Когда они спустили трапецию, Марио шепнул:

- Свет глаза не слепит?

- Нет.

- Хорошо… вперед!

Внутренние часы начали отсчитывать ритм без участия сознания. Раз: четыре

ладони хлопают о перекладину. Два: долгое скольжение, высокий пик, возвращение. Три: снова пик – во вспышке незнакомых огней Томми увидел

тонкую темную линию сетки внизу. Четыре: полет в пустоте, шлепок рук Папаши

Тони об его запястья, напряжение плечевых мышц… Не видя, Томми знал, что

Марио так же попал в хватку Анжело, и тела их сейчас изгибаются с отточенным

до автоматизма сходством. Обратный кач, переворот лицом к мостику, снова

полет, секундный ужас, от которого он так никогда и не избавился – а вдруг

трапецию отнесло ветром – нахлынувшее облегчение, когда перекладина

оказывается под пальцами, равновесие, чтобы ни один край не перевесил, не

испортил полет. Стиснутые ладони. Долгий грохот барабанов, или это

собственное сердце? Ноги ощутили поверхность мостика, и Томми услышал свои

первые аплодисменты – накатывающие, нарастающие, будто шум крови в ушах.

Странно, но он не ощущал ни восторга, ни гордости, только причудливое

опустошенное облегчение. Восторг придет позже.

Он смотрел, как убирают трапецию. Позже – Томми слышал, как это обсуждали –

он будет осенять себя крестом в этом небольшом перерыве. Но не в первый раз.

На мостик ступил Папаша Тони, и Марио отцепил одиночную трапецию.

- Хорошо, – шепнул он, – ты справился. Теперь не путайся под ногами.

Томми напряженно следил за трюками, которые знал до того хорошо, что мог

увидеть их во сне. Двойное заднее сальто Марио, два с половиной сальто вперед

Папаши Тони, пассаж.

Нервно потирая запястья, Марио прошептал:

- Освободите больше места.

Передав Марио перекладину, Папаша Тони что-то тихо сказал. Томми не

разобрал слов, но уловил вопросительную интонацию. Марио кивнул. Папаша

Тони поднял руку, давая сигнал Ламбету. Обычно финальным трюком было

двойное с пируэтом – два сальто с полувинтом между ними. Номер закрывал

Папаша Тони, хотя в последнее время вместо него, бывало, выступал Марио.

Сегодня Большой Джим выкрикнул имя Марио.

- А теперь… леди и джентльмены… труднейший трюк в истории воздушного

полета… Марио Сантелли попытается исполнить тройное сальто в руки к

ловитору… Марио Сантелли!

Томми вскрикнул вслух.

Я и не знал…

Марио сошел с мостика. Лишний раз раскачавшись, направил трапецию вперед, вперед, на практически неправдоподобную высоту. Когда стропы почти

сложились, он отпустил перекладину, опрокинулся назад в невероятно быстром

кувырке, затем сделал второй – немыслимым образом выше, чем первый, третий, падение… Томми забыл, как дышать… В последнюю долю секунды Марио

выпрямился, и Томми почувствовал (с рывком, от которого стало больно глубоко

внутри), как его запястья встретились с руками Анжело. Хватка было

соскользнула, но в последний момент, когда казалось уже, что он улетит в

черную пустоту позади ловитора, укрепилась.

Собственное отрывистое дыхание звучало громче, чем крики и отдельные

аплодисменты. Марио и Анжело качались вместе, Анжело сиял.

Легко прыгнув обратно на мостик, Марио повернулся к зрителям, изящно поднял

руку и помахал, ожидая оваций. И они пришли – оглушительные, становясь все

громче и громче. Один за другим гимнасты ныряли в сеть, кувыркались с ее края

и покидали манеж, и клоуны выбежали на финал.

Томми почти забыл, что сегодня исполнилась мечта всей его жизни. Исполнилась

благодаря Марио, который нашел время и силы прийти и вбить в него здравый

смысл. Ему снова стало стыдно.

Не успела закрыться занавеска входа, как Анжело крутнулся к Марио и

сграбастал его в медвежьи объятия. Папаша Тони словно светился изнутри, лучась гордостью и счастьем. Бледный и осунувшийся, Марио начал дрожать.

