Эту речь слышал не только рыцарь, но и крестьяне, Закич, Лорни и Вандегриф. Никто из них ничего не понял. Все стояли молча и ждали. Ломпатри вернулся к пленному, уже стоявшему в луже на коленях, взял у Вандегрифа острый мизерикорд и стал разглядывать, как крупные, густые капли холодного дождя, падают на блестящее лезвие незатейливого оружия для добивания поверженных противников.

– Я часто думаю о смерти, – сказал тихо Ломпатри. – Особенно в последнее время. Когда у тебя ничего нет, и ты идёшь по миру, размышляя, продать свой золотой медальон или нет, тебя невольно посещают мысли о кончине. Я тут подумал, что ведь есть люди, которые умирают в страхе, а есть те, которые умирают спокойно. Меня не покидала мысль о том, что те, кто умирают спокойно, должны знать такое, что гонит страх загробной жизни прочь. И, в конце концов, я понял что это. Они знают, что прожили свою жизнь до конца. Они сделали всё, что должны были сделать. У них не осталось больше важных и неважных дел. Они узнали всё, что положено, и теперь готовы к тому, чтобы пойти дальше. А те, кто страшатся покинуть этот мир, ясно осознают, что сделали не всё, что было в их силах. Возможно, они не признаются в этом, но они чувствуют, что могли бы сделать больше. Что есть ещё дела, что не всё, что дано понять – понято, и не всё, что дано совершить – совершено. Поэтому, уход пугает их. Должен признаться, что смерть всё ещё внушает мне страх. Потому что, когда умирают те, кто не боится смерти, они остаются сами собой на века, как в этом мире, так и в следующем. А когда умирают боящиеся, они становятся кем-то или чем-то другим. Говорите, надо убить одного из Ломпатри? Сколько раз я уже убивал и того и другого! Так подумать, я уже давно мёртв. Выходит, мне и бояться смерти смысла нет.

Ломпатри снова подошёл к нуониэлю и вручил ему мизерикорд Вандегрифа.

– Ваша мудрость, господин Тимбер Линггер, кажется всеобъемлющей, – сказал рыцарь. – Но стоит призадуматься, в этой мудрости столько же нелепости, сколько в обычных крестьянских россказнях о похищениях принцесс и о драконах.

Высказав это сказочному существу, рыцарь направился к лесу. По пути он расшнуровал кирасу с левого бока, а не найдя тесьмы на правом, тихонько выругался на своего старого слугу. Он сжал в руке пергамент короля и расстегнул кирасу. Железное облачение упало в лужу у его ног. Рыцарь пожал плечами – холодный дождь пробирал до костей. Ломпатри вытянул руку назад, как обычно делал, прося у Воськи что-то. Старый слуга засеменил к своему господину и подал грязный пурпурный кафтан.

– Авось, я постираю наперво? – спросил Воська, но, не дождавшись ответа, всё же отдал кафтан.

Ломпатри укутался в грязные одежды, ссутулился, и побрёл куда-то прочь от этого гиблого места. Золотые леса на вершине Скола засияли в лучах солнца, пробившихся сквозь плотную завесу хмурых туч.

Глава 18 «Бочка эля над облаками»

Пурпурный плащ рыцаря мелькнул среди деревьев. Нуониэль прошёл следом. Ломпатри стоял у одного из поваленных деревьев. Здесь, вблизи падения небесных скал, куда ни глянь, везде то дерево лежит, растопырив свои корни хищной лапой, то острый валун торчит из земли наклонённый так, что его вершина всегда указывает на Скол. Рыцарь стоял по пояс в жёлтых травах и о чём-то напряжённо думал. Дождь моросил и моросил, вымывая из леса остатки ярких осенних красок.

Тимбер Линггер подошёл к Ломпатри, достал из своей подорожной сумки бутылочку с отваром идеминеля и выпил её. Сказочное существо скрючилось и закашляло. Нуониэль закрывал рот кулаком, чтобы сдержать спазмы, но они всё равно пробивались сквозь больное горло. Ломпатри, погружённый в свои думы, не обратил на нуониэля внимания.

– Я знаю, о чём ты думаешь, – засопел Тимбер, выпрямившись и отдышавшись. – Я отправляюсь на Скол по дороге, которую знает только дикий человек, проживший полжизни в лесу. Этот степковый паренёк Молнезар отправляется за своей женой в форт, где его непременно убьют. А ты стремишься вернуться в свой фамильный замок.

