– Ты не рассказывал мне об этом Чиджей, – сказал Лорни.

– Конечно! Потому что ты не «последний». А вот он, – фей указал на Тимбера, – «последний». Меня назначили тафири – то есть стражником в Гурий Тохэ. Мы должны охранять глаза, чтобы никто их не заполучил. Ведь если кто-то кроме фей получит глаза и начнёт в них смотреть, то перестанет делать что-либо ещё.

– Ибо они столь прекрасны, что ничего в мире не сравниться с прелестью созерцания оных, – закончил Тимбер Линггер тем тоном, будто бы это не его слова, а слова вычитанные им из древних скрижалей, предостерегающих будущие поколения о смертельных опасностях.

– Но вы должны понимать одну вещь про радужные глаза, – продолжал фей. – Почему они так сияют и почему столь прекрасны. Глядя сквозь глаза марифей, мы видим то, что видели все другие марифеи своими глазами во все свои жизни от начала времён до сего дня. Так мы узнали о начале времён, когда мир был един. Потом мы смотрели в эти глаза и видели миры за пределами Дарналиса. Мы видел и ваш мир. Но марифей рождалось всё меньше. Потом их совсем не стало. Последняя марифея родилась здесь, в вашем мире. И звали её…

– Аниоэй, – почти шёпотом произнёс нуониэль, но не потому, что действие идеминеля заканчивалось, а потому что иначе произнести столь важное в своей жизни имя он не мог.

– Прекрасная Аниоэй, – продолжил фей. – Прекрасные глаза. Столь светлые, что окружающие её феи не могли смотреть на них без содрогания сердца. Но, как ты говоришь, Тимбер Линггер, всех фей убили. Убили и последнюю марифею, а последним, что ей удалось увидеть – твоё лицо. Мы видели всё это на другом конце мироздания, смотря в глаз другой марифеи. Шёл мой первый день на службе в Гурий Тохэ. В этот день наш мир Дарналис умер. То, что мой друг Лорни называет Дербенским Сколом, на самом деле осколок Дарналиса. Мы с вами находимся на кладбище глаз.

– Сокровища Скола, – мрачно произнёс Ломпатри.

– Я скорее поверю в то, что некая злая сила тянет всё отребье к Сколу, чтобы добить последнего фея, нежели в эти сказки с глазами, – буркнул Вандегриф. – Как местные говорят: проклятье Скола? Так вот оно перед нами и сидит! Может, и не зря мы таких казним? Может, мы так очищаем наш мир, чтобы сюда не тянулись всякие там силы тьмы.

Но Ломпатри не обращал внимания на слова друга; множество мыслей хлынуло в его разум и заставило лихорадочно думать обо всём сразу и о самом себе в частности. Вырисовывалась картинка, которая затмевала всё, что он знал и понимал до этого момента. Вокруг все говорили, а рыцарь ничего не слышал. Кирпичик за кирпичиком складывалась мозаика. Руки Ломпатри стали подниматься, тянутся к голове. Пальцы коснулись волос, ладони обхватили виски. Всё стихло.

– Как он узнал? – спросил непонятно у кого Ломпатри. – Как Великий Господин узнал о сокровище Скола?

– Мне кажется, я понимаю, о чём ты говоришь, человек, – обратился к рыцарю Чиджей. – Все радужные глаза, о которых нам известно, находятся здесь, под нашими ногами. Ещё один глаз храню я. Но одна пара глаз появилась уже в вашем мире. Рассказывая эту историю, я лучше понимаю, что такое время, и как оно работает. С тех пор, как радужные глаза принцессы Аниоэй накрыл мрак, прошло много дней. Очень много. Но сейчас, я смотрю в свой радужный глаз, и вижу свет. Один из её глаз кем-то найден. И этот кто-то хочет найти все остальные глаза.

– Куча фейских глаз, – морщась, сказал Закич. – Звучит отвратительно. Вы, господин фей, показали бы нам свой глаз. Как-то не верится, что эти штуки такие красивые, как вы тут о них рассказываете.

– Нет! Нуониэлю нельзя на них смотреть, да и вам, людям, не стоит, – со всей серьёзность сказал фей и уже более мягко добавил: – иначе можно залипнуть.

– Как-как? – удивился Закич. – Что это за словечко?

– Это я его научил, – объяснил Лорни. – Он частенько залипает на наш закат. Вам, кстати, тоже стоит взглянуть на это; отсюда сверху он выглядит бесподобно.

Солнце пряталось за облачной дымкой, тянущейся у самого горизонта. На западе, где северные горы встречались с морем, горизонт прямой линией тянулся до сизых холмов. То ли это начинались возвышенности у портового городка Дербер, то ли отсюда, со Скола видны были уже иные берега Сарварского моря. До заката оставалось совсем недолго, но Чиджей не понимал этого. Фей просто сидел на самом краю Скола, свесив ноги в пропасть, и смотрел вдаль. Время от времени он понимал руку и проводил ею перед собой, проверяя, не начался ли уже закат в полную силу. Опушка с хижиной, окружённая лесом, оказалась не так далеко от края. Правда в этом месте обрыв круто уходил вниз, и выглядел как настоящая бездна: трава, деревца – всё росло так близко к краю, что могло показаться, будто кусок земли под ногами просто исчез, растворился.

