***
Утро первым зимним морозцем дыхнуло на сонных путников. Накануне расположились на ночлег в хижине Чиджея. Сам фей отправился ночевать в «пато». Этим словом он называл развалины башни, сокрытые лесом и голыми кустами. Когда-то башня из чёрного камня гордо возвышалась над раскидистыми клёнами, а теперь она завалилась, как срубленное дерево и лежала вросшая в мягкую почву. Мох и трава год за годом наступали на гладкий чёрный камень, блестящий от росы. Но внутри башни по-прежнему оставалось сухо и тепло. Большая часть развалилась на отдельные камни, а центральная часть строения уцелела. Тут фей и коротал холодные зимние ночи. Переделав упавшую башню в уютную полуземлянку, Чиджей сделал себе завидное укрытие.
Лорни проснулся от прохлады, лизавшей его левое плечо. Не успел он открыть глаза, как услышал голос Закича: коневод шептался с Ейко.
– Идём, находим глаз, смотрим немного, кладём обратно и на цыпочках возвращаемся сюда, – объяснял Закич.
– Ай, поймают нас! – отвечал Ейко, которому явно не нравилась вся эта затея.
– Обижаешь, парень! – давил на мальца Закич. – Не такие дела проворачивали!
– Это, какие же ещё дела? Уж не с той книгою жреческой?
– Так! Всё! – рассердился Закич. – Как же вы мне все с этой книгой надоели! И знаешь что? Обидел ты меня такими подозрениями!
– Да не хотел я, – взгрустнув, ответил Ейко. – Ты извиняй.
– Хорошо. Но тогда пошли за глазом.
– Ладно, – нехотя согласился Ейко. – А как же господин рыцарь Ломпатри?
– Ему до глаза дела нет. Он и не верит в него вовсе. А если прознает, что ты такое дело провернул – только больше тебя уважать станет.
Закич и Ейко тихонько выбрались из хижины. Лорни привстал и осмотрелся: все спали, только место рыцаря Ломпатри пустовало. Скиталец испугался. Он вскочил и кинулся вон. Рыцаря он нашёл тут же, сидящим на обломках стены. С неба падали редкие маленькие снежинки, тающие, касаясь мягкой травы. Оставшиеся лоскутки рваного тумана, таяли в нарастающем свете прохладного утра.
– Господин Ломпатри, – решительно начал скиталец.
– Доброе утро, Лорни, рад тебя видеть, – ответил Ломпатри, продолжая чистить рукоять своего меча маленькой льняной тряпочкой. От доброжелательности рыцаря Лорни стало только хуже: разговор-то предстоял не из лёгких.
– Не такое оно и доброе, господин, – сказал Лорни. – Вы будете ругаться, но я знаю, что такое честь.
– Это хорошо, – ответил Ломпатри, без намёка на неискренность. Это ещё сильнее надавило на Лорни.
– И я знаю, что поступал не по чести всю жизнь. Играя в рыцарей, я посоветовал своему другу бежать, а не сражаться насмерть. Это погубило и меня и его. Теперь, жизнь снова ставит меня перед таким выбором. И я не могу поступить так же.
– Ты редкостный счастливчик, если жизнь даёт тебе возможность исправить ошибку, – ответил Ломпатри спокойно, потирая рукоять меча.
– Признать ошибку – одно, а исправить – совсем другое, – беспокойно говорил Лорни. – Можете убить меня, но я лучше умру, чем буду жить с этим. Господин Ломпатри, предал я вас! С потрохами предал!
Глава 19 «Течение самой жизни»
Скиталец шёл по лесу, держа в руках клетку с голубем. Отряд продвигался где-то рядом, по берегу реки. Очень клонило в сон, ведь последние дни выдались не из лёгких. Лагерь и штольни были уже рядом, а, глянув вверх, среди крон деревьев можно было увидеть острые скалы Дербенского Скола.
Внезапно повеяло холодом. У самой шеи вдруг возник острый клинок. Ещё шаг и этот клинок перерезал бы Лорни горло. Скиталец мгновенно замер. Широкий меч держала твёрдая рука. Из-за дерева медленно появился человек в белом саване. Он сделал несколько шагов, держа свой меч у горла скитальца. Вторым мечом он коснулся клетки с голубем.