Ломпатри посмотрел на нуониэля, а тот продолжал, но уже не столь сиплым голосом:

– Ещё ты хочешь разобраться, что же здесь происходит и кто этот Великий Господин. Ты не обретёшь покой, пока не узнаешь, что задумал твой противник и зачем ищет тебя. Если вернёшься в свой замок, никогда не разгадаешь загадку Великого Господина. А если отправишься в форт…

– Он убьёт меня, – закончил Ломпатри.

– Нет, – мотая головою, сказал Тимбер, – Только ты сам можешь убить себя. Я уже говорил тебе об этом. К тому же, Великий Господин приготовил для тебя нечто, требующее, чтобы ты жил. Хотя бы некоторое время. Но если ты отправишься в форт, ты рискуешь не вернуться в свой замок.

– Вернуться я могу только с вашей помощью, – начал Ломпатри. – Я пройду через Вирфалию только, если вас казнят за убийство господина Гастия. Если же я и доберусь до дому без вашей казни, то мой дом уже не будет таким, как раньше. Убийство повесят на меня, и начнётся война. Скорее всего, начнётся. Коль я отправлюсь в форт с этим парнишкой, то сгину там вместе с ним. Без вас сгину, а с вами, возможно и нет. Не знаю, кто этот Великий Господин, но я никогда не видел воина сильнее вас. Пойди вы с нами в форт, всё может обернуться не столь трагично. Видите, господин нуониэль, вы нужны мне вне зависимости оттого, куда я направлюсь.

– Всё же путь вы должны выбрать сами, – сказал Тимбер и сделал несколько шагов вперёд. Он положил руку на упавшее дерево. От прикосновения кора посыпалась в траву, и под рукой нуониэля оказался белёсый сосновый ствол, гладкий и влажный.

– Что там, на Сколе? Откуда такое стремление забраться на верх? – спросил Ломпатри.

– У нуониэлей не принято задавать много вопросов, но я отвечу вам, рыцарь Ломпатри, владыка провинции Айну. Заглянув в дальнозор, я вспомнил свою жизнь. Потому что через это звездочётово устройство я увидел одно из тех существ, встреченных мне в дни, когда я был ещё побегом. Я был такой же зелёный, как наш Молнезар. Мои ветви были мягче и легче. И в те времена тоже шла война. Эти существа сражались со своими врагами, а я помогал. Хотя, мог и остаться в стороне. Эта война вышла короткой – враги разбили существ без особых усилий. Эти враги славятся тем, что коль начинают войну против кого, то не останавливаются, пока не убьют всех до последнего. Так сгинуло с лица земли много рас. А теперь, на верху Скола я вижу одно из существ, которое осталось в живых. Я должен узнать, как это случилось. Это очень важно. Ведь в ту войну ещё не существовало оружия, которым можно убить этих врагов. Сейчас оружие есть, но это оружие только одно. Другого такого нет. А одного меча недостаточно, чтобы одолеть всех врагов. Если существует другой способ, пусть не убить, но хотя бы просто выжить в войне с этими врагами, это значит, что есть надежда. Надежда на то, что враги не всесильны.

Тимбер Линггер говорил тихо и медленно. Его голос дрожал, и каждое слово звенело тревогой, отдающейся эхом в тёмном прошлом. От рассказа нуониэля веяло холодом, и Ломпатри почувствовал, как по рукам побежали мурашки.

– Кто эти враги? – спросил Ломпатри, ощущая, как вместе с холодом его укутывает и невидимая пелена страха.

– Вы люди забыли про этих врагов, но продолжаете о них говорить.

– Забыли, но говорим о них? – переспросил Ломпатри. – Как это возможно?

– Сколько вопросов, господин рыцарь, – сказал Тимбер и закашлял; действие отвара начало ослабевать. – Но это и вправду возможно. Я много раз слышал, как вы поминаете этих врагов.

– Варвары? Белые Саваны с островов? – снова заговорил Ломпатри, не осознавая, что всё это тоже вопросы.

– Нет, это не Саваны, – просипел Тимбер Линггер.

– Вертепы! – начал ругаться Ломпатри. – Подземные твари! Скажите же, господин!

Тимбер Линггер перестал гладить ствол сосны и обернулся.

– О да, рыцарь, – еле слышно ответил нуониэль, кивая головою, – Они самые. Подземные твари.

Тимбер Линггер сделал резкий выдох и кашлянул. Затем он повернулся и пошёл прочь. Ломпатри с минуту думал, а потом поспешил вслед своему собеседнику.