Дербены застлал туман. У края обрыва, фей, Лорни и остальные путники видел проплывающие под ногами облака. Чиджей сидел и что-то рассказывал нуониэлю на своём странном языке. Тимбер Линггер не отвечал: действие отвара из идеминеля закончилось. Ломпатри прогуливался рядом среди деревьев, размышляя о своём. Остальные расположились у костра, разведённого тут же на краю Скола. Воська сновал от костра до хижины, где лежали все припасы, и таскал всем еду, соль, дрова и всё, что его не попросят. Паренёк Ейко усердно помогал старому слуге, немало облегчая тяжёлый труд товарища. Воська не нарадовался на своего помощника. Однако бочонок с элем – подарок рыцаря Гвадемальда – старый слуга парню не доверил. Притащив бочонок к обрыву, Воська поставил его подальше от костра, чтобы никто вперёд рыцарей не набросился на пойло. Достав краник и молоток для выбивания пробки, Воська задумался. Кубки! Конечно же, он забыл кубки! Не успел слуга метнуться обратно к вещам, как из-за деревьев появился Ломпатри.

– Ах, господин! – удивившись внезапному появлению рыцаря, воскликнул Воська. – Извольте, наконец, распить подарок благородного господина Гвадемальда Буртуазье. Сколько времени берегли бочонок, аж страшно! Дайте только срок за чашами подсуетиться.

Воська кинулся прочь к вещам. Ломпатри, не обратив внимания на пересуды слуги, подошёл к бочонку и поставил на него ногу. Сидящие у костра не видели рыцаря в собравшихся сумерках, а вот фей и нуониэль, расположившиеся подальше, отчётливо видели силуэт человека на фоне тускнеющего неба.

– Дарналиса больше нет, – сказал фей Тимберу, глядя на силуэт рыцаря. – Я плавал по чёрной пустоте среди звёзд. Теперь я здесь. Тьма сгущается вокруг меня. Смерть протягивает руки к моей шее. Зачем я им, Тимбер? Я ведь самый простой, самый обыкновенный фей, не успевший сделать в своей жизни ничего толкового. Этот большой человек Ломпатри наверняка совершил много подвигов. И совершит ещё немало. Как считаешь, много ему толку от наших с тобой разговоров?

Тимбер Линггер только пожал плечами.

К обрыву подбежал довольный Воська. В руках слуга держал два кубка, один для хозяина, а другой для рыцаря Вандегрифа, сидящего с остальными у костра. Увидев рыцаря Ломпатри у самого края, с ногой, поставленной на бочонок, Воська опешил. Чутьё подсказало слуге – хозяин не в духе. Воська не остался незамеченным: Ломпатри посмотрел на своего спутника через плечо.

– Скажи, Воська, – очень тихо начла рыцарь, – есть она – честь, или нет её?

– Господин, – со всею своей добротой ответил слуга, – да мне ли, старому и глупому слуге, знать о таком?

– Брось, Воська, – прервал его Ломпатри, недовольный тем, что слуга отвечает так, как положено отвечать в подобных случаях. – Я тебя не как слугу спрашиваю, а как… Как человека… Как того, в ком есть жизнь.

Воська молча смотрел на рыцаря, не зная, что и сказать.

– Не суди строго, – сказал вдруг Ломпатри и улыбнулся. – Все эти разговоры, миры, глаза. Непривыкший я. Или я просто давно не вкушал добротного эля!

Воська обрадовался и кивнул, в знак одобрения. Но мимолётная улыбка на лице Ломпатри тут же исчезла. Он толкнул ногою бочонок с элем и тот пропал во тьме за краем обрыва. Вскоре откуда-то снизу раздался глухой удар, отозвавшийся эхом в затянутой облаками пустоте. Кроме Воськи, это видел только Лорни; скиталец в это время сидел на одном упавшем дереве в лесу, в сторонке от всех. Чиджей не рассердился на него за то, что Лорни выдал чужакам это секретное место. Видимо, приветствие нуониэля каким-то волшебным образом сняло подозрения в нечестивости помыслов незваных гостей. И всё же, несмотря на гостеприимство фея, Лорни не находил себе места, не мог общаться со своими спутниками, и постоянно наблюдал за рыцарем Ломпатри. Теперь, когда бочонок с элем полетел вниз, вместо того, чтобы быть откупоренным и выпитым до дна, Лорни пришёл в себя. Скиталец посмотрел на рыцаря новым, чистым взглядом надежды. Лорни даже встал, чтобы подойти к рыцарю, но тут к Ломпатри приблизился повеселевший Вандегриф и потянул своего друга к костру, где сидели остальные. Потом Лорни слышал, как Воська извиняется за то, что не уберёг эль, а остальные гудят, выказывая своё негодование. Лорни решил, что лучше оставить разговор с рыцарем на утро. Возможно, будет ещё не поздно.