– Дербенский хожалый, – хриплым голосом выговорил Белый Саван. Человек этот оказался высоким, сильным, широкоплечим великаном с рыжей бородой, заплетенной в две косички, перехваченные на концах резными медными скрепами. Когда этот рыжий бородач снимал с головы капюшон, Лорни заметил, что подкладка его белого льняного савана сшита из толстой и прочной кожи. Этот саван совсем не походил на меховые одежды того варварийца, которого одолел нуониэль у «наблюдальни». Рыжий бородач был облачён в добротный кожаный доспех, замаскированный под эти светлые монашеские лохмотья. Рыжие волосы сурового мужчины доходили ему до плеч и тоже были собраны в пучки, стянутые резными бронзовыми оковками.
– Коль люди так кличут, значит, хожалый и есть, – стараясь дышать ровно, ответил Лорни.
– Наши часто тебя встречают, – хрипел рыжий. – Знаешь, кто я?
– Со штолен, поди, – предположил Лорни.
– А я думал, хожалые не суют свои носы в чужие дела, – хмуро сказал рыжий. – Почёт и уважение таким хожалым. А ты, видать, спутался с рыцарями. Как интересно! И сколько их?
Лорни смолчал, а рыжий продолжил:
– Брось это, человек пути! Рыцарю недолго осталось бродить по здешним лесам. А вот ты ещё пожить можешь. Ты ведь хожалый. А хожалых убивать негоже. Я ведь не прошу тебя предавать кого-то. Мы просто беседуем. Ведь это удача – встретить человека пути и беседовать с ним.
– А разве у вас на островах беседуют с мечами у горла? – робко спросил Лорни, дрожа от страха.
– У нас на островах не беседуют. У нас сражаются. И гораздо лучше рыцарей. Ну так ты расскажешь, что же задумали твои новые друзья?
– Да всего лишь побеседовать с вами у штолен, – ответил Лорни.
– А ты, значит, идёшь впереди и смотришь, готовы ли мы к беседе или нет, – расслабленно сказал рыжий, повеселев. – Как сам считаешь, долго наш с рыцарем разговор продлится?
– А рыцарь не один, – посмелел вдруг Лорни. – Есть ещё нуониэль. И он уже поговорил с одним Белым Саваном. Беседа вышла на славу. Белый Саван просто потерял голову от своего собеседника.
– Нуониэль? Я слышал о таких. Они любят острое словцо. Но в горячих спорах несильны. Сколько Саванов его переспорят? Два? Три? Шесть?
– У него язык подвешен, – только и ответил Лорни.
Белый Саван убрал от шеи скитальца меч и огляделся. Кругом молчал лес. Воздух только начал снимать с себя пелену ночной тьмы. Накрапывал дождь, стуча каплями о мёртвые листья.
– Значит, ты решил, что нашёл себе друзей? – вздохнул рыжий. – А мне казалось, что у человека пути не может быть ни друзей, ни близких. Кто такой хожалый, по-твоему? Загадочный путник, знающий о жизни всё? Опытный следопыт и жрец учения о человеческом духе? Ты сам прекрасно знаешь, что это вздор. Такие, как ты – ничтожество. Сбившиеся с пути бедолаги, которых не признают ни земляки, ни родственники. Ты всегда поступал так, что все вокруг отворачивались от тебя. Твои новые друзья просто хотят, чтобы ты показал им дорогу, ведь ты знаешь эти места. А когда они дойдут до своей цели, тебя забудут. Ты снова останешься один. Они говорят с тобой о деле и молчат о том, что от твоего плаща разит, как от дохлого енота. Ты вонюч, одинок и труслив! Тебе не дано поступить так, как ты никогда не поступал. Ты себя не поменяешь. А если и поменяешь, то никто, никогда тебя за это не обнимет.
– Не обнимет? – удивился Лорни, забыв на секунду свой страх.
– Ха! – тихонько усмехнулся Белый Саван. – Ты и забыл, что такое объятия! Бегаешь за каждым, у кого есть две руки, надеешься на благодарность. А в чём эта благодарность заключается, уж и не помнишь! Это смешно! Не знаю, что страшнее – смерть или твоя жизнь.
Лорни молчал. Скиталец понимал, что Белый Саван хочет унизить его, оскорбить, сломать волю. И всё же этому грубому воину удалось докопаться до таких потаённых глубин души, куда сам Лорни уже давно не заглядывал.
– Так что же делать с тобой, рыцарем, южанином и этим голубем? – размышлял вслух Белый Саван, прислушиваясь к лесу. – Что будет, если голубь улетит? А если не улетит? Загадка! Ты человек пути. Мудрый. Сделаешь всё так, как надо, а мы, рано или поздно придём, и оценим твою разумность.