой, в графство Фуа, во главе которого стоял ее брат Раймон-Роже (1157— 1222/3), правая рука графа Раймунда VI Тулузского.

Он был старшим сыном ее отца от второго брака с женщиной по имени Саура (больше ничего не известно о матери графа де Фуа, хотя в некоторых родословиях он называется сыном Сесиль Безьерской).

Этот гордый аристократ не был домашним тираном. В то время, когда не семья принадлежала человеку, а человек се- мьс, он позволял женщинам своего дома иметь собственное мнение и придерживаться собственных убеждений.

Раймон-Роже являлся вторым по значимости после Раймунда Тулузского государем в Лангедоке. Из неприступного фамильного замка на скале, высящегося над долиной реки Арьеж, он зорко охранял безопасность пиренейских горных перевалов. Граф славился воинственностью и полководческими талантами. Однако его натура была богата и разнообразна. Трубадуры прозвали его «Друт» — «Влюбленный», поскольку граф постоянно пребывал в волнении чувств из- за любовного влечения то к одной, то к другой красавице. Его пылкость испытали и Эрменгарда дю Тей, родившая ему сына Лупа де Фуа, и Стефания Лоба. Возможно, из-за своей вечной влюбленности он женился поздно, в 35 лет, на двадцатилетней Филиппе Монкада, дочери виконта Беарн- ского. Красноречивый оратор, музыкант, автор множества стихов, в том числе и хвалебных о себе самом, он был достаточно свободен в вопросах религии и не переставал заботиться о своей супруге, которая, прожив в браке семь лет, приняла consolamentum и возглавляла Дом Совершенных в Дюне.

Историки единодушно утверждают, что в 1204 г. в местечке Фанжо, при большом скоплении народа виконтесса де Лиль Жорден вступила в лоно катарской церкви, приняла consolamentum и облачилась в скромное черное одеяние. Она отказалась от этого мира и стала готовить себя к жизни грядущей. Но уже задолго до этого ее стали называть Эсклармондой.

Независимо от собственного желания Эсклармонда ее значение в Окситании возрастало. Из отдельных замечаний современников, но главным образом из преданий и легенд вырисовывается образ женщины, которой было суждено сделаться знаменем сопротивления свободолюбивого Юга властным притязаниям рационального Севера и католического Рима. По всей видимости, она выделялась какой-то особой одухотворенностью и душевной деликатностью; полная достоинства, она никогда не казалась высокомерной, ее служение вере было лишено предрассудков и фанатизма. Будучи доброй и сострадательной, она умела быть решительной и твердой. Она обладала высоким чувством справедливости, позволяющим судить строго, но праведно. Ее замечания были вежливы и обезоруживающе доброжелательны. Все недостатки, ее™ они имелись, восполнялись щедростью сердца и спокойствием духа.

Брат Раймон-Роже построил для нее в местечке Памьс дом под названием «Кастеллар», походивший на монастырь и живущий по принципам трудовой общины. В доктрине катаров важное место уделялось ежедневному труду: человек, в том числе и знатный, был обязан постоянно заниматься каким-то делом. Женщины-катарки славились искусством ткачества. Катаров иногда называли «ткачами». И Эсклармонда тоже делила свое время между жизнью внутренней — чтением Евангелия, размышлениями над теологическими трактатами катаров — и жизнью внешней. Она неустанно разъясняла основы вероучения множеству людей, стекавшихся сюда со всей Европы и месяцами пользовавшихся ее гостеприимством, поддерживала, утешала, врачевала. На свою часть наследства она строила школы, мастерские, приюты, готовые принять первых жертв витавшей в воздухе войны между севером и югом Франции.

Судя по строкам песни, оставлешюй нам трубадуром Гийомом Монтанаголем, люди боготворили ее ^[26].

«Госпожа Эсклармонда приятна и чиста, Поэтому она нравится людям. Госпожа Эсклармонда, ваше имя показывает, Что вы воистину даруете свст миру», —

пел знаменитый трубадур, и вся Окситания знала, о ком идет речь. Ведь Es clara е munda означает «несущая свет миру». «Тот, кто взовет к вам, не подвергнется злу целый день», — повторяли вслед за трубадуром окситанцы и с радостью нарекали ее именем своих дочерей. Ее любили, преклонялись как красивому, непонятному и очень другому.

Враги называли Эсклармонду «женщиной-папой».

История донесла до нас сообщение об участии Эсклар- монды в теологической дискуссии, так называемой ассамблее («Монреальское собрание»), которые пока еще проводились между католиками и катарами. В 1207 г. на богословский диспут в Памье, организованный Эсклармондой, приглашены были папские легаты, представители католического духовенства и самые известные философы-еретики.