Томми метнулся к стопке накидок и набросил одну ему на плечи. Марио выдавил

улыбку.

- Эй, парень, понравилось?

Едва соображая, что делает, Томми обхватил его за пояс. Руки Марио

сомкнулись у него на плечах, и Томми выдохнул:

- У тебя получилось! Ты сделал тройное сальто! Но почему ты не сказал мне…

даже не сказал, что собираешься его попробовать?

Марио засмеялся. Он почти уже снова превратился в самого себя.

- Решил, что с тебя и без того на сегодня хватит впечатлений. Ладно, ладно, давайте не будем дорогу загораживать.

Ни Анжело, ни Папаша Тони не сказали Томми и слова по поводу его первого

выхода. Но он считал вполне естественным, что все внимание и восхищение

направлены на Марио. Пока они шли к фургону, рука Марио лежала у Томми на

плече. Спустя минуту он отнял ее и спросил:

- Что это, Том?

Удивленный и слегка сконфуженный, Томми потрогал значок, прикрепленный к

изнанке топа возле шеи. Как-то автоматически, сам того не помня, он переколол

его с рубашки на сценический костюм. И только сейчас заметил. Щекам стало

горячо.

- О, это… это же значок со святым. Ты сам мне его дал.

- Будь я проклят. Наверное, он присматривает за нами обоими. Я был прав. Так и

думал, что с тобой… мне повезет.

Темные горящие глаза неотрывно смотрели на Томми. Так они стояли с минуту, и

ладонь Марио лежала у Томми на плече. Потом Марио вздохнул и улыбнулся.

- Беги, Везунчик. Твои родители наверняка хотят знать, не свернул ли ты себе

шею.

- Марио, ты волшебник! – прогудел кто-то, и Томми увидел стоящего перед

фургоном Ламбета.

За ним гомонила толпа не переодевшихся еще артистов. Все они, окружив Марио, рассыпались в поздравлениях, и Томми, не желая мешать его триумфу, ускользнул в темноту. По пути к родительскому трейлеру он услышал, как его

кто-то зовет, и остановился. Навстречу спешила Маленькая Энн в пальто поверх

костюма.

- Ты чего не сказал, что выступаешь с Сантелли? Слушай, по-моему, это была

подлая штука.

- Какая штука? Ты про что? Что я сделал?

- Не ты, Марио, – с негодованием воскликнула она. – Он что, даже не сказал тебе, что сделает это сальто и все испортит?

- Что ты несешь? – недоуменно потребовал Томми. – Вряд ли он кому-то сказал, кроме Анжело. Но он весь сезон пытался, все это знают. В чем дело?

- Теперь все так взбудоражены, что забыли, что это твой первый выход, – злобно

пояснила Маленькая Энн. – Новый гимнаст в труппе стоит небольшой шумихи.

Держу пари, он специально это сделал. Так зазнался, что ни про кого больше не

думает!

Томми взвился – пораженный, ошеломленный и лишь слегка обозлившийся.

- Господи, ты совсем без понятия? Тройное сальто, Маленькая Энн! Ты не

знаешь, что это значит? Да только два-три человека во всем мире его делали! А в

последнее время вообще никто. Разве что Барни Парриш – и тот разбился! Да

еще Джим Фортунати на Большом Шоу… а он выступает у самого Старра! И ты

считаешь, что они должны прыгать вокруг меня? Ты совсем с ума сошла!

Девушка отшатнулась, как от удара.

- Ну тогда извини, – гневно сказала она, развернулась и убежала к своему

трейлеру.

Томми шагнул следом: все же она была его лучшим другом, и он не хотел сердить

ее – но потом пожал плечами и остановился. Какая, в конце концов, разница? Он

вдруг задумался, видел ли его выступление отец.

Неделей позже цирк Ламбета закрывался на зиму. Томми выступал с Сантелли

каждый вечер и один раз появился на дневном представлении. Тройное сальто

Марио попробовал всего еще один раз. В последний день после дневного

спектакля, когда Томми помогал матери убирать в трейлере перед долгим

зимним перерывом, в дверях вдруг появился Марио. Томми бросился к нему.